Операция «Ходики»

— И скажешь, что мы проложили след?

— Вот еще! — фыркнул Каримчик. — Он сам во всем разберется.

— А мне что делать?

— Спрячь туфли.

— Куда?

— Куда хочешь, туда и спрячь.

Он побежал к машине. Я видел, как он размахивал руками, что-то объяснял ефрейтору. Алиев, должно быть, не поверил. Тогда снова заговорил Каримчик.

— Ладно, — вдруг согласился ефрейтор, да так громко, что я услышал. — По дороге захватим Дингу.

Они давно умчались, а я все стоял, разинув рот: и что теперь будет?

Потом я вспомнил, что надо запрятать туфли. Вдруг я похолодел. Ведь мы забыли Танькин портфель под деревом. Динга сразу его найдет.

Тут из калитки выскочила Танька. Ее, наверно, уже укладывали спать, но она выскочила. Следом за ней выскочила Клавдия Васильевна и схватила Таньку за руку.

Едва за ними захлопнулась калитка, как я тоже нырнул во двор. Туфли я засунул под рубашку, и они уперлись каблуками мне в ребра. Конечно, можно было засунуть их под куртку, но я решил, что под рубашку надежней.

В коридоре стояло много всякой обуви, и я подумал, что если запрячу среди них эти туфли, то никакая овчарка не найдет.

Затем я пробрался в нашу комнату и, очень довольный собой, залез под одеяло. Пусть все думают, что я тут ни при чем. А потом Каримчик расскажет мне, как было дело.

Я и не заметил, как уснул.

Но вдруг я проснулся от лая. Я сразу вскочил и стал натягивать брюки. Кто-то барабанил в калитку. Вероятно, ее заперли. В комнате Клавдии Васильевны зажегся свет.

Я прилип к окну и старался не дышать.

Клавдия Васильевна пошла открывать калитку. Она отодвинула засов, и Динга чуть не сшибла ее с ног. Клавдия Васильевна испуганно шарахнулась в сторону.

Тут выскочила из комнаты Танька. Динга оставила Клавдию Васильевну и бросилась к Таньке. Танька пронзительно завизжала. У меня, наверно, лопнули перепонки.

Ефрейтор Алиев кое-как навел порядок.

Потом он сидел напротив нас в кабинете Танькиного отца и, судя по всему, был страшно рассержен. Он долго молчал, прислушиваясь к причитаниям Клавдии Васильевны за стеной.

Ефрейтор, наконец, заговорил.

— А теперь, ребята, расскажите, для чего вы все это придумали?

— Что придумали? — спросил Каримчик, не выдавая меня. Но все равно сердце у меня куда-то закатилось.

— Проложили след в туфлях Клавдии Васильевны.

— Кто вам это сказал? — промямлил я, подозрительно глядя на своего друга. Он делал мне какие-то знаки.

— Так ведь Динга почему бросилась на Клавдию Васильевну? — спросил ефрейтор.

— Ну, почему?

— Она запомнила запах туфель и нашла их хозяйку.

— Но ведь ей надо было найти туфли! — чувствуя, что краснею, вставил я.

— А на Таню она бросилась потому, — ефрейтор строго взглянул на Каримчика, — что мы с тобой нашли ее портфель. И ты, конечно, знал, чей это портфель, хотя говорил мне, что видишь его в первый раз.

Каримчик засопел.

— Ну, а ты что скажешь? — спросил меня ефрейтор Алиев.

— Я спал, — признался я.

— Молодец…

Потом он сказал Каримчику, чтобы тот брал с меня пример. Не знаю, чем бы закончилась эта беседа, но ефрейтор вдруг заторопился.

— Что твоему отцу сказать? — строго спросил он.

— А что? — в свою очередь спросил Каримчик.

— Ладно, — усмехнулся ефрейтор. — Ничего я ему на этот раз не скажу. Но чтобы вы больше не шкодили.

Когда он ушел, мы стали выяснять, кто больше виноват в этой истории, и поссорились.

Утром друг с другом не разговаривали. Молчали и всё. И между собой. И с Танькой. И с Клавдией Васильевной. Она нас не ругала. Ничего. Молча поставила на стол сковороду с яичницей. И тарелки. И ножи. И вилки. И хлеб в плетеной корзинке. И масло.

