Колыбельная для брата

мотришь?

– Ага. Вспоминаю, – сказал Кирилл.

Митька неожиданно засопел и забрался к нему на колени. Вроде бы для того, чтобы лучше разглядеть кадр. Но смотреть не стал и вдруг неуклюже прижался к Кириллу.

Он был с мягкими после ванны волосами, непривычно маленький и тихий. От него пахло ромашковым мылом и еще почему-то свежим холстом, как от новой парусины, когда ее расстилают на солнце.

Кирилл перестал шевелиться.

– Ты что, Мить? – осторожно спросил он.

Митька горячими ладошками взял его за шею, заставил нагнуть голову и щекочущим шепотом сказал в ухо:

– Кир, давай мы подружимся. Я давно хочу.

Кирилл растерялся.

– Ну… давай. А мы разве… Мы же и так…

– Нет, не так, – решительно зашептал Митька. – Давай крепко и навеки. Чтобы говорить все тайны друг другу. И всегда-всегда будем заступаться друг за друга. Давай, а?

Услышав насчет "заступаться", Кирилл подавил улыбку. Но тут же забыл об этом. В следующий миг поднялась в нем щемящая ласковость к малышу, к нескладному фантазеру Митьке-Маусу, боящемуся привидений, к отчаянному баковому матросу, которому не страшен бешеный ветер. К товарищу по штормовым плаваниям, которого нельзя обидеть и обмануть.

Он легонько сдавил тоненькое, как у птицы, Митькино плечо, глотнул, мысленно окликнул на всякий случай зеленого Джимми и сказал:

– Давай, Митя.

Потом подхватил его и понес на диван. И, чтобы Митька не подумал, что "давай" сказано просто так, Кирилл спросил:

– А у тебя есть тайны? Расскажешь?

Митька улегся на спину, натянул до нижней губы одеяло и серьезно сообщил:

– Есть одна. Я за сараем клад зарыл. Такой сундучок, а в нем старинные монетки, я их еще в детском садике начал собирать. Это не для богатства, а для интереса.

– Для интереса даже лучше, – сказал Кирилл.

– А у тебя? – требовательно спросил Митька.

– Что у меня?

– У тебя тайна есть?

Придуманную тайну рассказывать было нельзя. Митька мог догадаться, что это не по правде. И нечестно это было бы.

Кирилл сказал, глядя в Митькины внимательные глаза:

– У меня есть… Сегодня появилась. Мне одна девочка очень нравится.

Митька серьезно опустил ресницы, будто кивнул: он понимал важность тайны. Потом опять посмотрел на Кирилла – с неожиданной тревогой.

– А ты со мной не раздружишься из-за нее?

– Ну что ты, Мить…

– А можно, я к тебе когда-нибудь приеду?

– Конечно, приезжай.

– Я на велосипеде. Мне Алька старый "Орленок" отдал, Дед обещал починить. Обещал, что сегодня, а сам не идет.

За стеной еле слышно пикнуло радио.

– Девять часов, – нервно сказал Кирилл. – Где он ходит? У меня дома, наверно, уже паника, я в семь часов хотел приехать… Ох и шум будет!

– Налупят? – сочувственно спросил Митька.

– Да при чем здесь "налупят"! Меня ни разу не лупили. Просто мама с ума сходит…

Митька горько вздохнул:

– Так и бывает: сперва за тебя волнуются, а потом тебе же и всыплют.

– Бывает? – с мрачноватым юмором переспросил Кирилл. – Ты меня утешил…

– Первый раз не больно