Блин, победитель мафии

Блинкову-младшему показалось, что сейчас он найдет старшего лейтенанта и без разговоров застрелит. Шлепнет из своего преступного ТТ, а Борис Владимирович потом доказывай, что «Гюрза» мощнее, и он просто не успел достать.

Но Борис Владимирович заперся изнутри. Бабьелицый телохранитель изо всей силы дернул дверь — не открывается; заглянул в кабинет к Эдуарду Андреевичу, поводил кожаным затылком. Директор ничего ему не сказал.

— Проверено, — кивнул сам себе бабьелицый, высунулся в коридор и пригласил:

— Пожалуйста.

И вошел его важный хозяин.

Блинков-младший окаменел, машинка съехала со стола и укатилась.

Потому что в белом смокинге с атласными лацканами.

С галстуком-бабочкой, чуть выглядывающим из-под коротко подстриженной бороды.

С толстой сигарой в зубах.

Вошел не кто иной как старший князь Голенищев-Пупырко!

Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Блинков-младший и представить себе не мог старшего князя в таком виде. В белом смокинге с атласными лацканами, с галстуком-бабочкой, с толстой сигарой в зубах.

Или взять машину. Блинкову ли младшему не знать княжескую старую «Волгу» — таксисты называют их сараями, там очень большой кузов, хочешь — вози товар по киоскам, хочешь — бабку Пупырко на дачу. А тут было что-то длиннющее, сияющее — «Линкольн», может быть. Банкирская машина.

А бабьелицый? Нет, граждане, будем практиками: сколько стоит нанять такого здоровенного телохранителя? Почем за килограмм?

Не наше, конечно, дело — считать чужие деньги. Но бабка Пупырко просто убила бы сына своей золотой клюкой за такие немыслимые расходы.

— Ты что здесь делаешь? — тоже удивился князь. Конечно, не так, как Блинков-младший. Тот прямо язык проглотил, полез под стол за укатившейся машинкой.

Вот уж для кого Блинков-младший мечтал быть «что-тебе-мальчиком» и «иди-отсюда-мальчиком». Но не тут-то было. Старший князь просто мимо не мог пройти, чтобы не повоспитывать его при каждом удобном для себя и неудобном для Блинкова-младшего случае. Например, когда он (понятно, Блинков-младший, а не князь) сидел с Ломакиной и Суворовой за помойкой на холодильнике.

Старший князь считал себя другом семьи Блинковых. Во-первых, потому, что Голенищевы-Пупырко жили прямо над ними, и бабка Пупырко раз примерно в полгода устраивала затопления или подтопления, как это в зависимости от результатов называл техник-смотритель. А самое главное, старший князь был такой же дважды второгодник, как и его сыночек, и один год, кажется, в седьмом классе, проучился со старшим Блинковым. Только он тогда еще не выменял себе княжеский титул по бартеру на цистерну пива и был просто Пупырко. Иногда Блинков-младший представлял себе, как этот Пупырко бьет семиклассника старшего Блинкова по умной стриженой голове.

Старший князь постоял, постоял, а Блинков-младший посидел, посидел под столом, не подавая признаков жизни, и старший князь ушел к Эдуарду Андреевичу. Из-под стола Блинков-младший видел, что и эту дверь открыл для него бабьелицый. Причем князь ему не приказывал, а только уставился на дверь, как экстрасенс. Когда дверь открылась, он так довольно себе кивнул, вот, мол, что можно сделать одной силой воли.

Борис Владимирович возник бесшумно, вытянул Блинкова-младшего из-под стола и молча кивнул на телефонный чудо-аппарат: действуй, Блинков, ты же знаешь, как тут подслушивать. Видели.

И Блинков-младший начал действовать. Ничего не получалось.

Потом получилось, и очень громко. Борис Владимирович сорвал с головы мягкий форменный картуз и накрыл динамик телефона.

— Смотри, что делается, Эдуард Андреич! — убивался под картузом князь Голенищев-Пупырко-старший. — Это, честное слово, разгул преступности! Как же ты теперь, Эдуард Андреич?

— Да как-нибудь, Леонид. Как-нибудь обойдемся без твоей пивной, Леонид, — Эдуард Андреевич держался твердо: князь его на ты, и он князя на ты.

