Деревня Цапельки, дом один

Алёна вытерла глаза, обняла отца за голову, потом вырвалась и побежала в избу. Борька уже снова спал под марлевой занавеской. Мама возилась у печи.

Алёна подошла к качалке, приподняла марлю, строго посмотрела на малыша:

— Хорошо. Ладно. Расти. Скорей!

Глава XV. Дома

Вот раньше мама работала на птицеферме, и ей было некогда. А теперь мама дома, и ей всё равно некогда! Алёна ей:

— Мам, ты сказки сказывать умеешь?

А мама:

— Умею, дочка. Принеси-ка чистую пелёночку, вон на плетне сушится.

И возится с Борькой. Укладывает его спать. Алёна снова:

— Мам, а ты тоже Цаплина?

— А как же. Поди, доченька, картошки подкопай. Знаешь, где лопатка-то?

А сама хватает Борькины пелёнки — и к речке, полоскать.

Алёна ей всё про бабушку хотела рассказать. Какая у них бабушка. И ещё про Младшего.

А маме некогда.

— Подожди, — говорит, — вот бабушка приедет к нам в Марьино, опять вместе гулять станете.

Алёна так и ахнула:

— А я? Разве я не поеду в Цапельки?

— Куда ж ехать-то? Цапелек почитай что и нет. Все дома уже к нам свезли… Возьми-ка вот кастрюлечку Борькину песочком почисть.

Алёна села возле дома, трёт, оттирает копоть с кастрюльки, а сама на дорогу поглядывает, ждёт отца. Как же так? Неужели она больше Цапелек не увидит? Она и с дедушкой Младшим не попрощалась.

Как же так?

Под вечер приехал отец. Вошёл в избу:

— Где Алёна?

— Здесь я, пап!

— На́ твои вещи, а вот это гостинец от бабушки.

— А бабушка?

— Не едет она к нам, дочка. «Поживу, говорит, пока что здесь, а после видно будет».

— Как же одна-то? — удивилась мама. — Страшно небось. Все переехали.

— А велела брёвна к дедову дому свезти. Пристройку сделают — вот и не страшно. Там ещё паренька им дают — садовода. В саду жить станут.

Алёна развернула белую тряпицу, в которую был закручен гостинец.

Пирог. Яблоко. Одно-единственное, большущее, наливное. И в отдельном кулёчке всего понемногу — вишенья, смородины, сливы, крыжовника…

Она знала, почему бабушка послала ей всё это.

Но Алёна, хоть и переехала в Марьино, будто уже больше не уходила из того волшебного сада. Там солнце и тень, и яблоки в траве, а голову подымешь — на ветках вишни обсыпные, как фонарики…

И вдруг отец достал из нагрудного кармана что-то плоское — книжечка не книжечка, — аккуратно завёрнутое в газету.

— А это береги… — сказал он. — Всего одна такая фотография у бабушки.

Алёна отошла к окошку, осторожно развернула газету. И вдруг сердце у неё застучало часто-часто… Возле озера с деревьями и цветами на стуле сидела девушка в длинном белом платье. Волосы её были распущены, руки в широких белых рукавах чуть откинуты назад, будто крылья. А лицо с широко расставленными тёмными глазами как у царевны в сказке.

— Кто это? — шёпотом спросила Алёна. Но её не услышали. И она не стала переспрашивать, потому что сказка от переспроса портится. Да она и сама знала кто.

Алёна спрятала карточку под подушку. Подумала и яблоко спрятала тоже. Потом тихонько вышла на улицу. Дошла до ближнего конца деревни, свернула к полю.

— Далеко ль, Алёна?.. — услыхала она Женькин голос.

Женька тащил траву для поросёнка и, поравнявшись с Алёной, поставил корзину.

— Ты не сердись, Алён… Мы тогда яблок не рвали. Нам дед полную кошёлку насыпал.

Алёна не ответила. Чего с ним говорить-то! Будто в яблоках дело. Она так и увидела Танины сандалики да красные носочки рядом с Женькиными босыми ногами. Значит, кто за руку потянет, за тем и пойдёт?

— Чего молчишь?.. — спросил Женя.

— Я не молчу, — пробурчала Алёна.

Она вдохнула предвечерний воздух, глянула вверх, на розовое от солнца и облаков небо.

— Ну, Жень, я пошла.

И вдруг увидала: над полем, над жёлтой его стернёй, гордо вытянув белую шею и раскинув широкие белые крылья, летела птица. Она на лету подтянула длинные красные лапы, набирая высоту, и вот уже скрылась там — за полем, за лесом, за болотами… Она летела в сторону Цапелек, к тем болотам, к тому саду, в сыры боры…

А в воздухе закружилось перо.

Женька и Алёна бросились ловить. Но перо будто выбрало — пало прямо в Алёнины руки.

Это было прекрасное белое перо — длинное, гладкое. Нижний прозрачный конец его был ещё тёплый.

— Чур, на двоих! — закричал Женька.

— Нет, Жень, я ведь жадная.

Женя опустил голову.

— Ничего ты не жадная… Приходи к нашему дому в лапту играть.

— Может, приду, — ответила Алёна. И пошла домой, бережно унося перо.

Она вошла тихонько в избу, положила перо под подушку — туда, где лежали яблоко и фотография. И вдруг заплакала.

— Чего ты, дочка? — спросил отец. Он подошёл, погладил её по волосам. — Обидел, что ли, кто?

— Нет. Жалко мне.

— Чего жалко?

А Алёна и сама-то не знает. Только знает, что жалко.

— Бабушка без меня скучает.

— А ты ей письмо напиши. Я поеду — передам.

Глава XVI. Письмо

Вечером Алёна попросила у мамы бумагу и цветные карандаши. Села писать бабушке письмо.

Буквы Алёна ещё не знала, только цифры немножко. Но это не беда. Всё равно письмо получилось красивое.

И Алёна нарисовала красные и жёлтые яблоки, крепко прижатые к ветке, душистые, чуть запотевшие: проведёшь пальцем — останется, след, как по росе. И вишнёвые ягоды на длинных черенках. И ягоды малины.

И она нарисовала Борьку. Он был маленький, кудрявый и держался за её, Алёнину, руку.

И вот уж на странице появился дедушка с бородой.

И пририсовала ещё одно яблоко.

И тут у Алёны — она даже сама не знала как — получилась очень красивая белая птица. Она стояла посреди сада на длинных ногах, с отведёнными назад широкими белыми крыльями.

Но места уже не хватило, и любимую Алёну пришлось поместить в самом-самом углу странички.

Алёна отдала письмо папе. Папа положил его в конверт, заклеил, а на конверте написал:

Как получит бабушка письмо, сразу догадается, что Алёна скоро опять к ней приедет.