Антери, сын Лапландии

Они отпилили от упавшего ствола два бревна примерно в четыре метра длиной. Отец откатил их на то место, где решил устроить ночлег. Затем принялся обтесывать их, иначе говоря, остругивать и зачищать их поверхность, чтобы огонь хорошо занимался; при окончательном устройстве костра отесанные бока должны были прийтись друг против друга.

Во время одной из передышек он высмотрел поблизости смолистый пенек, настругал с него смолистых щепок, сломал и очистил от веток свежую березовую жердь и сказал:

— Разведи здесь костер, сын. Потом достань из своего рюкзака котелок и кофейник и набери в них воды; там, на ближней окраине болота, наверняка найдется место, где можно взять воды. Потом повесь котелок на жердь над огнем, возьми тетерку, сними с нее кожу и разрежь ее на куски. Промоешь куски мяса и принесешь их обратно… Сварим сперва суп с дичью, а потом кофе, если захочется.

Хлопот было достаточно. Таежники занялись каждый своим делом. Отец колол бревна для костра, вытесывал для брезентового укрытия шесты и клинья, носил еловые ветки, чтобы было на чем спать, колол чурбаки для разжигания костра и вообще делал все, что относилось к устройству ночлега. Антери занимался тем, что было ему поручено.

Как снимать с птицы кожу и разрезать тушку на куски, он много раз видел дома. Обычно это делал отец, но в случае необходимости с этим прекрасно справлялась и мать. Теперь это предстояло сделать ему самому, без посторонней помощи…

Он справился с этим. Правда, на это потребовалось время и обдумывание, но он справился. У него был собственный нож, который купил ему отец и для этого случая специально заточил, и теперь нож мог служить орудием при исполнении этого почетного задания.

Сперва отрезать голову. Потом хвост. Потом ноги…

Сперва все это казалось затруднительным, почти невозможным, но он пытался вновь и вновь, и, когда обнаружил, что шея сгибается лучше всего на границе позвонков, ноги в суставах, а хвост в том месте, где не мешают ости перьев, все пошло как по маслу. В конце концов разрезание птицы на куски не составило труда, после того как он снял кожу с перьями. Теперь Антери понял, почему мать и в особенности отец разделывали птицу так легко. Они знали строение ее тела вплоть до каждого позвонка, до каждого сустава и пера. Не надо было применять силу, не было нужды ломать ни одной-единственной косточки, и все-таки можно было разнять птицу на столько частей, сколько было необходимо… Птицу можно было приготовить и целиком, так, что ощипывались только перья, а кожа оставалась. Но это была уже другая история, и делалось это по большей части в домашних условиях. Сейчас отец велел разрезать птицу на куски, и Антери сделал это.

Он тщательно промыл куски в прозрачной холодной воде болотного источника, положил их в пластиковый мешочек и принес к месту стоянки. Вода в котелке, висевшем на березовой жерди, начала закипать.

— Я разрезал тетерку на части и промыл, вода скоро закипит, — доложил Антери. — Что будем делать теперь?

Отец подошел к костру. Он по одному доставал из мешочка куски мяса и внимательно осматривал каждый в отдельности. Он увидел, что дело сделано хорошо, и подметил, что сын смекнул, как к нему подступаться. Но он ничего не сказал, а только посмотрел на Антери долгим взглядом, и его лицо озарилось доброй улыбкой.

— Положим их вариться в котелок — вот что мы сделаем, — сказал он. — Брось в воду щепотку соли и перцу. Ты найдешь их в моем рюкзаке. Потом следи, чтобы вода не переливалась через край. Поддерживай под котелком ровный огонь.

Немного погодя он крикнул, стоя у защитного брезента-шатра, который был уже воздвигнут:

— Мясо будет вариться долго, котелок можно оставить без присмотра. Иди сюда, немного поможешь мне. Уложи вот эти хвойные ветки рядами… Сперва заполнишь ветками погрубее ямы на месте для спанья и выровняешь другие неровности, а уж потом будешь настилать ветки по-настоящему. Начинай отсюда, от защитного дерева. Вот так…

Антери сообразил, что защитным деревом был принесенный в качестве прикрытия сырой березовый ствол, тянувшийся от конца до конца брезента.

