Орел и Джованни

— Эй, Нун, мне снова приснилась мама! — говорит маленькая Рамена.

Но ее брат Нунес молчит и делает вид, что торопится на работу.

— Слышишь, Нун, мама…

— Ладно, помолчи! — говорит Нунес сердито. Он не любит, когда говорят о матери, которая вот уже скоро год как оставила Барселону.

Но разве можно приказать Рамене молчать?

Стараясь не глядеть на сестру, Нунес открывает двери. Немного серого света просачивается в подвальную комнату, где никогда не бывает солнца.

А Рамена продолжает весело кричать:

— Нунес, там, в Риачуэлле, мы не будем жить под землей! Над нашими окнами будут пролетать птицы!

— Не кричи, Рамена! — просит Нунес. — Ну, пожалуйста, не кричи!

Он быстро съедает кусок хлеба, выпивает кружку воды и выходит на улицу.

В небе — ни облачка. Над кораблями почти неподвижны черные столбы дыма. Завод, где работает Нунес, далеко: нужно пройти всю гавань.

— Постой, не торопись, твой сеньор Коллона подождет! — вдруг раздается голос позади Нунеса.

Это кричит Маноло. Он тоже идет на работу, в механические мастерские порта; идет не торопясь, с завтраком подмышкой.

— Ну, что тебе?

— Новости о Пабло…

Нунес останавливается. Он срывает с головы берет и с силой сжимает его в кулаке, так что шерсть сразу становится теплой.

— Новости о Пабло?.. Его убили, да? — тяжело дыша, спрашивает он. — Убили?.. Так же, как убили Карлоса?

Маноло, в свою очередь, снимает с головы берет, высоко подбрасывает его вверх и смеется.

— Успокойся, Нунес, — говорит он тихо. — Вчера ночью Пабло бежал из тюрьмы… Он хочет с тобой повидаться…

От радости Нунес не может говорить. Молчит и Маноло. Мальчики, один черноглазый, худой, немного длиннорукий, в голубой куртке с заплатами на локтях — Нунес, другой в зеленой рубахе, широкоплечий, с красивым, умным лбом — Маноло, глядят друг на друга. «Пабло на воле… О, теперь берегись, сеньоры!» — говорят их глаза.

Так проходят две-три минуты. Наконец Нунес обнимает своего товарища и весело говорит:

— Маноло, давай крикнем: браво!

— Ладно, давай!

— Браво-о-о! — изо всех сил кричат друзья.

Полицейский, который стоит у винного склада, подозрительно глядит на мальчиков:

— Ну, чего там, бездельники, разорались?

Маноло церемонно кланяется полицейскому:

— Хорошая погода, сеньор!

— Проваливайте, бродяги! — грубо приказывает полицейский.

Мальчики уходят. Свернув за угол, они останавливаются. Здесь их пути расходятся: одному — налево, другому — направо.

— Вечером я приду, жди, — говорит Маноло. — Эй, смотри… Снова…

В ворота гавани входит судно под чужим флагом. Глаза Нунеса темнеют.

— Иностранцы, — говорит он. — Куда ни плюнь — иностранцы…

Да, верно, в Барселоне много иностранцев. Слишком много.

А море спокойно, не шелохнется.

Расставшись с Маноло, Нунес продолжает свой путь бегом и останавливается лишь у кирпичной бурой стены, на которой выведено зеленой краской:

На самом деле это обыкновенное кустарное производство. Цилиндры с газированной водой доставляет заказчикам шофер Эмилио на старой автомашине. Бутылки с лимонадом развозятся на тележках во все концы Барселоны. В тележки запряжены мальчики.

Жара. Пыль. Едкий пот струится по лицу. Скрипят колеса ручной тележки. От скрипа в ушах колючая боль. Хочется пить. Хорошо бы выпить бутылку лимонада… Но это слишком дорого обойдется. А колеса скрипят. Чтобы заглушить их ненавистный скрип, Нунес как можно громче орет:

Нет, — не заглушить скрипа тележки! Но вот приходит заря. Преображается и заметно хорошеет гавань, темная от корабельного дыма. Рыбацкие парусники вдали похожи на распустившиеся маки. Скоро домой, к Рамене.

