Колька и Наташа

Продукты по карточкам выдавали нерегулярно. Город все еще находился на строгом пайке и испытывал острый недостаток в продовольствии. Надо было думать и о Каланче, который уже вышел из детдомовского возраста и нуждался в особом присмотре.

Мария Ивановна видела, как ребята стремятся к труду, добиваются права стать полноценными рабочими. Уже не раз она намеревалась побывать в столовой, где они работали. Сегодня она решила сходить туда.

Обо всем этом никто из подростков не подозревал.

Мария Ивановна предполагала прийти в столовую в первой половине дня, но задержалась. Только в четвертом часу она направилась на завод. Столовую уже закрыли. Она постучала. На стук появилась веселая Зинка. Толстушка, не дав себе труда выслушать Марию Ивановну, весело объявила:

— Обедов нет, все подчистую съели!

— Мне к повару Степану Степановичу.

Зинка поправила свои кудряшки.

— Он пошел в лечебницу, на ногу жаловаться, мозжит она у него.

Мария Ивановна кивнула головой.

— Хорошо, хорошо. Я мать Наташи и Коли, и мне хотелось бы поглядеть, как они у вас тут…

— Коля, Наташа, к вам пришли! — крикнула Зина.

Мария Ивановна застала подростков за мытьем полов в обеденном зале. Колька и Каланча неумело выжимали тряпки. Наташа скребла половицу. Неподалеку от них, рядом со сдвинутыми к стене столами и скамейками, трудилась уборщица. При виде Марии Ивановны ребята почему-то смутились.

Мария Ивановна ободряюще улыбнулась:

— Я вам не помешаю?

Колька тихо ответил:

— Нет, тетя Маша.

Зинка уже успела разнести по кухне весть о приходе матери Наташи и Кольки, и в раздаточное окно высунулись лица судомоек.

Мария Ивановна осмотрела зал. Он имел неприглядный вид: стены давно не белились, потемнели, окна грязные.

Осуждающе покачав головой, Мария Ивановна подозвала Наташу. Наташа сразу поняла, что предстоит неприятный разговор.

— Как же вы, доченька, с этим миритесь? Народу у вас хватает, а порядку мало…

— Тише, мама, — умоляюще попросила Наташа. — Люди обидятся!

Но Мария Ивановна не собиралась молчать.

— Обидятся? На кого? На себя? Смотри, как плакаты мухами засижены. А паутина по углам. И ни одного цветка в зале… Эх вы…

Кто знает, во что вылился бы разговор, но в коридоре послышался стук деревяшки, и в зал вошел Степан Степанович. Он был не в духе.

— Кто скомандовал прекратить уборку? — не обращая внимания на чужого человека, грозно нахмурил он брови-кустики. — А ну, за работу!

Его немедленно послушались. Только тогда Степан Степанович, прикрыв один глаз, другим испытующе вперился в Марию Ивановну.

— Что нужно?

Мария Ивановна поздоровалась и объяснила причину своего появления.

Узнав, что женщина приходится близким человеком подросткам, Степан Степанович смягчился и пригласил ее к себе в клетушку. Беседа вначале протекала мирно, но услыхав от Марии Ивановны ее замечания, Степан Степанович вспылил.

— Отставить вредные разговорчики! Голова кругом ходит, как бы накормить людей. Не до жиру…

Трудно было Марии Ивановне успокоить его.

— Степан Степанович, милый вы человек, — говорила она. — Вы много делаете, но разве худо зал привести в порядок? Поверьте, народ будет вам очень благодарен.

— Я что… Я не против. Только с какого фланга начать наступление?

— Найдете немного мелу? Ну, а остальным я вам подсоблю…

Через два дня рабочие корпусного цеха с удивлением наблюдали, как к цеховой столовой подъехала телега, нагруженная домашними цветами. Это Мария Ивановна вместе с Колькой и Наташей обошла квартиры рабочих, и их жены уступили часть цветов столовой.

За ночь работники столовой выбелили зал, вымыли окна. И помещение на глазах у всех преобразилось. Колька, Наташа и Каланча обернули цветочные горшки бумагой.

Степан Степанович был очень доволен. Тут и там раздавался бойкий стук его деревянного обрубка.

— Как к параду готовимся! — весело объявлял он.