— Не пивная, а пивбар, Эдуард Андреич. Я открою у тебя в оранжерее пивбар, — с угрозой поправлял Эдуарда Андреевича князь Голенищев-Пупырко-старший.

— Не откроешь, Леонид, — упирался Эдуард Андреевич. — Пока я здесь директор и несу ответственность за нормальное функционирование вверенного мне хозяйства, никаких пивных в Ботаническом саду не будет. Только через мой труп.

Князь Голенищев-Пупырко-старший очень долго молчал. Борис Владимирович даже приподнял свой картуз — может быть, они там шепчутся, и не слышно?

— Не хотелось бы, — очень вежливым голосом сказал князь.

И разговор пошел совсем другой! Как будто в старенького упрямого Эдуарда Андреевича вставили дискету с новой программой.

— Стекла, — начал он, и было понятно, что список будет длинным.

Князь, видно, молча кивнул, это само собой разумелось — вставим стекла, без них оранжерея даже под пивбар не годится.

— Никого не увольнять, — продолжал Эдуард Андреевич.

— Садовники, уборщики нам самим нужны, — согласился князь. — А умников твоих могу взять официантами, кому внешние данные позволяют. Или судомойками, если не будут бить кружки.

Блинкова-младшего прямо затрясло. Он представил себе, как аспиранты Галя и Виталий, которым позволяют внешние данные, сливают недопитое пиво из кружек, чтобы еще раз его продать и сэкономить себе на машину. А толстая одышливая кандидатша наук Роза Моисеевна и бородатый Николай Николаевич, который ленится писать диссертацию, стоят в клеенчатых фартуках у мойки с мыльной водой и разговаривают на своем тарабарском языке, в котором, например, сшить — значит не сшить, а химически соединить длинные органические молекулы, и это еще самое понятное. Они так разговаривают и моют пивные кружки. А старший Блинков отошел в сторонку, достал из желтого конверта письмо из Америки, и мыльная вода с его распаренных красных рук течет на слова: «Уважаемый доктор Блинков…» На Западе наших кандидатов наук считают докторами.

Теперь надолго замолчал Эдуард Андреевич. Поганенький был момент. Предательский.

— Нет, не могу, — сдавленно сказал Эдуард Андреевич.

Предательство не состоялось.

— Ну ладно, хорошенького понемножку, — сказал Борис Владимирович не нарочно громко, но и особенно не скрываясь.

Из кабинета сразу же выглянул бабьелицый телохранитель. Он там стоял у двери на случай, если злоумышленники захотят ворваться и покуситься на жизнь князя Голенищева-Пупырко-старшего. Тогда они смогут покуситься только через его бабьелицый труп.

Старший лейтенант на глазах у телохранителя вытащил кассету из автоответчика и спрятал в карман. Блинков младший знал, что этот разговор князя с Эдуардом Андреевичем не записывался. А бабьелицый не знал, и его круглая физиономия стала длинной.

— Сгинь, — лениво приказал ему старший лейтенант.

Бабьелицый подумал и сгинул.

— Что теперь? — спросил Блинков-младший.

В кабинете затихли. Было слышно, как кто-то глухо покашливает. Борис Владимирович нахлобучил свой картуз и ребром ладони проверил, точно ли над носом пришлась кокарда или съехала набок.

— А ничего, — вздохнул он и отвел руку Блинкова-младшего, который хотел отключить звук в телефонном аппарате. — Не надо, пусть знает.

Блинков-младший понял, что действительно — ничего. Ну, старший князь теперь знает, что милиция за ним присматривает. Ну, подстрахуется: не через два, а на всякий случай через десять заборов наймет людей, которые будут бить стекла и, наверное, будут бить Эдуарда Андреевича. А сам князь на это время уедет отдыхать в Анталию, и никто не сможет доказать, что он организовал это преступление.

— Пойдем. Покажешь, где тут у вас хоздвор, — сказал Борис Владимирович милицейским голосом, каким гаишники говорят водителям: «Почему нарушаете?»

И они пошли как совершенно незнакомые люди. Блинкову-младшему даже в голову не пришло спросить, какой пистолет у старшего лейтенанта, «Гюрза» или не «Гюрза». Хотя раньше собирался.