Она сидит на улице и ждет возвращения Нунеса. Сегодня Рамена крепко потрудилась. Выбелила известью потолок и заштопала рубашку Нунеса. За ворота выходит и ее друг Хоселито, сын дворника, со своим белым лохматым псом Бандолеро.

Мальчик приказывает собаке лечь, и та покорно ложится у ног Рамены. Это большая, умная собака. У нее золотые глаза, пушистый, как у лисы, хвост и сильные, мускулистые лапы. Она — гордость Хоселито. Предложите за нее все сокровища мира — он не отдаст вам Бандолеро. Даже Рамене он не позволяет гладить ее. Но Рамена хитрая. Как только Хоселито отвернется куда-нибудь в сторону, она ласково, торопливо гладит собаку:

«Бандолеро, мой славный Бандолеро…»

Что же, и у нее в Риачуэлле будет такой пес, и ей не придется выпрашивать для него костей у соседей, как это делает Хоселито. Ее дядя Антонио — богатый. У него вдоволь еды. Пусть Хоселито не задается!

Он присаживается к Рамене и спрашивает, не глядя на нее:

— Ну, скоро ты поедешь на корабле?

— Скоро, скоро, Хоселито, — незаметно гладя Бандолеро ногой, отвечает Рамена.

— Скоро?.. А что ты там делаешь ногой?

— Ничего плохого, видит мадонна… Ничего…

— Значит, едешь?

— Ну да!

— Что-то не видать, — насмешливо заявляет Хоселито.

— Не беспокойся — увидишь. Ведь мама без нас не может…

— Выдумала!

Это слово возмущает Рамену.

— Не веришь? — поднявшись и тряхнув головой так, что ее волосы взлетают черной волной, спрашивает Рамена. — Не веришь?

— Нет, не верю.

— Ладно, я прочту тебе последнее мамино письмо.

Рамена сбегает в подвал и возвращается, держа в руке письмо.

— Не вертись, слушай, Хоселито! — говорит она. — «Нунес, Рамена, дорогие! Вы знаете, вот уже скоро год, как я живу в Риачуэлле, дочерней гавани Буэнос-Айреса, у дядюшки Антонио. Он богатый. У него собственное кафе. Называется „Каталония“. Я служу у него кассиршей и коплю деньги вам на дорогу через океан. Скоро пришлю. Как хочется мне быть вместе с вами, мой Нунес, моя Рамена! Я не могу без вас, родные!»

— Не может? Отчего же она уехала? — удивляется Хоселито.

— У нее не было здесь счастья, — с грустью отвечает Рамена.

— Не было? А там оно есть?

— Ну да. Там Антонио, он богатый.

— Отчего же он сразу не даст матери денег, если он богатый? — Хоселито — одиннадцать лет, он на два года старше Рамены. — Да, отчего? — настойчиво спрашивает он подругу.

Рамена молчит: она не может ответить. Ведь Хоселито прав. Отчего Антонио, в самом деле, не даст для них денег на дорогу?

— Значит, он злой, — взяв письмо в руки и пытливо разглядывая его, решает Хоселито. — Нет, твоя мама не нашла счастья.

— Откуда это ты взял?

— «Откуда, откуда»! Гляди, на бумаге пятна. Она плакала. А когда находят счастье, не плачут. Такие самые письма писала моя сестра, я знаю… Возьми письмо!

— Это не слезы. Это такие водяные знаки, — решительно говорит Рамена. — А вот и Нун…

Устало, с трудом передвигая ноги, Нунес подходит к дому, кладет руку на плечо сестренки и спускается с ней в подвал. Там Рамена зажигает лампочку и ставит на стол миску с гороховым супом.

Нунес берется за ложку, молча ест, о чем-то напряженно думая. А Рамена сидит на кровати, болтает ногами и смотрит на брата. Как он похудел и обносился…

— Нун, — говорит она, — мы скоро будем в Риачуэлле.

Нунес, так же как и утром, делает вид, что не слышит Рамену.

— Отчего ты не любишь, когда я говорю о маме? Я вижу, ты разлюбил ее. — В глазах девочки вот-вот блеснут слезы.

— Нет, я не забыл маму… — Это все, что он говорит ей в утешение.

Неожиданно за дверью слышится свист. Это свистит Маноло. Нунес сейчас же поднимается, усталости в нем как не бывало.