Журавленко и мы

— Зачем это в чужие окна подглядывать? Что за привычка такая?

Маринка соскочила с цоколя и дёрнула Лёву. Он тоже спрыгнул на тротуар, но упрямо ответил:

— Надо нам.

— Ну какое вам до Ивана Григорьича дело? Вы кто, родственники ему? Племянники?

Маринка сразу начала поддакивать:

— Да-да, мы родственники! Мы племянники! — и ещё что-то собиралась наплести для пользы дела.

Лёва сердито шепнул:

— Здо́рово врёшь! Сама тогда ходи!

Дворник тоже её поймал:

— Откуда это у Иван Григорьича родственники, если все в войну погибли? Откуда могут быть племянники, если нет ни сестры, ни брата? Отойдите от окна! И чтоб я больше такой картины не видел!

— Не кричите, — сказал Лёва. — Всё равно мы узнаем, отпустили его из милиции или нет.

Дворник даже обиделся:

— Вы что же думали? Из-за всякой там склочной безмозглости делу конец? Просто-напросто дома нет сейчас Иван Григорьича, — понятно?

Маринка и Лёва отошли от окна, а дворник покатил на своём грузовичке и казался на нём великаном.

Ребята не увидели Журавленко ни на другой день, ни на третий. Утром и вечером его окно было тёмным.

Наконец они набрались храбрости и позвонили в парадную. Они хотели расспросить соседа. Но сосед был на работе. Открыла его жена, приветливая, разговорчивая. Сказала, что видела, как Иван Григорьевич провожал из своей комнаты Лёву и Маринку, и говорила с ними, как со своими.

От жены соседа они узнали, что и повёл-то милиционер Ивана Григорьевича в милицию для того, чтобы поговорить без этой кляузницы в халате. Что выслушали там Журавленко и честь честью отпустили. Узнали, что, вернувшись из милиции, Журавленко открыл дверь в свою комнату, остановился на пороге и расхохотался.

— Уютное гнёздышко! Прелесть! — сказал он. — Ну что ж, так как завтра надо выйти в свет, сегодня устроим вечер отдыха.

Отдых Журавленко заключался в том, что он до поздней ночи наводил идеальный порядок в своей комнате, чистил и отглаживал костюм и, как всегда, не позволил соседке помочь ему.

Когда утром он собрался уходить, — вид у него был праздничный. Костюм — хоть на выставку. Галстук — загляденье. Ну франт франтом!

С тех пор Иван Григорьевич уходит, как на службу, с самого утра, и нет его дома до позднего вечера.

Маринке и Лёве очень хотелось узнать, — куда он уходит и что делает?

На это жена соседа не могла им ответить. Она не знала этого сама.

Глава тринадцатая. Две фигуры

Целую неделю Маринка и Лёва не видели Ивана Журавленко.

Вот бывает же так! Ничего толком о человеке не знаешь. Ни брат ему, ни сестра, ни родня. А тянет к нему — и всё. Уже видишь: трудно ему придётся, — тебе будет обидно. Видишь, что жизнь станет из-за него беспокойнее, а всё равно, — не откажешься.

Может быть, Маринка и Лёва не смогли бы это объяснить, но относились они к Ивану Журавленко именно так.

Кроме того, Маринке не терпелось увидеть, как выглядит Журавленко, когда он не в спецовке, а франт франтом.

А Лёва думал:

«Ну куда это он каждый день исчезает с самого утра? И в какой это свет ему надо выйти?»

Всё выяснилось самым неожиданным образом.

В конце недели Сергей Кудрявцев не пришёл со стройки в обычное время. Не пришёл он и час спустя.

— Лёвушка, поди к папе на работу, — попросила мама. — Посмотри, почему он так задержался.

Лёва пошёл к набережной. Дней десять он там не был.

Над Невой беспокойно взлетали чайки и бросались вниз. Волны закрывали их, будто втягивали тёмными губами.

По набережной, как всегда, шли люди. И, как всегда, шли медленнее, чем по любой улице Ленинграда.

Не в первый раз Лёва видел, как люди останавливались у гранитной ограды Невы и говорили:

— Нет, какой это всё-таки удивительный город!

