Юлька в стране Витасофии (сборник)

— Не подскажете, где живут Юм, Монтень и да Винчи?

— Пожалуйста, — Дьюи продиктовал адреса и уткнулся в свои бумаги.

Выходя из кабинета Дьюи, Юлька столкнулась в коридоре с синьорой Монтекки.

— Вы не знаете, где Ромео? — озабоченно спросила хозяйка дома. — Ушел вчера на бал — до сих пор нет. Допытывалась у Меркуцио, — тот смеется.

Говорит, что Ромео где-то лежит, сраженный девичьими глазами. Вот шутник! А у меня сердце так сильно болит, что и лекарства не помогают.

— Я вчера тоже была на балу, но недолго, и ничего о Ромео не знаю, — начала оправдываться Юлька. — Не беспокойтесь! Уверена: ваш сын вскоре появится.

— Дай Бог! — обрадовалась синьора Монтекки и направилась дальше по коридору.

Юлька обманывала мать Ромео: из Шекспировской трагедии ей было известно, что ночь Ромео провел в саду под балконом Джульетты, обменявшись с ней клятвами в любви, а сегодня в полдень монах Лоренцио тайно обвенчает влюбленных, сделав их мужем и женой. Возвращаясь от Лоренцо, Ромео на городской площади встретит Меркуцио, Бенволио и двоюродного брата Джульетты — Тибальда, вызвавшего Ромео на поединок.

Ромео откажется драться, и тогда поединок начнет Меркуцио, — и погибнет от шпаги Тибальда. В отместку Ромео убивает Тибальда и бежит из города.

Философ Давид Юм, к которому направлялась Юлька, жил на окраине Брайтона. Углубляясь в лабиринт нешироких улиц и узеньких переулков, Юлька с удивлением отмечала значительное количество пьяных, бредущих в одном с ней направлении. В основном это были рабочие, мелкие служащие и лавочники, но попадались и явные люмпены. Некоторые из них толкали перед собой пустые тележки. Впереди послышался шум. Выйдя на небольшую площадь, Юлька увидела окружившую оратора толпу и поняла, куда все стремились.

— Братья и сестры! — взобравшись на бочку, орал красномордый мужчина с оттопыренной бородой. — До каких пор проклятые евреи будут угнетать христиан?! Понастроили свои лавки, магазины, и теперь их товары берут охотнее, чем наши. А нам как жить?! Христа распяли, а теперь нас хотят по миру пустить. Не дадимся! Братья и сестры! Устроим евреям кровопускание, пусть знают, как христиан обижать. На ножи жидов! Бейте, душите, режьте их!

— Бей жидов! — подхватила толпа и, поощряемая призывами красномордого, рассыпалась по близлежащим улицам, грабя еврейские магазины и дома, и избивая их обитателей. Юлька оглянулась, отыскивая взглядом полицейских, но никого не увидела. Потоптавшись на месте, нерешительно отправилась вслед за предводительствуемой красномордым группой погромщиков. Взломав двери приземистого домика, погромщики ворвалась внутрь. Послышался грохот разбиваемой мебели, затем отчаянные крики избиваемых. Подойдя к домику, Юлька остановилась, не зная, что делать. Ей очень хотелось убежать, ее страшили происходящие события и свирепые, потерявшие человеческий облик, физиономии погромщиков, но вбитая в нее родителями гуманистическая мораль требовала вмешаться и защитить несчастных евреев.

Зазвенело разбитое вдребезги стекло, из окна выскочил окровавленный старик. Упав на тротуар, он попытался подняться, но, схватившись за сломанную ногу, со стоном опустился на каменное покрытие.

— Вот он, проклятый ростовщик! — заорал выскочивший из домика огромный детина. В руках он держал топор, его кожаный фартук кузнеца был покрыт пятнами крови. Подбежав к старику, детина взмахнул топором, собираясь раскроить старику голову, но ему помешала вцепившаяся в руку Юлька.

— Чертова жидовка! — выругался детина. Отшвырнув Юльку, он поднял топор и ударил, целясь на этот раз в Юльку. Только счастливая случайность — разворачиваясь, детина запнулся о камень, — пронесла топор мимо Юлькиной головы. Отшатнувшись в сторону, Юлька, словно загипнотизированная, застыла, с ужасом глядя на вновь поднявшийся вверх топор.

— Стой! — крикнул появившийся из домика красномордый главарь.

