Том 48. Тринадцатая

Спуститься по лестнице на первый этаж дома, где находятся классная, столовая и кухня, для Коди — дело нескольких мгновений. В столовой старинные часы с кукушкой показывают ровно пять минут четвертого. Кодя придвинула к стене стул, вскочила на него и перевела стрелку на восемь часов утра. Затем Кодя мчится в классную. Здесь она делает с часами то же, что и в столовой.

"Теперь скорее в кухню! — подбодряет сама себя девочка".

В кухне стряпуха Лиза храпит, как взвод солдат. Она во сне выделывает такие рулады носом, каким, наверное, позавидовал бы любой флейтист. По лицу сладко спящей стряпухи привольно разгуливают мухи.

Все это отнюдь не мешает Коде влезть на кухонный столик, и в несколько секунд она проделывает с кухонными часами то же самое, что только что проделала с часами в классной и в столовой.

Теперь кухонная стрелка показывает десять минут девятого.

— Хи-хи-хи! — тихо радуется Кодя. — Теперь все обстоит благополучно! Превосходный выйдет сюрприз!

И она спрыгивает прямо со стола на пол.

Отчаянный вопль подвернувшегося ей под ноги жирного кота Воркуна в ту же минуту оглашает кухню.

— Ах, ты! — заволновалась девочка. — И чего кричишь, неужто же так больно?

Кот обиженно взглянул на Кодю и стал лизать свой хвост.

Едва успел успокоиться кот Воркун, как проснулась Лиза.

— Никак здесь новенькая! — удивленно произнесла она заспанным голосом, с недоумением глядя на Кодю.

— Что вам здесь надо ночью? Чего вы ищете здесь? — она так широко и сладко зевает, точно собирается проглотить и Кодю, и Воркуна, и даже всю кухню с кастрюлями, плошками и сковородками.

Кодя величественным жестом протягивает руку по направленно к часовой стрелке и важно произносит:

— Как? Вы еще спите? Но уже девятый час! Взгляните скорее! Вы проспали!

Надо было видеть, что произошло с Лизой! Она буквально кубарем скатилась с постели и несколько минут вертелась волчком по кухне, не зная, за что схватиться и что предпринять. Наконец, накинув юбку вместо кофты, а кофтой повязав голову вместо платка и завернувшись в одеяло, она, совершенно потеряв голову, помчалась в сени, а оттуда в сад к дереву с колоколом.

При этом злосчастному Воркуну, подвернувшемуся некстати под ноги Лизе, попало снова.

Но что значит один прищемленный кошачий хвост в сравнении с тем, что Лиза проспала впервые за всю свою службу в "Лесном убежище"!

Она хватается за веревку и трезвонит изо всех сил так, как будто горит усадьба.

"Бим-бом! Бим-бом!" — изо всех сил вызванивает колокол.

"Гав-гав-гав!" — вторят ему изо всех сил не вовремя потревоженные Полкан и Рябчик, очевидно, возмущенные этим ранним трезвоном, так бессмысленно прервавшим их сонные собачьи грезы.

Лиза продолжает отчаянно звонить, как бы желая наказать себя за излишнюю сонливость.

Лиза звонит. Обиженным лаем ей вторят собаки, жалобно подвывает оскорбленный кот.

Кодя проскальзывает в спальню, шмыгает в постель и беззвучно хохочет, зарывшись головой в подушки…

— Что это?

— Разве уже звонят?

— Ах, я совсем не выспалась!

— А я точно и не засыпала!

— Вставайте, вставайте, девочки! Пора! Слышите, как там, внизу, трезвонит Лиза!

Девочки нехотя поднимаются со своих постелей.

День выдался, как нарочно, пасмурный, поэтому никто из обитателей "Лесного убежища" не заметил раннего пробуждения.

Утомленные, невыспавшиеся, девочки спустились вниз на утреннюю молитву, попили молока и прошли в классную. Марья Андреевна, сонная не меньше их, приказала развернуть тетрадки, взять перья, и обычный урок начался.

Воспитательница на большой черной доске, повешенной на одной из стен классной комнаты, писала слова. Девочки, кроме Ляли-малютки, переписывали их начисто, каждая в свою тетрадку.

