Орел и Джованни

„Разве негры не люди? Разве вас не кормит негритянская земля?“

А вечером четверо мужчин в масках ворвались ко мне, в номер гостиницы. Я схватила со стола графин с водой и швырнула в первого, кто поднял на меня плеть… Что произошло дальше, не помню…

Сознание возвратилось ко мне в тюремной камере…»

Здесь Кармела сжимает маленькие кулаки.

Кулаки сжимает и Артуро Джолатти. Он закуривает сигару и снова берется за письмо.

«Кармела, меня обвинили в том, что я разбила графином голову синьору с плетью… Я просидела в тюрьме четырнадцать месяцев и бежала. Мне помогли смелые, сильные люди, и один из них — Артуро Джолатти. Он все делает, чтобы таким девчонкам, как ты, легко дышалось под небом Италии. Артуро Джолатти ты должна любить и слушаться.

Твоя Сильвия»

— Вы помогли сестре? Да? Я буду вас любить и слушаться! — с благодарностью произносит Кармела.

Старый матрос хлопает Кармелу по плечу. Он находит в ней черты Сильвии, талантливой девушки, голос которой скоро услышат генуэзцы, и говорит:

— Ну, слушай, Кармела: твоя Сильвия на пути в Геную!

— Я скоро увижу ее? Да?

От радости Кармела пускается в пляс на площадке башни. Обняв на прощанье Джолатти, она, приплясывая, идет домой, мимо кораблей.

В гавани попрежнему людно. Много моряков. Оказывается, некоторые из них знакомы с девочкой.

— Как дела, Кармела? — доносится с кормы самоходной баржи. Это кричит машинист Амброджо, сосед по дому.

Вот и юнга Энрико. Он стоит на баке огромного танкера «Венеция», держит в руке карманное зеркальце и наводит на Кармелу. Веселый золотой луч играет на лице девочки. Она шутливо грозит рукой юнге.

— Есть новости! — кричит она. — Приходи вечером, расскажу!

Да, большие новости. Пусть теперь Бенито только попробует обидеть ее! Получит! Сам не будет рад сын лавочника!

И вдруг на фруктовом молу она лицом к лицу сталкивается с Бенито, который держит в руке самолов для макрели. Сердце Кармелы замирает, и, забыв обо всем на свете, она бежит назад, к башне.

Бенито хохочет и кричит вдогонку:

— Эй ты, сестра каторжницы!

Сестра каторжницы? Э, нет, это враки! Девочка останавливается.

— Что ты сказал? — спрашивает она.

— То, что слыхала!

Кармела возвращается. Она становится напротив Бенито. Тот никак не может понять, что произошло.

— Эй, берегись, сестра каторжницы!

— Неправда, моя сестра честная!

С этими словами Кармела бросается на обидчика, и сын лавочника, не ожидавший нападения, теряет равновесие. Он падает на бетонные плиты причала.

— Сейчас ты получишь! — поднимаясь, говорит Бенито и глядит, нет ли под ногой камня.

— Только попробуй! — говорит Кармела. — Уходи! Сейчас же уходи!

Бенито в душе трус и, как все трусы, скрывающие свою трусость, готов совершить самый отчаянный поступок, чтобы никто над ним не смеялся. Сейчас он вытащит из кармана перочинный нож и воткнет в Кармелу. Но две пощечины, да такие хлесткие, что из глаз сыплются искры, заставляют его забыть о ноже…

А Кармела убегает. Но на этот раз совсем не от страха. Нет! У нее сегодня много дел. Надо всем соседям рассказать о Сильвии. А Бенито? Она понимает, что борьба с ним лишь начинается, но сейчас он не станет гнаться за ней.

Не стоит и бежать. Кармела замедляет шаги. У нее веселое, смеющееся лицо. Может быть, и она сможет петь, как Сильвия?

О своей радости ей хочется всем рассказать сегодня. И солнцу. И ветру. И морю. И даже журавлям… Но где же они? Небо томится синей горячей тишиной. Лишь над цветущими акациями кружат маленькие черные ласточки.

«Чи-ви, чи-ви, векья!» — звонко щебечут они.

— А, вы из Чивита-Веккиа, сестрицы! — говорит Кармела. — Ну вот, вы-то мне и нужны… Летите и всем говорите: «Сильвия Моранди — честная!» Хорошо? Да?

