Под грозой (сборник)

Как во сне, промелькнуло для «его все это, он

едва сдерживал свою радость, и хотелось вылететь

стрелою за стены тюрьмы.

Когда двор опустел, Андрейка вместе с мальчи-

ками выбежал за ворота.

— Ну, я домой,— сказал Андрейка.

— А спускаться?—хотели удержать его маль-

чики.

— Я завтра приду.

— Приходи.

«Ждите», подумал Андрейка и пустился во всю

.прыть с пригорка.

Он забежал сперва в комитет и рассказал там,

как он обработал дело.

— Молодец,—похвалил его Иван Петрович.—

Ты нам здорово подмогнул.

Как на крыльях, летел Андрейка домой.

Вбежал и прямо к матери.

— А я тятьку видел.

— Где?

— В тюрьме.

Мать, широко раскрыв глаза, смотрела на

Андрейку, не веря его словам. А он быстро-быстро

залопотал о том, как он попал в тюрьму, как уви-

дел отца и передал ему записку.

20.

Прошло еще два дня в грохоте пушек, в ожи-

дании больших перемен.

С утра занездоровилось матери. Встанет, похо-

дит и опять ляжет. День проковыляла, а к вечеру

совсем слегла. И все хваталась за живот и громко

стонала.

Бабушка слезла с печи, заохала, затрясла го-

ловой.

— Пришло, видно, твое время, Даша. Охо-хо.

Еле двигая больными ногами, взялась за ра-

боту. Затопила печь, поставила воду греть.

Позже, когда у матери боли стали сильнее, ба-

бушка сказала Андрейке:

— Сходи, детка, к Егоровне, скажи—матери

худо, пускай придет.

Андрейка шапку в руки, пальтишко на плечи

и побежал.

Было темно. Бухали пушки. Небо вздрагивало

от пламенных вспышек.

Вот и маленький домик, где живет Егоровна,

, в окнах темно.

Андрейка постучал. Долго не открывали. Потом

блеснул свет, за дверью—голос.

— Кто там?

— От Щербаковых.

— Чего надо?

— Матери худо, зовут вас, бабушка.

— Ах ты, господи, в такое-то время. Погоди

там, сейчас выйду.

Андрейка остался у двери. Темно и безлюдно

было. Только пушки буравили тишину.

Андрейка думал:

«Сегодня девятый день, а пальба идет. Скоро ли

будет конец? И кто возьмет верх?»

Вышла Егоровна. Была она низенькая, круг-

лая, с широким лицом.

— Ну, пойдем, сынок.

Медленно пошли по темной улице, натыкаясь

на рытвины. Пушки ревели голодным ревом, огнен-

ные змеи лизали небо. Темнота вздрагивала и как-

будто сгущалась еще больше. Егоровна бормотала

как-бы про себя:

— И все бухают, все бухают... Совсем закружи-

лись люди. То с чужими война была, а теперь свои

воюют. А к чему это? Кому от этого лучше?

— Всем нам будет лучше,—сказал Андрейка,

вспоминая, что слышал про войну от отца.

— А сколько людей поляжет? Жить-то, ведь,

каждому хо'чется.

— Да как жить? За лучшую жизнь и бой идет.

Каждому хочется лучше жить.

— Да разве без драки нельзя?

— Нельзя, —твердо сказал Андрейка.—На то и

кулаки, чтоб ими отбиваться.

Вошли в домик. Металась на кровати в муках

болей мать. Бабушка топталась около нее. Горел

в печке огонь.

Егоровна разделась, подошла к матери и спро-

сила:

— Ну, что, милая?

— О-ох,—ответила стоном мать.

Егоровна засучила рукава, как бы собираясь

приступить к работе, потом: посмотрела на

Андрейку и сказала:

— Парнишку нужно бы куда-нибудь.

Бабушка подошла к Андрейке и сказала:

— Иди, детка, к соседям, пока мы тут не упра-

вимся.

Андрейка посмотрел на бабушку, на мать, на

Егоровну, понял, что нужно уйти, и вышел.

21.

Ночь провел Андрейка у соседей. Спал— не

спал, вскочил чуть свет, выбежал на улицу и оста-,

новился в недоумении.

Почему так тихо? Почему не стреляют пушки?