Мы кое-как поели и встали из-за стола. Долго бродили по городу. Забрели в кинотеатр. Танька сказала, что идет хороший фильм. Она, оказывается, тоже ходила с нами. А нам было все равно, потому мы ее сразу и не заметили. Мы купили билеты…

Потом мы так же молча обедали. Не то что обедали, а ковыряли ложками в супе. И снова пошли в кино. И Таньку веяли с собой.

Потом сидели в сквере. Я пошел за газетами. Киоскерша с длиннющими ресницами узнала меня.

— А, старый знакомый, — сказала она. — Что, пора закрывать киоск?

— Почему? — удивился я.

— Ну, ты тогда говорил, что пора.

Я все вспомнил и покраснел.

— Хороший ты мальчик, — вдруг пропела она ласково и дала мне переводные картинки.

Я вернулся к скамейке, на которой сидели Каримчик и Танька. Протянул Таньке переводные картинки.

— А где газета? — спросил Каримчик.

— Какая газета?

— Ты зачем к киоску ходил?

— Зачем я ходил?

— За газетой.

— Правда.

— А купил переводные картинки.

— Я их не покупал.

— Что же, ты их просто так взял?

Я не стал ему ничего отвечать.

Спать мы легли рано.

Следующий день был таким нее бесцветным.

Неожиданно позвонил ефрейтор Алиев.

— Как дела, следопыты?

— А что? — подозрительно спросил Каримчик.

— Вечером будьте дома. Я за вами заеду и познакомлю с Пулатом Шакировым.

— Он разве приехал? — обрадовался Каримчик.

— Одним словом, ждите! — ефрейтор повесил трубку.

— Все! — сказал Каримчик. — Теперь у нас будут медали.

— Почему?

— Шакиров приехал. С ним-то уж мы обязательно разыщем шпиона.

Мы сразу помирились. У меня снова сладко засосало под ложечкой. Вот все удивятся, когда мы придем в школу с медалями. Наверно, про нас тоже напишут в «Пионерской правде».

— Знаешь что, — сказал Каримчик, — давай пока потренируемся.

— Как? — спросил я.

— Может, вначале товарищ Шакиров попросит нас проложить учебный след. Я знаю, так занимаются с овчарками.

— Ну?

— Что ну? Вот мы с тобой его и проложим.

— Каким образом? — не очень-то обрадовался я.

— Очень просто. Как в туфлях Клавдии Васильевны прокладывали.

— И мне опять залезать в эти туфли? — совсем приуныл я.

— Не беспокойся, — успокоил он. — Ты в них не полезешь.

— Тогда ладно, — согласился я.

— Теперь мы возьмем ботинки.

Я опять скис. Он сказал, что приметил тут одни и выскочил в коридор. Вскоре он вернулся с ботинками огромного размера. Наверно, это были ботинки Таниного отца.

— А что мы с ними будем делать? — подозрительно спросил я.

— Опять двадцать пять! — рассердился Каримчик. — Проложим след.

— Зачем?

— Ну, я же тебе сказал. Потом товарищ Шакиров попросит нас проложить след, а у нас уже имеется опыт.

— А вдруг опять влипнем?

— Так ведь мы никому не скажем.

— Ну, ладно, — уступил я.

Мы завернули ботинки в газету и хотели выскользнуть на улицу. Но у калитки стояла Танька.

— Вы куда? — подозрительно спросила она.

— Никуда.

— А что у вас в газете?

— Бомба! — соврал Каримчик.

— Так я вам и поверила.

— Вот что, — сердито сказал он, — ты занимайся своими делами, а мы — своими.

— Я вот сейчас скажу бабушке, что вы убегаете, — пригрозила Танька.

— Ну и что? — спросил Каримчик.

— А то, что скоро обедать.

Не успела она это сказать, как Клавдия Васильевна выглянула в окошко на кухне и предупредила, чтобы мы далеко не забирались: через полчаса будет обед.

Танька злорадствовала.

— Отцепись! — сказал Каримчик, и мы побрели в свою комнату.

— Ничего, — успокоил он меня. — Для пользы дела можно немного и подождать.

Я кивнул и стал думать о медалях. Ах, как здорово они сверкали!

«Дай потрогать!» — приставала Танька. Каримчик не дал, а я дал.

«Хочешь поиграть в классики?» — спросила она.

Мне вдруг захотелось поиграть с ней, и я посмотрел на Каримчика.

«С медалью-то?» — только и сказал он.

Я понял, что теперь мне никогда не играть в классики. И вообще с ребятами я теперь тоже не буду играть. Все будут показывать на нас с Каримчиком, а директор школы скажет: «Берите с них пример, ребята»…