Сирли, Сийм и секреты

— Смотри, что мы с сыном наловили, — похвастался отец Стёпы. — Я очень ловкий рыболов. А ты, отец Сийма, хоть раз бывал на рыбалке?

— Конечно, бывал, — сердито ответил отец, но Стёпин отец победоносно улыбнулся и закричал:

— Ах, бывал? А я не верю! Сколько же рыбы ты поймал? А знаешь ли ты вообще, чем рыбу ловят. Ну-ка, скажи, где взять дождевого червя? Тебе это известно, крыса сухопутная?

Рыбы выглядывали из ведра и тоже смеялись над отцом, а одна рыбка с красной чешуёй сказала человеческим голосом:

— Нет, такой бедолага нас из речки не выудит. Для этого надо быть молодцом, как Стёпин отец!

В конце концов все рыбы выбрались из ведра, взяли Стёпиного отца за руки и начали прямо на ринге водить хоровод. Отец не мог больше терпеть такое высокомерие. Он подошёл к Стёпиному отцу и влепил ему такую оплеуху, что тот пролетел сквозь крышу спортхолла и устремился к звёздам. Рыбы испугались и попытались бежать, по и они получили своё и последовали за отцом Стёпы, как серебряные брызги.

Народ вопил и бросал в воздух шапки.

— Да здравствует Хейно Стальной Кулак! Хейно Стальной Кулак — лучший в мире рыбак!

— Ура!

Отец снова влез в машину и, весело посвистывая, поехал домой.

17

Сийм с мамой вернулся из детского сада и прямиком проследовал в свою комнату, где сразу залез под стол. В волшебной стране, снимая с вешалки мантию, Сийм решил, что хватит с него этого леса и прудов, в которых кишмя кишели рыбы и русалки. Он взмахнул рукой, произнёс волшебные слова — и оказался в пустыне. Поодаль сбились в кучу перепуганные звери, их норы и деревья вмиг растаяли в воздухе, а птицы в ужасе собирали свалившиеся с ветвей яйца.

Сийму стало жаль птиц и немного стыдно от того, как жестоко он обошёлся с ними и их яйцами. Поэтому он всех птиц превратил в верблюдов, а птичьи яйца — в верблюжат. И когда другие животные страдали от жажды, верблюды чувствовали себя вполне хорошо, разгуливали по пустыне и тайком пили глотками спрятанную в их горбах воду. А верблюжата пили даже сок. Другие животные смотрели на них с завистью и бегали к Сийму жаловаться.

— Ужасно хочется пить, — говорили они. — Не будет ли волшебник столь любезен, что позволит течь с неба лимонаду?

— Я бы выпила фанты, — важно произнесла гадюка.

— Желательно холодненькой!

Сийма разозлила такая наглость.

— Мне не так-то просто по вашему хотению заставить течь с неба лимонад и мало ли ещё чего вы пожелаете, — рассердился он. — Неинтересно, когда всё получается легко. Лимонад не может течь с неба, так как лимонадный завод стережёт страшный дракон, и мне сначала надо сразиться с этим драконом, а потом посмотрим, что у нас получится с напитками.

— Тогда поторопись, — настаивала гадюка. — И принеси сразу две фанты, одной мне не хватит.

— Тебе, гадюка, вообще нельзя фанты, — заявил Сийм наглому животному. — У тебя горло болит, ты можешь пить только горячий чай.

Змея хотела сказать, что у неё ничего не болит, но Сийм успел произнести волшебные слова, и гадюка начала кашлять, как лошадь, и вообще потеряла голос. Сийм наколдовал ей шарф на шею, а затем волшебством перенёс змею в кровать под одеяло. Пусть в другой раз не вякает. А затем направился к дракону.

Солнце пекло нещадно, а горячий песок обжигал подошвы. Сийму тоже захотелось пить, но он с помощью колдовства тотчас избавился от жажды. И все-таки он почувствовал, что дальше топать по пустыне ему невмоготу. Не проще ли сделать так, чтобы дракон оказался здесь. Так он и сделал, и словно из-под земли перед Сиймом появился лимонадный завод, на трубе которого сидел большой крылатый дракон, а из пасти его торчали длинные клыки.

— Эй, ты, ящер! — крикнул Сийм. — Живо слезай отсюда и проваливай. Зверям пить хочется!