Так стало привычно слушать их буханье— и уіром,

и днем, и среди ночи. А сейчас тихо. Как будто

умерло что-то.

Андрейка оглянулся. Восток был багровый.

Румянец утра проступал зябко сквозь синеву туч.

Падал снег. Ложился тихо на мерзлую землю.

И земля как будто отдыхала под белым пухом.

Шел мимо человек быстрым, размашистым

шагом.

Андрейка спросил:

— Почему не стреляют?

Человек бросил отрывисто, <на ходу:

— Кончено. Большевики взяли город. Теперь

власть советов.

Земля ли зашаталась под ногами или ноги за-

прыгали по земле, Андрейка не мог бы сказать.

Было только радостно, и ударила в голову мысль:

«Теперь вернется отец».

Андрейка сорвался и побежал домой. И только

ткнувшись в двери, вспомнил, что дома, может

быть, еще не все ладно.

Он постучал. Открыла Егоровна. Глянула на

Андрейку смеющимися глазами и сказала:

— Иди, иди, там тебя братишка дожидается.

Андрейка вошел тихо. И первое, что толкнулось

в уши, было куваканье,—звонкое, требовательное,

голосистое.

«Братишка»,— подумал Андрейка, и с любопыт-

ством, смешанным с радостью, подошел к кро-

вати.

Мать лежала, укрытая одеялом, а рядом с ней,

завернутое в одеяльце, кричало, морщась и тре-

буя чего-то, маленькое, красное существо.

Андрейка наклонился над ним. Маленькая мор-

дочка куксилась, кривилась, суживая щелочки глаз,

и все тянула свое «уа-уа».

Андрейка посмотрел, усмехнулся и сказал:

— Маленький, а кричит здорово.

— Крепкий мужик будет,—вымолвила Его-

ровна.—Под пушку родился.

Андрейка перевел глаза на мать и сказал:

— А большевики взяли город.

— Кто тебе сказал?

— Человек один. Теперь <уже не будут стре-

лять.

Егоровна вздохнула и сказала:

— Лучше ли, хуже, а хоть конец пришел.

Андрейка опять посмотрел на мать и понял,

о чем она думает, и сказал:

— Теперь и отец наш вернется.

Мать ничего не сказала, только кивнула го-

ловой.

___

Дома не сиделось.

Андрейка то и дело выбегал на улицу. Но там

как-будто не было никаких перемен. Только пу-

шечной стрельбы не было, да на вокзале звонко

перекликались гудки.

Андрейке хотелось побежать на большие улицы,

посмотреть, что там делается, но он боялся —как бы

не прозевать отца. Он вглядывался в каждую фи-

гуру, появлявшуюся на улице: не отец ли?

Но шли все чужие, незнакомые.

Выглянул на улицу Петька Сердюков. Лицо у

него было веселое. Подбежал к Андрейке и выпа-

лил скороговоркой:

— А наш Володька вернулся.

— Из тюрьмы?

— Да.

— Ну, и что же?

— Голодом, говорит, морили. Стал худой, да

черный, прямо с ног валится.

— А отца моего не видел там?

— Не сказывал. Да, может, он в другой тюрьме,

их, ведь, без счету сажали.

Андрейке стало скучно. Пол- дня прошло, а отца

нет. Не случилось ли чего?

Смотрел вдоль улицы выжидающими глазами и

видел все чужие лица. Пошел домой опечаленный.

Там покрикивал братишка, забавно морща крас-

ную рожицу, и наклонялась к нему слабая, изму-

ченная болями мать.

Бабушка окликнула Андрейку.

— Ты бы дровец собрал.

— Ладно.

Надел шапку, пальтишко и вышел. И столк-

нулся у выхода с отцом.

— Папка, — вскрикнул Андрейка — и повис у

него на шее.

Колючая черная борода колола щеки. Пока-

зался Андрейке отец худым, бледным, но глаза

смотрели весело и голос звучал твердо.

— Здравствуй, сынок. Как ты в тюрьму попал?

— Меня комитет послал,—с гордостью сказал

Андрейка.

— А ловко у нас с запиской вышло. Кто тебя

научил?

— Сам придумал.

— Молодец. Скажу прямо —мой сын.

И крепко обнял Андрейку.

— А у нас радость,—сказал Андрейка.

— Какая?

— Братишка есть.