Степь

- Совсем ещё маленькая, а какая упрямая! - сказала женщина. - Высечь бы тебя как следует!

Вряд ли Пальма слышала эти слова. В ушах у неё звенело, словно все пчёлы степи гудели вокруг.

Взбешённая женщина схватила лампу и ушла, заперев дверь снаружи. И снова спустилась кромешная тьма.

Потом женщина вернулась. На этот раз она принесла хлеб, суп, фрукты и графин с водой. Всё это она поставила перед Пальмой.

- Это тебе, если будешь отвечать, - сказала она.

Пальма зажмурила глаза, чтобы ничего не видеть, и отрицательно покачала головой.

Женщина удалилась, а через час вернулась, снова с подносом в руках.

- Ну как, будешь говорить?

Пальма покачала головой.

Волчий голод, мучительная жажда терзали девочку, но она не сдавалась.

- Грешно оказывать неповиновение властям, - сказала женщина (она была женой одного из стражников). - Отец твой дурной человек, он восстанавливает народ против правительства и нарушает законы.

Глаза Пальмы загорелись гневом, но она не проронила ни слова.

- Возьми, - сказала искусительница, - ведь ты хочешь пить.

Она налила в стакан прозрачной холодной воды.

Девочка задрожала всем телом от мучительного желания взять стакан. Она закрыла лицо руками, чтобы не видеть его.

- Ах ты зверёныш! - злобно крикнула женщина. - Вот бросить бы тебя в колодец, там ты напьёшься, да так, что тебе больше никогда не придётся пить! Сейчас пойду и скажу это коменданту. Здесь у нас колодец бездонный. Говорят, тянется до самого центра земли.

Девочка содрогнулась, но у неё не вырвалось ни слова.

- Ну, - сказала женщина вкрадчивым голосом, - что тебе стоит? Ты только скажи, где твой папа, и ты получишь всё, что только захочешь. Я уложу тебя спать в кроватку моей дочери, а утром отвезём тебя к маме. Она тоже скажет, что ты хорошо поступила. Ах, бедняжечка! Она уже потеряла мужа. Кто теперь останется у неё, если она потеряет и дочку?

Этот коварный довод казался очень убедительным.

«Бедная, бедная мама!» - подумала Пальма, но не разжала губ.

Женщина испробовала все доводы, какие только пришли ей в голову, и, взбешённая неудачей - ей обещали награду, если она добьётся успеха - швырнула графин с водой в Пальму. С наслаждением смотрела она, как чистая ключевая вода льётся на платье девочки и на каменный пол. Пальма молчала.

- Ну и лежи тут, немая гадюка! - взвизгнула жена стражника. - Вот погоди, на рассвете вылезут из щелей скорпионы, они с тобой мигом разделаются!

Она ушла, хлопнув дверью, и снова ключ заскрипел в ржавом замке.

Девочка в ужасе повернулась на бок и стала пить воду из лужи на полу. Но ей досталось так мало, что жажда стала ещё нестерпимее. Об осколки стекла она порезала себе губы.

С большим трудом поднялась она на колени, потом встала на ноги. Какой-то слабый благодатный свет проник в камеру. Это луч луны пробился в узкое незастеклённое окошко. Донёсся острый аромат цветущего вереска. Знакомый свет, милый запах подбадривали девочку. С надеждой подумала она: «А что, если я попытаюсь выбраться отсюда через это отверстие?»

Это была всего лишь бойница, очень узкая и не меньше чем на высоте двух метров у неё над головой.

Пальма знала, что тюремщики не сжалятся над ней. Таким узникам, как она, - будь это глубокий старик или малый ребёнок - нет пощады. Полиция ни перед чем не останавливается. И никто не занимается расследованием, от чего человек умер в тюрьме. Услужливый врач всегда напишет свидетельство, что смерть произошла от какой-нибудь болезни. Она знала о таких случаях из разговоров людей, которые приходили к отцу.

Какое узенькое это окошечко! Однако и она ведь не толстая. К тому же мокрое платье плотно прилипло к телу.

