В нашем классе

ПОСТАНОВИЛИ

Зина должна вести себя скромнее. Считать за ложь ее слова о том, что якобы ей папа велел ходить с маникюром потому, что она ногти кусает. Вынести Зине Тумановой устный выговор и дать два месяца для исправления.

V

После посещения делегацией женской школы по седьмому классу «Б» ходили самые разноречивые толки. Кое-кто говорил о том, что Димку девочки назначили руководить драмкружком, а Толю почему-то с треском выгнали и он чуть не плакал. Другие вовсе утверждали; что Толя и Димка пообещали соорудить радиолу, а сами и в ус не дуют… А на последних партах Парамонов уверял всех, что Толя выдал себя за сына композитора Дунаевского и теперь девочки будут приглашать его к себе на все вечера.

Над этими небылицами Димка от души смеялся. Он очень подробно доложил ребятам, как было дело. Ну, а если кто и прокатывался по Толиному адресу, так в этом Димка не был виноват.

С Валей Сидоровым они составили список радиобригады и договорились, что «радиоцентр» будет у Димки на дому — там у него под рукой инструменты и вообще мамаша целыми днями на работе. Если насоришь — никто ругаться не будет.

Как Димка и ожидал. Валька Сидоров, вертлявый паренек с узенькими глазами, похожий на китайца, оказался надежным человеком. В радио он ничего не понимал, но делать приемник согласился сразу.

— У-юй! — загорелся он. — А знаешь, давай и телевизор сделаем, а? Ты мне говори, что и как, а я уж все сделаю. Телевизор классический будет!

Во время большой перемены он сбегал домой и принес радиолампу, большую, с четырьмя ножками, похожую на модельку межпланетной ракеты.

— Подходит, а? — спросил он у Димки. — Она у нас в сарае лежала.

Лампа была перегоревшая, но чтобы не огорчать друга, Димка сказал:

— Подходит.

А Парамонова и Горшкова Димка не хотел к себе звать. Мороки с ними не оберешься. Известное дело, придут домой, учудят чего-нибудь, работу развалят, а потом придется перед соседями извиняться. Уж лучше с такими не связываться. А то еще папироски закурят, черти!

Пионервожатый Леня, узнав о Димкином начинании, похлопал его по плечу и сказал:

— Давай и меня запиши в вашу бригаду.

Мало-помалу с разговоров о походе в женскую школу ребята перешли на обычные разговоры: о розыгрыше первенства по хоккею с шайбой, о международном матче по боксу, который происходил в Госцирке, и что скоро будет контрольная по алгебре и как бы тут не провалиться. Но все-таки чувствовалось, что после письма из женской школы в классе началась новая жизнь, куда более интересная, чем была раньше.

Толе мешали. У отца в кабинете беспрерывно звонил телефон, и отец с кем-то говорил о двенадцатиперстной кишке…

Сегодня ночью Толе приснился какой-то легкий, хороший мотив, но когда он проснулся, этот мотив моментально вылетел из памяти. Он помнил, что в нем ясно выделялись весенние нотки. Казалось, из-за горизонта медленно поднимается солнце, где-то журчит ручей и голубая гусеница, подняв головку, ползет по березовой ветке.

И все это хотелось сейчас записать, но перед Толей на рояле как лежал, так и оставался лежать чистым лист нотной бумаги.

А придя в школу, Толя на всех уроках — и в классе и в кабинетах — садился в последнем ряду и старался быть один.

На геометрии Владимир Осипович, высокий старик в очках, раздвинув ножки циркуля, вычерчивал на доске круги и, будто портной, раскраивающий черный материал, аккуратно проводил над кругами касательные, отсекал сегменты и сектора.

Учитель физики Василий Иванович, худощавый человек с глубоко посаженными голубыми глазами, подтянув рукава пиджака, бесшумно двигался за своим длинным столом. На нем были расставлены электрофорные машины, банки с электролитом, схемы звонка и телеграфа Морзе. Учитель, будто маг и чародей, манипулировал стеклянной палочкой с никелированным шариком на конце. Дотронется палочкой — из лейденской банки вдруг вылетает молния. Прикоснется к металлической подставке — белый бумажный султан вдруг становится похожим на модель гигантских шагов.

