Клинок Уреньги

Давно и он слыхал от деда сказки про чудские клады. Будто цены этим кладам нет. Но где они лежат? И Сулея вновь стояла перед его глазами, и он думал опять:

«Вот найду я эти клады, и Сулея будет моей».

Но вдруг в его жизни пришел такой страшный день, когда и этому обманному счастью конец наступил.

Ждал Кудаш к себе в гости из Бухары далекой. По обычаю древних лет был назначен поединок — для увеселения гостя. С раннего утра, как только солнце показалось над землей и проснулись стада., потянулись люди в степь поглядеть на поединок.

Лучшие богатыри должны были сразиться. На большой поляне тархановы конники уже стояли.

Разукрашенные коврами шатры они охраняли. От главного шатра ковер змеился до самого большого коша для гостей, а за ним стояли люди, люди...

Не чуял беды в то утро Щелкан. Как поют ручейки по весне, так пело сердце у него. Решил он пойти к матери Сулеи, просить ее отдать Сулею за него замуж. Из потайного места вынул он камень дорогой, три золотистые лисицы — меха в подарок Сулее и зашагал к желанной в кош.

Но что это?

Смотрит он, а кругом безлюдие одно. Словно вымер улус, только откуда-то ветер шум людской доносил.

Долго дома не было его. В дальних местах охотничал он, оттого и не слыхал о празднике у Кудаша.

Кинулся Щелкан туда, откуда доносило гул людской с человеческой реки... Добежал до дороги, по которой ковер струился. Добежал и остановился.

Остановился и замер в страхе. Задрожал, как от лютого мороза: у тарханова шатра жены Кудаша стояли, а дальше девушки из улуса, впереди же всех его Сулея.

«О! Небо! Неужели это Сулея? — шептал про себя Щелкан. — Кто нарядил ее богаче жен Кудаша? Откуда у нее такие серьги, ожерелье дорогое? Где все это она взяла?»

Не знал Щелкан про то, что, ожидая гостей из-за хребта, приказал Кудаш отобрать из всех улусов самых красивых девушек и нарядить их в лучшие наряды. Научить, как подавать гостю подарки. Потом оставить девушек для утехи и развлечения гостю и его свите.

Несказанно обрадовалась Сулея, узнав о приказании Кудаша, что ей дадут бархатный бешмет и красные сапожки.

Не могла она дождаться утра, когда наступит праздник. И когда он наступил, она надела все украшения. От радости пела и смеялась.

Все на свете позабыла: и Щелкана и Юлтая.

— Аллах! Ведь это цветок Востока! — прошипел хитрый наперсник Кудаша Гафур, увидев Сулею, когда она подошла к шатру Кудаша. — Да, ты в гарем самого султана Бухары годна! — продолжал он.

Ничего от радости не слыхала Сулея. Гордость все заслонила в ней собой.

Но вдруг с ее лица сбежал румянец. В уголках ротика и в глазах мелькнула злость. Она увидала Щелкана.

«Ну зачем пришел? Чего ему надо? Стоял бы где-нибудь в стороне и глядел бы издалека, из-за народа!» — злобно думала она.

А Щелкан подходил все ближе, ближе. Шел прямо по ковру к шатру тархана.

Отвернулась Сулея от него. И когда в толпе прошелестело: «Едут! Едут! Скачут гости! Сбруя-то какая, а седла!», повернулась Сулея к Щелкану, который был уже совсем к ней близко. Повернулась и кинула ему в лицо:

— Уходи! Окаянный! Чего пристал? Мне богатый батырь нужен. А ты! У, шайтан! Уходи!.. — и замерла на месте.

В это время из-за ближней сопки уже всадники по ковру скакали. Люди подались вперед, но конники их оттолкнули. Остался один Щелкан. Он ничего не замечал. Он чего-то хотел крикнуть, но первое же его слово замерло в людском шуме.

— Айда сюда, Щелкан! Уходи с дороги! — кричали ему люди.

Несколько рук протянулось к нему. Кто-то было уже его схватил. Но было поздно. Дикий вопль Щелкана пронесся над еланью и потух где-то за толпой. Потух, но свист Кудашевой плети звенел и резал воздух.

Кудаш хохотал и стегал сбитого с ног Щелкана, а когда устал стегать Кудаш, то прокричал:

— Убрать его! Каждого барана за свою ногу вешать надо! — И бросил окровавленную плеть. Соскочил с коня.

На копытах коня, на ковре и на земле кровь Щелкана заалела...