…А через месяц стало известно, что Кольку, Каланчу и Наташу переводят в заклепочный цех. Для ремонта буксира не хватало заклепок, цех не выполнял задания, он нуждался в рабочих.

В числе других решили послать туда и подростков, которые настойчиво просили об этом.

Глава 24. В заклепочном

— А ну, повернитесь, покажитесь, что за птахи? Годитесь ли мне или балластом будете? — такими словами встретил ребят Михаил Федорович Зайченко — высокий мужчина, с живыми глазами и энергичным лицом.

Подростки смутились. У Кольки сдвинулись брови. Каланча обиженно сжал брови. Одна лишь Наташа с интересом рассматривала прессовщика и смело сказала:

— Вы, как Тарас Бульба сыновей нас встречаете.

— До них вам далеко, — отозвался Зайченко. — А вот ты, — указал он на Кольку, — подними-ка ящик.

Колька посмотрел на довольно большой ящик с железными круглыми обрезками, нагнулся, но тяжесть оказалась не под силу.

— Та-ак, — протянул Михаил Федорович, — попробуй ты, рыжий.

Вася ответил злым взглядом на слово «рыжий» и яростно схватился за ящик. Но и у него ничего не вышло.

— Ясно, богатыри. — Зайченко, раздумывая, провел правой рукой по щеке. — Ну, а девочку заставлять не к чему. Попробую-ка я сам.

Он схватил длинными цепкими руками ящик, оторвал его от пола и, подержав немного, поставил: — Нелегкий.

Проходивший по цеху рабочий спросил:

— Что с тобой, Федорович, не поднимаешь? Не заболел ли?

— Не-ет. Обучаю, — ответил прессовщик и кивнул головой в сторону ребят. Снова погладил щеку. — А ну-ка, парни, возьмите с того конца, а мы с девахой с этого.

И когда отнесли ящик к прессу, Михаил Федорович весело рассмеялся, показывая красивые белые зубы.

— А теперь слушайте: урок первый и самый главный закончен. Вот ты, — обратился он к Кольке, — что мы здесь проходили?

У Кольки давно уже брови распрямились.

— Вот что, — бойко ответил он, — по одному мы ничего не сделаем, а вместе — сила.

— Золотые слова, — обрадовался Зайченко. — Ты — умный парень. На прессе, если один подвел, — все, нет заклепок.

— Мы будем стараться, — поспешно сказала Наташа. — Только вы нас научите!

Каланча ерошил свои рыжие волосы и безразлично поглядывал в сторону, будто весь этот разговор не касался его.

Появился Глеб Дмитриевич Костюченко.

— Ну, как работяги? — посматривая на ребят, спросил он у Михаила Федоровича.

— Трудно еще сказать! Тут вот дело какое… — Они отошли в сторону.

— Зачем здесь дядя Глеб? — спросила у Кольки Наташа.

— Секретарем партийной ячейки избрали.

…Только теперь ребята смогли оглядеться кругом. Заклепочный цех — низкое и задымленное здание — делился на две части. В одной на нескольких дребезжащих станках нарезали гайки и болты. Здесь же ютилась цеховая контора. А за перегородкой из металлических ящиков, в которых рабочие хранили одежду, находился красный уголок. В другой половине стояли друг против друга четыре старых пресса. Около них — горны для нагрева стержней, из которых изготовляли заклепки. С правой стороны от входа в цех, в его глубине, находилась нефтяная печь для закалки инструмента. Рабочие прозвали ее «калилкой».

Вскоре к ним вернулся Михаил Федорович. Лицо его было озабоченным. Он рассказал своим помощникам об их работе, показал, как нужно нагревать стержни, как выхватывать их из пламени щипцами и бросать к нему в лоток.

— Здесь уж мое дело, — закончил он.

Зайченко проверил пресс, смазал из масленки ходовую часть, установил инструмент. И все время с лица его не сходило озабоченное выражение.

Проходя по цеху с какими-то тетрадями в руке, к ним снова завернул Глеб Дмитриевич.

— Так ты помни, Михаил Федорович, если он к тебе причалит и что-нибудь такое «завернет» — сдержись, пожалуйста. Нам его руки нужны…

— Ладно! Постараюсь стерпеть…

Матрос ушел, а прессовщик спросил у ребят:

— Готовы?

— Готовы, — закричали они.