"Роза — красивый нежный цветок, который хорошо пахнет" — выводила крупно на доске мелом Марья Андреевна.

Саша-растеряша, окончательно потерявшая голову в это необычайное утро, не менее тщательно выводила в своей тетрадке:

"Коза — плаксивый влажный петух, который холодо чахнет…"

Потом, вместо того, чтобы обмакнуть перо в стоявшую перед ней чернильницу, она без малейшего колебания отправила туда собственный палец и была несказанно удивлена, что вместо точки у нее получилась огромная клякса величиной с медный пятак.

Не клеилась работа и у других девочек.

Софочка, совсем сонная, выводила в рифму на своей страничке: "Роза — заноза, коза — слеза… колбаса…" Дальше этого списывание не продвигалось.

Потом началась всеобщая зевота.

Ляля-малютка, чертившая палочки карандашом на отдельном листе бумаги, зевнула первой.

За ней Наташа Чижова. Еще через минуту — Катиша-трусиша, потом Вера, Наля-сказочница, Маня, Сара, большая Липа, словом, все по очереди, одна за другой.

Зевнула следом за ними и сама Марья Андреевна.

Чтобы рассеять себя и детей от невозможной дремоты, Марья Андреевна сказала преувеличенно громким голосом:

— Я буду рассказывать вам сказку, дети, а затем заставлю каждую из вас повторить.

Сделав небольшую паузу, она начала певучим голосом, растягивая слова:

— В некотором царстве, в некотором государстве, — тут воспитательница еще раз незаметно зевнула, — жил-был царь с царицей и с маленьким царевичем. У царевича была забавная игрушка (опять зевок, еще более продолжительный, чем раньше), очень забавная игрушка, а именно — небольшое зеркальце, в котором отражалось все, что делал доброго или дурного сын царевича и… — снова зевок, который Марья Андреевна всеми силами старается подавить, и опять течет плавно ее сказка: — Царевич видит в зеркале все свои дурные и хорошие поступки, и…

Глаза у Марьи Андреевны слипаются. Она делает еще одно усилие побороть сон, широко раскрывает глаза и неожиданно замечает странную картину.

Ее девочки, начиная с большой Липы и заканчивая Лялей-малюткой, дружно всхрапывают, упав головками на свои тетради. Двенадцать девочек, приняв, очевидно, стол за подушку, видят сны, забыв обо всем.

Только двенадцать, а где же тринадцатая девочка?

Марья Андреевна видит, что место вихрастой девочки пустует.

"Куда могла скрыться эта Кодя?"

Марья Андреевна хочет встать со стула, но, обессиленная, падает снова на прежнее место. В тот же миг проказник-сон прокрадывается и к ней, и учительница засыпает так же сладко, как ее двенадцать воспитанниц.

Где же, однако, Кодя?

На большой лесной поляне дремлет прозрачное синее озеро. Ветви ракит, свесившись у берега в воду, купаются в нем. На его гладкой поверхности отражаются мохнатые сосны, ясное голубое небо и пролетающие стаи диких гусей… А в глубине озера ходят вереницы серебристых жирных карасей.

Слава и его младшая сестричка знают прекрасно о богатствах лесного озера. С вечера еще брат и сестрица раздобыли большую корзину, обтянули ее парусиной, привязали якорь в виде большого кирпича, обмотанного веревкой, вырезали отверстие в парусине и опустили в это отверстие на дно корзины кусочки сырого мяса и хлебные корки. Это была приманка для карасей.

Накануне вечером дети Симановские сбегали на лесное озеро — благо Валерия Сергеевна разрешила им ходить туда, так как озеро было неглубоким и вполне безопасным, — столкнули корзинку в воду, а на утро решили пойти посмотреть на улов.

Каково же было удивление обоих, когда они увидели на берегу лесного озера вчерашнюю новенькую, Кодю Танееву, с ее забавной внешностью развеселого мальчугана!

Она стояла у самой воды и бросала камни в озеро, целясь, как настоящий мальчишка.

— Почему ты так рано встала? Почему звонят невовремя в колокол? — осведомился Слава, подходя к новенькой, и посмотрел на нее с любопытством.

— Ха-ха-ха! — весело расхохоталась Кодя. — Это по моей милости, — и, не оставляя своего занятия, она рассказала детям про свою проделку с часами.