Лёве нравилось, что так говорят, и нравилось, что у людей, это говоривших, так хорошо менялись лица. Ему самому хотелось смотреть на длинные и широкие, как улицы, мосты над Невой и на золочёный шпиль серой, словно туманом обтянутой Петропавловской крепости.

К ней надо оборачиваться, она далеко сзади. А перед Лёвой, вот они, недостроенные кирпичные стены с пустыми квадратами будущих окон. В квадратах видны тучи и меж туч — узкие щели в чистое вечернее небо.

На стройке тихо. Закрыты ворота, в которые въезжают грузовики с кирпичом. На всех делянках пусто… Нет, не на всех…

На делянке Сергея Кудрявцева маячат две фигуры.

Одну Лёва узнаёт сразу. Это папа.

Он и другой человек, в чёрной шляпе, работают вовсю. Только странная это работа. Они рубят кирпич за кирпичом, то подложив под него доску, то без доски. Они пробуют рубить молотком, ребром лопатки, топором и ещё чем-то… ножом, что ли?

Лёва кричит наверх:

— Папа! Для чего вы так?

Сергей Кудрявцев рубит кирпич и не слышит.

Лёва кричит громче:

— Па-апа!

— Беги, скажи маме, что скоро приду, — отвечает, наконец, Сергей Кудрявцев. — Хватит! Хорошего понемножку!

Он уже злится на человека в чёрной шляпе. Злится громко, и Лёва слышит:

— Сотый раз говорю, кирпич вам не масло. Нельзя его ровно разрезать. Год бейтесь — не выйдет! Пошли лучше ко мне обедать. Есть хочу, как дьявол!

Человек в чёрной шляпе что-то негромко говорит. Наверное, он о чём-то просит. Потому что Сергей Кудрявцев отвечает:

— Ну ладно. Попробуем в последний раз. Это вы, кажется, здорово придумали, товарищ Журавленко!

Лёва от радости бежит к воротам.

«Это я его из-за чёрной шляпы в сумерках не узнал», — думает он. Ему очень хочется взобраться туда, на леса.

Он просит:

— Можно, я к вам поднимусь?

Из будки у ворот выглядывает сторожиха в тулупе:

— Ещё чего? Сейчас и их турну. Этот новатор или изобретатель, кто он там, а до ночи не даст никакого покою.

— Эх, вы! — только и может ответить Лёва.

Он не знает, что делать. Остаться, подождать? Или скорее рассказать Маринке, где он нашёл Журавленко? С его папой Иван Григорьевич работает! Лёва побежал домой.

Он бежал счастливый и ещё больше сбитый с толку. Для чего Журавленко понадобилось рубить кирпичи? Лёва вспомнил башню, баяны на стенах, весы с маленькими чашечками… А теперь ещё зачем-то разрубленные кирпичи…

Что ж из всего этого будет?

Ну, посмотрим. Теперь уже, кажется, недолго ждать.

Глава четырнадцатая. Сергей Кудрявцев рассказывает

Лёва, Маринка и тётя Наташа надеялись, что Сергей Кудрявцев приведёт Журавленко. А Сергей Кудрявцев пришёл один.

На него все трое жадно накинулись с расспросами, а он жадно накинулся на еду.

Сергей Кудрявцев всё делал быстро и весело. Ел — тоже. Вначале он только мычал что-то с набитым ртом и подмигивал чёрным, как у цыгана, глазом. Мол, сейчас я вам всё доложу в два счёта. Дайте только сперва горячего поесть. Но сам не утерпел и пошёл, и поехал. Слова никому не дал вставить.

— В общем, считайте так, — начал рассказывать он, — день у меня сегодня выдающийся. Набился в помощники к одному человеку. Буду управлять его машиной. А знаете, что это будет за машина? Поставят её на поляну, на площадку, — одним словом, на пустое место. К одному боку этой машины будут подъезжать грузовики с материалом. И машина вам построит дом. И фундамент сама! И стены сама из кирпича построит! Дом, над которым столько корпим, она раз-раз и отщёлкает!

Сергей Кудрявцев покрутил над столом пальцем:

— Представляете, бегает такая машина вокруг — и на глазах подымаются стены! Варит котелок у человека, а?