Как очутился Щелкан в своем коше? Не помнил. Как его люди поднимали, когда ушел Кудаш с гостями под свой шатер, — ничего не чуял Щелкан. Только свист плети да дикий крик Кудаша звенел в его ушах, и до боли кипела ненависть на Кудаша и на Сулею.

А Сулея? Не пришла она в родной кош. Игрушкой, забавой стала для Кудашевых гостей. Песнями и танцами под звуки старого курая она гостей развлекала...

В тот год, говорят, на редкость вышло лето: не умолкали грозы, не прекращались дожди. В степях выросла трава выше роста человека. Лохматые тучи все закрыли небо. Сумрак и туманы нависли над землей.

Не светлей было и на сердце у людей. Не мог забыть народ расправы Кудаша над Щелканом.

А тут еще новое дело закипело: пуще прежнего лютовал Кудаш, дознавшись о заговоре против себя.

Не сладко жилось и Сулее у Кудаша, Потемнела ее красота. Все реже и реже пела она про то, откуда красоту свою брала. Забыла она, какой бывает степь весеннею порой. Как пахнут травы на лугах, как ветры обнимают.

Кудашевы ковры все собой заслонили. Оттого не раз тянуло ее в степь, на вольный ветер, на курганы, а больше всего в родной кош, к матери забытой.

Не раз ее слезы падали на дорогие ожерелья. Не раз она видела мать во сне, и Щелкана, и Юлтая. Далеко стоял байский кош, в котором жила Сулея И, может быть, даже ветер не слыхал, как однажды Кудаш рядился с гостем за Сулею. Решил он ее продать, стараясь гостю угодить и себя не забыть.

Богат и знатен был этот гость, и силы его боялся Кудаш. А гость загостился: ждал караван и гонцов, к тому же гостевание в те времена часто длилось годами.

Так вот, хоть и далеко была Сулея от Щелкана и Юлтая, но не забыли братья ее.

Щелкан возненавидел, а Юлтай берег по-прежнему ее в думах.

Правда, после расправы Кудаша с Щелканом Юлтая будто подменили. Куда и озорство его и шутки пропали. Грозой он глядел на всех.

А как-то раз, когда его друг, хожалый человек — много их тут проходило — узнал про Юлтаеву беду, сказал ему:

— И ты молчишь? И тебя Кудаш, как худого барана, за твою же подвесит ногу!

Когда же Щелкан сбежал из улуса, совсем потемнел Юлтай. Жалко было ему брата, а потому прежний страх перед баем Кудашем будто ветром с его сердца сдуло.

Но Сулея манила. Не мог он ее забыть. Хоть и понимал, что она во всем горе Щелкана виновата. Из-за нее он сбежал и от обиды на тархана Кудаша...

Но Сулея его так манила, что в одну из ночей, когда из-за грозы людям казалось, будто степи живыми стали, так гудела земля, не выдержал Юлтай и пошел искать Сулею.

Не веселым женихом шел он к Сулее, а волком затравленным или рысью пробирался.

И то ли ему ветер помогал и шум дождя, только стража не слыхала, как Юлтай возле коша Сулеи очутился.

Замигал огонь в каганце посередке коша от ветра, зашевелилась кошма у входа в кош и... Юлтай бросился к Сулее.

Но враз пошатнулся и осел. Кто-то ударил его в спину — раз, другой... Когда же пришел он в себя и огляделся, цепи загремели на ногах.

Крепко охранял свои богатства Кудаш, а за Сулею он собирался получить немало.

Без крика и вопля окаменела Сулея, увидав, как возле нее связывали Юлтая.

До рассвета просидела она возле того места, где в крови еще плавали кудри Юлтаевых волос.

А наутро, когда надо было входить к гостям и петь, Сулея первый раз вышла к ним без уборов и одетой в простую одежду. Кровь Юлтая все мерещилась ей на Кудашевых нарядах.

Щелкан же в это время все шел и шел. И чем дальше он уходил от степи, тем гуще становился лес на его пути, а потом пошел уж настоящий бурелом.

Но не страшно было в лесу парню.

К тому же говорится, что и под бурелом солнце проникает. Не задрожал Щелкан и тогда, когда с сохатым повстречался. Постоял, постоял зверь на дороге, поглядел на парня и тихонько скрылся за сосной. Известно — непуганый зверь.

Сколь шел Щелкан? Не помнил. Только на третий день пути, когда дремучий лес на горах показался и вечерняя мгла заползла под ельник, стал Щелкан место на ночлег выбирать. Оглядел низинку и вдруг увидел: под старой елью кто-то лежал.