И ласточки на самом деле разлетаются по шумной, залитой солнцем и пахнущей морем Генуе.

Анджелина

Над Генуей зажигаются звезды. Гавань, где мы сидим с лодочником Алессандро, как парус, полна ветра, и море — оно еще сохранило тепло жаркого дня — монотонно шумит, порой на минуту-две умолкая, словно прислушиваясь к словам старика.

— Анджелина, как и Леония, — бравая девчонка, — глядя на звезды, говорит Алессандро. — Да, бравая… А могло быть иначе, она могла сбиться с пути… Ладно, скажу все по порядку…

Отец Анджелины, Николо Веккини, — скверный человек: бросил семью и женился на другой женщине. Синьоре Веккини пришлось поступить на стекольный завод Амброджо Капелли. Она была робкой, молчаливой женщиной, редко улыбалась. А вот Анджелина стала другой. Она росла веселой девчонкой.

— Спой что-нибудь, Анджа! Спляши, Анджа! — часто просили ее подруги.

Что же, она не была гордой. Анджелина плясала. Анджелина пела. Вот так однажды она сидела на подоконнике, болтала ногами и пела тарантеллу, как вдруг за дверью послышались громкие голоса:

— Эй, Анджелина, открой, мы привезли твою маму!

Анджелина открыла. Матрос Леонардо и чистильщик сапог Луиджи внесли в комнату Марию Веккини.

Анджелина, взглянув на мать, стала кричать, потому что совсем не узнала ее. Мария Веккини была без сознания, вся в крови.

— Анджа, на стекольном заводе забастовка, — сказал Леонардо, — все бросили цеха… Лишь несколько человек осталось, и среди них была Мария Веккини. Она не хотела бастовать. Синьор Амброджо Капелли вызвал твою маму к себе в кабинет и стал допрашивать. Он думал, что синьора Мария, тихая и слабая женщина, сейчас же выдаст зачинщиков забастовки. Но он просчитался… Ты, Анджа, должна все знать. Не плачь, мы сейчас позовем тетушку Витторину.

Когда Мария Веккини пришла в себя, перед ней стояли тетушка Витторина — ее соседка по двору — и Анджелина, обе бледные, плачущие.

— Перестаньте, — сказала Мария. — Не надо, Анджа. Ты лучше погляди, какой сделал меня Амброджо Капелли. На мне нет живого места. Он бил меня, долго бил, а вы знаете, что у меня совсем слабое сердце… Анджа, не приходил ли доктор?

— Да, мама, один синьор в очках…

— И он оставил для меня лекарство, верно?

— Нет, он только покачал головой.

Синьора Веккини попросила напиться и, выпив глоток воды, сказала:

— Вот теперь мне лучше… Ты, Анджа, должна встретиться с Амброджо Капелли… Должна отомстить. Но не сейчас, нет, а когда подрастешь, дочка…

Это были последние слова матери.

На другой день после похорон Марии Веккини Анджелина заболела, и соседи прямо с кладбища отвезли девчонку в больницу. Оттуда она вышла спустя два месяца.

— Тетушка Витторина, скажи, где теперь синьор Амброджо Капелли? — придя к соседке, спросила Анджелина.

— Не знаю, — сказала Витторина. — Говорят, он уехал за море, а завод продал другому богатому синьору…

— Где же он?

— Не знаю.

Анджелина огорчилась и, сжав кулаки, сказала:

— Я найду его все равно!

Анджелина стала искать убийцу. Но теперь она была другой. Она не пела и не плясала. Она нашла работу в гавани, на причале сыпучих грузов: зашивала мешки, которые рвались во время погрузки. Домой возвращалась поздно, всё бродила по гавани и спрашивала матросов:

— Мой синьор, не знаете ли вы одного человека — Амброджо Капелли?

Она научилась задавать этот вопрос на всех языках, но все было напрасно. Потом Анджелина поступила на пассажирское судно «Джузеппе Верди» в качестве судомойки и побывала в Мессине, Катании и Палермо. Но и там никто ничего не знал о синьоре Капелли.

Анджелина потеряла надежду найти убийцу матери, но однажды она разговорилась с матросом из Касабланки.

Он служил на судне «Джебель Урак», которое доставило в Геную груз пробковой коры. Матрос хорошо говорил по-итальянски.

— Кем Амброджо Капелли приходится тебе? — спросил он Анджелину.