Оттолкнув детину от Юльки, он сердито сказал: — Это иностранка, разве не видишь?! Собери наших и веди дальше: там еврейская булочная.

Глянув вслед бросившемуся исполнять его приказание детине, красномордый нагнулся к старику и, обшарив его карманы, вытащил туго набитый кошелек. — Жизнь спасал, а деньги не бросил, — пробормотал красномордый.

— Как вы так можете! — воскликнула Юлька. — Я сейчас пойду в полицию и все расскажу!

— Ох, девушка, девушка! — вздохнул красномордый. — Далеко ходить не надо, я — офицер полиции.

— Да, да! — подтвердил он, увидев появившееся на Юлькином лице сомнение. — Погромы происходят не только с одобрения, но и под руководством властей. Это способ отвлечь народ от городских проблем, удовлетворить его социальные эмоции. Излив ненависть на евреев, народ перестает критиковать правительство.

Вытащив из кошелька пачку денег, красномордый протянул ее Юльке, а когда та отдернула руки, сунул деньги в Юлькин карман.

— Это за того дурака с топором, — сказал он и, спрятав кошелек за пазуху, ринулся догонять своих приспешников.

Юлька едва не помчалась в противоположном направлении, но, вспомнив слова отца: «Беду нужно останавливать там, где ее встретил», схватила старика под мышки, — от боли тот потерял сознание, — и потащила его в домик.

Зрелище разгромленных комнат было ужасным: куски мебели, усыпанный фаянсовыми черепками и осколками стекол пол, лоскуты изрезанной ножами одежды. Устроив старика на покореженном диване, Юлька в поисках бинтов заглянула в чулан и наткнулась на лежащее в луже крови тело старухи. Содрогнувшись, Юлька, стараясь не смотреть на мертвеца, нашла аптечку и поспешила на кухню. Вскипятив воду, смыла с лица старика кровь — рана, к счастью, оказалась незначительной, — и перевязала голову бинтом. Вспомнив про деньги, Юлька вытащила их из кармана и положила старику за пазуху. Украдкой пришедшую мысль о том, что часть денег можно оставить на покупку аккумулятора, Юлька прогнала: это были «грязные» деньги, которые ей дали для того, чтобы уровнять с погромщиками, сделать такой же, как они.

В ожидании, пока старик придет в сознание, Юлька подмела пол и привела в относительный порядок комнаты. Услышав стоны старика, подошла к нему и спросила: — Есть поблизости врач, к которому можно обратиться?

— Да, — прошептал старик. — Напротив нас живет доктор Альберт Швейцер^[77], попросите его прийти.

Выполнив просьбу старика — врач не только оказал помощь раненому, но и послал слугу за стариковыми родственниками, — Юлька попрощалась и ушла.

Давид Юм впустил Юльку в дом не сразу, а только после обстоятельных расспросов о том, кто она и зачем он ей нужен. Причину Юлька поняла, когда вошла: Юм прятал от погромщиков профессора Анри Бергсона^[78] и его семью — евреев по национальности. Несмотря на грозившую ему опасность, Анри Бергсон был спокоен и занимался обычным для ученых делом: дискуссией с Юмом.

— Эволюция — это постоянное рождение нового, — доказывал Бергсон. — Объекты нужно рассматривать не в терминах наличного бытия, а в процессе становления. Поэтому следствие всегда отличается от причины.

— Согласен, — кивнул головой Юм. Усадив Юльку в кресло, он расположился на диване, объяснив Юльке, что о ее делах поговорят позже.

Жена Бергсона Луиза вместе с дочкой сидела в соседней комнате, вздрагивая при каждом стуке за окном.

— Животный инстинкт цивилизация преобразовала в интеллект, а затем — в интуицию, — продолжал объяснять Бергсон. — Человек обладает памятью, поэтому прошлое не предопределяет его настоящее. В памяти прошлое продолжает существовать в настоящем.

— Наше познание начинается с опыта и заканчивается опытом, без априорного знания, — подхватил Юм. — Поскольку опыт всегда ограничен прошлым, человек не может постичь будущего. Мы знаем мир, который является в нашем сознании, но никогда не узнаем его сущности.

— Наши философские системы дополняют друг друга, — кивнул головой Бергсон. — Не будь разума, мир был бы вечно умирающим и снова рождающимся, у прошлого не было бы реальности, и поэтому не было бы прошлого. Именно память, со своим желанием все соотносить, делает прошедшее и будущее реальным, и тем самым создает истинную длительность и время.