А в зоологическом кабинете, окруженная кроликами, морскими свинками, курами и ужами, молодая учительница, недавно окончившая педагогический институт, Елена Петровна, с воодушевлением объясняла ребятам устройство скелета рыбы.

И странное дело: если дома Толю все раздражало, то теперь, несмотря на то что в классе говорил учитель, несмотря на скрип парт и шелест страниц, он быстро писал ноты на разлинованном листе.

Последним уроком была литература.

Ирина Николаевна, как всегда, стремительно вошла в класс.

Все ребята встали.

— Здравствуйте, мальчики, — сказала учительница и прошлась между партами. — А почему в классе грязно? Кто дежурный?

— Я, — ответил Горшков.

— Вот здесь, в проходе, кто-то бумагу набросал. А ну-ка, уберите!

Федя подобрал бумагу, искоса поглядев на Силкина, и бросил ее в корзину около двери.

— Садитесь!

Класс с шумом сел.

Ирина Николаевна не только преподавала в седьмом «Б» русский язык и литературу, но и была с начала ноября его классным руководителем. До нее этот класс вела Мария Федоровна — человек с добрым, мягким характером. Но почти перед самым концом четверти ее мужа перевели на работу в Архангельск, и она уехала к нему.

Седьмой «Б» внешне ничем не отличался от других классов. Учились здесь ребята кто средне, кто плохо, а кто и хорошо, баловались так же, как и остальные мальчишки. И вместе с тем, как говорила Ирина Николаевна, класс лица своего не имел. В нем не было главного — коллектива…

Учительница раскрыла портфель.

Толя сразу почувствовал, то ли по быстрым движениям, то ли по веселой искорке, затаившейся в глазах Ирины Николаевны, что у нее хорошее настроение.

— Я сейчас кое-кого спрошу… — Глаза Ирины Николаевны заскользили по ребячьим лицам.

Парамонов бесстрашно взглянул ей в глаза, незаметно наложил палец на палец и эту комбинацию сунул себе под левую коленку — авось не спросит. Такая была примета.

— Бестужев, прочтите, пожалуйста, отрывок из «Мертвых душ».

Димка вышел к доске, проглотил слюну и чуть отставил ногу.

— «Эх, тройка! Птица тройка, кто тебя выдумал?» — начал он быстро и уверенно.

Толя удивлялся. Димка словно стал чтецом-декламатором. Наверно, на репетиции у девчонок научился. Голос у него был сочный, задористый.

Когда Димка сел на место и Ирина Николаевна поставила отметку, Федя Горшков, сидевший на первой парте, обернулся к Димке и растопырил пять пальцев.

— У тебя, Дима, — сказала Ирина Николаевна, — появилась в чтении выразительность. Это хорошо. Но в следующий раз, когда ты будешь выходить к доске, всегда заправляй рубашку.

Димка конфузливо, ребром ладони, заправил рубашку.

— Теперь отвечать пойдет Парамонов. Прочти этот же отрывок.

Толя, оторвавшись от своих нот, подумал: «Ну, Юрка начнет сейчас плавать!»

И действительно, Парамонов что-то мямлил, путал слова, пропускал фразы. Он стоял высокий, широкоплечий, с умным лицом — прямо дяденька! И даже как-то неловко было за него, что он так отвечает. А подсказывать ему было нельзя. Обычно Ирина Николаевна за это ставит двойку не тому, кто подсказывает, а тому, кто отвечает.

Когда Парамонов пошел к парте, Федя Горшков показал ему три пальца и махнул рукой — дескать, не горюй, тройка тоже отметка!

Ирина Николаевна закрыла классный журнал и встала со стула.

— Сегодня, ребята, мы начнем новую тему: творчество Николая Алексеевича Некрасова.

Толя поставил на парту локти и подпер кулаками голову.