— А для чего это? — спросил Антери.

Отец объяснил:

— Видишь ли, когда мы разожжем костер и он будет гореть всю ночь, он согреет и высушит траву, мох, ягель и хворост между огнем и нашим местом для спанья, так что в конце концов вся поверхность земли станет совершенно сухой. От костра, конечно, будут сыпаться искры, и от них может загореться весь этот высохший мусор. Огонь пойдет к нашему месту для спанья, и если бы впереди не было препятствия в виде сырого бревна — защитного дерева, он мог бы охватить хвойные ветки, на которых мы лежим, и не успели бы мы проснуться, как у нас уже, возможно, были бы ожоги на ногах. Ведь мы будем спать крепким, глубоким сном. Может статься, в эту первую ночь тебе будет непривычно, и ты, возможно, будешь время от времени просыпаться. Но на следующую ночь и вообще после того, как ты приобвыкнешь спать на открытом воздухе, твой сон на хвое станет глубоким и освежающим. Он спокойнее и здоровее, чем дома в постели… При этом предполагается, что ты хорошо потрудился над устройством костра и всей стоянки вообще. При плохом, еле горящем костре, наоборот, человек скорее устает, чем набирается сил. Обычно легковоспламеняющийся хворост, мох и прочий лесной мусор между костром и местом для спанья удаляют, — продолжал отец. — Как видишь, и я сейчас так сделал. Но на земле всегда остаются корни деревьев, хвойные иголки или иной горючий материал, поэтому без защитного дерева не обойтись. Никакого пожара, может быть, и не возникнет, но, во всяком случае, мысль о том, что он может возникнуть, не будет мешать нашему сну. Заградительное дерево — гарантия нашей безопасности в отношении огня… А теперь о хвойных ветках. В такую погоду без дождя, в пору, когда нет снега, застлать место для сна хвойными ветками пара пустяков. То, как ты проведешь ночь, в значительной мере зависит от того, сколько труда ты отдашь устройству стоянки. Чем заботливее уложены хвойные ветки, тем мягче на них спать. Когда-нибудь я научу тебя, что делать зимой, когда все хвойные ветки покрыты снегом…

Все ели на болоте Калтио стояли нагрузшие обильным снегом. Лапландские ели и летом своеобычно узки — ведь Антери никогда не видел иных, — а сейчас, зимой, они казались тем более узкими, словно свечи. Оснеженный еловый лес выглядел торжественным местом.

Антери выехал на окраину болота. Перед ним открылось лапландское болотце, по большей части без деревьев, поросшее лишь редкими чахлыми соснами. Он догадался, что это болото Калтио. Отсюда следовало повернуть обратно. Пора было, так как короткий февральский день уже кончался.

Он все же проехал еще несколько десятков метров в сторону болота и посмотрел направо и налево. Он постарался приметить и запомнить, как выглядит пограничная линия между лесом и болотом, — может статься, это знание ему когда-нибудь пригодится. Он посмотрел также на болото и за болото. Тут мог быть какой-нибудь островок среди болота или другая особенность местности, по которой можно было бы ориентироваться, когда в этом явилась бы необходимость… Отец часто говорил, что по тайге надо ходить с открытыми глазами.

Но пространство болота Калтио не было похоже на тайгу. Здесь виднелся всего лишь один лесистый мысок над пространством бесчисленных лапландских болотец. Основание этого мыска упиралось в реку Китинен — один из трех самых крупных притоков большой реки Кемийоки. Автострада № 4 — магистральная дорога, проходящая через Финляндию, — также пересекала основание болота Калтио, но больше этот лесной мысок ничем похвастаться не мог. Несколько жалких домишек на береговом обрыве, немногочисленные поля вокруг — вот и все. Довольно далеко сопки, не видимые за лесами и болотами.

Антери развернулся в сторону дома. Он направился прочь от болота и въехал в лес. Проехав рядом мимо одной разлапистой ели, он остановился. Ему послышался какой-то необычный звук.