— Пусть пьют песок, — ответил дракон и улыбнулся во всю свою мерзкую пасть.

— Ну, погоди, ты у меня сам напьёшься песку, — пригрозил Сийм. Дракон презрительно смерил его взглядом и слегка плюнул огнем.

— Ты, блоха, пришёл мне угрожать! — прыснул дракон. — Да кто ты такой? Слишком маленький, чтобы проглотить тебя, слишком большой, чтобы заткнуть тобой дырку в зубе, а вот чтобы наступить на тебя и раздавить — в самый раз будешь!

— Я Сийм Ялакас с улицы Оруметса, дом 8, квартира 42, — гордо объявил Сийм. Он только недавно заучил свой адрес и решил, что сейчас будет уместно продемонстрировать свою мудрость. На дракона это заявление нагнало страху, и он трусливо спросил:

— Ах, с улицы Оруметса? И Сийм Ялакас? Уж не в третью ли группу ты ходишь?

— Да что я, малышня какая? — возмутился Сийм. — Я второй день хожу в четвёртую!

Дракон так задрожал, что свалился с трубы. Рабочие лимонадного завода подошли к окнам и, увидев чудовище валяющимся на песке, захлопали в ладоши. Они поняли, что избавление близко.

— Не позволишь ли ты мне уйти? — спросил дракон покорно. — Я не знал, что мне придётся иметь дело с мальчиком из четвёртой группы. Пощади мою голову и подари мне жизнь!

— Я подарю тебе жизнь, — смилостивился Сийм, — но превращу тебя в какое-нибудь безопасное животное, чтобы тебе не вздумалось выкидывать подобные фокусы. Каким зверем ты хочешь с тать?

— Ээ… львом, — предложил дракой, но Сийм объяснил ему, что лев далеко не безобиден.

— Тогда волком, а?

— Я превращу тебя в черепаху, — сказал Сийм. И превратил. Черепаха уползла, рабочие лимонадного завода отвернули краны, и животные с криками устремились на водопой, хваля славного волшебника. Только змея в своей кровати кашляла и пила горячее молоко, к которому Сийм наколдовал еще и большой лимон.

18

Сирли вернулась из школы такой усталой, что сразу шлёпнулась на кровать и даже думать не могла о том, чтобы слетать к облачным балеринам. Учительница заставила их несколько часов подряд складывать числа, и чем дальше, тем больше и сложнее становились эти числа. Когда Сирли зажмурилась, перед её глазами закружились тройки и шестёрки, девятки и семёрки, нуль вертелся каруселью, а восьмёрка порхала как бабочка. От этого у Сирли разболелась голова; девочка лежала и печально думала, что завтра ей снова придётся идти в школу и складывать числа.

— А у вас других уроков разве нет? — спросила мама.

— Рисования и эстонского языка?

— Есть, и это чудесные уроки, — ответила Сирли.

— Но математичка такая хитрая, она звонит в учительскую и просит пригласить туда учительницу рисования. И пока учительницы рисования в классе нет, математичка сама врывается к нам и заставляет складывать всё новые числа. Она нам покою не даёт, на перемене ходит за нами хвостом, даже в сортир заходит и спрашивает, сколько будет семнадцать плюс сто.

— Да она просто ненормальная! — предположил отец. — В моей юности был в нашей школе учитель труда — дурак, каких мало. Он заставлял нас токарить и строгать, а на переменах ловил учеников, затаскивал в свой кабинет и не отпускал на другие уроки. Другие учителя не могли с ним справиться, так как этот трудовик был силён и злобен, а в кармане носил остро заточенные пассатижи, и все его боялись. Если у кого-то из ребят не получалось строгать, этот болван бил его по затылку деревянным молотком, так что глаза на лоб лезли. В конце концов мы с ребятами решили, что дальше терпеть его не желаем, и подмешали в столовой в его суп столярный клей. И у этого идиота челюсти склеились. Его увезли в больницу. И больше он в нашу школу не возвращался.

— Не может этого быть! — сказала мама, но отец побожился, что всё это — истинная правда.

— Это было в прежние времена, тогда попадались всякие типы, — пояснил он. — Но сейчас мне удивительно, что таких, как ваша математичка, подпускают к детям.