Камера была пуста. Пальма не нашла здесь ничего, что можно было бы придвинуть к стене. По счастью, стена оказалась неровной. Кое-где выпирали кирпичи, а в одном месте торчал железный костыль. Папа научил Пальму ловко лазить, но теперь она совсем ослабела от усталости и голода, её измучила жажда, и она боялась, что у неё не хватит сил вскарабкаться на стену. И кто знает, что там, по другую сторону, за окошком? Может быть, там степь - если судить по запаху вереска, - но она не знает этого наверняка.

Лишь одно девочка знала твёрдо: скорее можно ждать сострадания от скорпионов, чем от тюремщиков. Значит, надо напрячь все силы, чего бы это ни стоило.

Она поставила ногу на первый выступающий камень и вцепилась руками в другой, повыше. Потом ухватилась за железный костыль. Словно дятел по дереву, взбиралась она всё выше и выше. Запах вереска щекотал ей ноздри, на лицо упал луч луны. Это её подбодрило. Она разодрала себе кожу на руках и ногах, зато дотянулась до окошка и выглянула на волю. Перед ней, мирно освещенная луной, лежала Бругьера.

«Но смогу ли я пролезть через такое узкое отверстие? Что, если я упаду вниз головой?» - со страхом подумала Пальма.

Пусть так. Лучше разбиться, чем умереть здесь от побоев или погибнуть от голода и жажды. По крайней мере, смерть наступит быстро, а преследователи её отца лопнут от злости.

Она высунула голову в оконце, вся съёжилась, стараясь сделаться как можно тоньше, и стала протискиваться, обдирая кожу на руках и ногах. Нечего было и думать о том, чтобы прыгнуть, - нельзя было повернуться, чтобы вылезть ногами вперёд. Оставалось только броситься головой вниз, что бы ни случилось. Так она и сделала. Когда её колени достигли края окошка, она перегнулась; тяжесть тела перевесила, она сорвалась и упала, как падает человек, попытавшийся взлететь. По счастливой случайности, внизу была куча сухого вереска, и это смягчило удар. Несколько минут девочка лежала оглушённая, но она не расшиблась, только ноги и руки были в ссадинах и кровоподтёках.

Оглядевшись, Пальма увидела, что никакие стены не преграждают ей путь в Бругьеру. Позади возвышались казармы, но впереди расстилалось вересковое поле. Где-то на задворках казарм лаяли собаки.

Измученная, обессиленная, девочка поплелась по торфяной тропе, ведущей к степи. Сознание, что она на свободе, запах милого вереска придали ей силы, и она побежала, как бедный маленький загнанный пони. Она падала, но тут же вскакивала и снова бежала, пробираясь сквозь кустарник, ощущая только радость вновь обретённой свободы. Крупнее стали звёзды, выше поднялась луна. Может быть, протекло уже много часов - этого она не знала. Вдруг ноги у неё подкосились, и она упала в полном изнеможении, словно птица, подбитая камнем. Она лежала среди вереска. Он сомкнулся над ней и скрыл её из виду.

Всадники, отправившиеся в погоню за беглянкой, проехали совсем близко, но они не увидели ничего, кроме озарённого лунным светом вереска.

Вереск укрыл Пальму, словно в благодарность за её любовь к нему.

Боязливые ночные твари, прятавшиеся в зелени, копошились вокруг девочки, но не тронули её. Жаба пила ночную росу, маленькая серая сова гонялась за мотыльком, в темноте гудел жук.

Девочка лежала неподвижно, ничего не сознавая, её можно было принять за мёртвую.

А когда утренняя заря поднялась над восточным краем степи, на узкой тропе появился человек. С ним был осёл, навьюченный огромными корзинами. Человек этот был старый крестьянин Идаличчьо. Он раскаялся в своём малодушии и, не дойдя до дома брата на реке Ольмо, вернулся с полдороги домой.

Вечером он вывел из стойла осла и отправился в Бругьеру.

А ночью пришёл в то место, где скрывался Долабелла - а скрывался он вовсе не в подземелье разрушенной крепости, - и предупредил его, чтобы он не ходил в Галларату.

Старик посоветовал ему как можно скорее пробраться в Швейцарию.

Теперь Идаличчьо возвращался в Кардану. Корзины он наполнил жёлтым песком на случай, если его спросят, что oн делал в степи.