Почтальон, шире шаг!

Галя дождалась своего автобуса, вошла в него и… замерла от радости и удивления. На переднем сидении рядом с седым старичком сидела Валя и что-то рассказывала своему соседу.

— А вот и цирк, — сказал старик. — Ну, тебе, внучка, через четыре остановки выходить, а мне — на следующей. Будь здорова.

— До свидания, дедушка, — сказала Валя, обернулась и увидела Галю.

Это было так неожиданно.

— Ты… Ты ждала меня возле цирка? — удивилась она и прошла на заднюю площадку. — А я не в ту сторону поехала. Мне какая-то тетенька все объяснила. Посоветовала ехать дальше, вкруговую, чтобы зря не плутать. И дедушка…

Галя шмыгнула носом и отвернулась, чтобы сестра не заметила, что у нее навернулись слезы.

— А где же Нина? — спросила Валя.

— Да ну ее, — зло ответила Галя. — Валечка, ты прости меня. Это я, дура, во всем виновата, я…

— В чем? — пожала плечами Валя. — Чудачка, я ведь не заблудилась. Это я виновата — зря заставила тебя на остановке мерзнуть.

На задней площадке было свободно. Девчонки молча стояли у окна, затянутого мохнатым инеем. Потом Валя сняла рукавичку и нарисовала пальцем смешного человечка. У человечка была большая голова и тоненькие, как ниточки, ножки. Галя посмотрела на него и через силу улыбнулась.

— Пошли, — сказала она и взяла Валю за руку. — На следующей нам выходить.

Зеленый листочек

Женька нетерпеливо переступил с ноги на ногу, сделал несколько шагов к голубой, недавно покрашенной скамейке, но тут же вернулся назад и прислонился к холодному металлическому столбу с табличкой, на которой была написана буква «А».

«Нет, — подумал он, — отходить нельзя. Народу столько, что и разминуться можно. Потом ищи-свищи…»

Люди шли и шли. И небольшими группами, по два-три человека, и стройными колоннами, с флагами и транспарантами, с целыми букетами разноцветных шаров, которые рвались с ниточек в синее небо. Шли с музыкой, с песнями. Шумными потоками вливались они из примыкавших к проспекту улиц в могучую человеческую реку, которая медленно плыла по главной магистрали города к центру. Время от времени колонны останавливались на небольшой площади, и тут же начинались танцы под баяны, аккордеоны, духовые оркестры.

Женька еще четыре дня назад договорился с Сашей, что на демонстрацию они пойдут вместе с Сашиным дедушкой Андреем, как уже ходили не раз. А встретиться решили на автобусной остановке. И вот Женька ждет их, Сашу и его деда. Ждет, бережно прижимая целую охапку зеленых веток.

Сегодня, как по заказу ради праздника, выдался теплый солнечный денек. Деревья в городе еще не распустились, а у Женьки вон сколько веточек. И листочки уже вполне приличные. А Саша с дедом еще принесут. И тогда, как обычно, они пристроятся к какой-нибудь колонне, раздадут всем свои ветки с зелеными листочками, и со стороны будет казаться, словно по проспекту движется молодая рощица.

Женька и Саша живут в разных концах города, учатся в разных школах. А подружились они в пионерском лагере, где вместе отдыхали три года назад. С той поры не было такого воскресенья, чтобы они не встречались. То Женька к Саше едет, то Саша к Женьке.

Чаще ездил к Саше Женька. У Саши — своя небольшая комнатка, там ребятам никто не мешает. А у Женьки две младшие сестрички, попробуй-ка от них отбиться. Только займешься чем-нибудь серьезным, тут же принимаются ныть: дай, расскажи…

И еще у Саши есть дедушка.

Дедушка Андрей давно уже стал для Женьки самым дорогим человеком. Любит он его, как Саша, хотя Саша — внук, а Женька… так, товарищ внука. Высокий, широкоплечий, дедушка немного сутулится. Может, потому, что всю жизнь проработал столяром, а при его росте на такой работе приходилось с утра до вечера горбиться над верстаком. Когда Женька с ним познакомился, дедушка Андрей уже был на пенсии. В подвале дома он оборудовал небольшую мастерскую и все дни что-то там мастерит себе или соседям.

Это он, дедушка Андрей, научил и Сашу, и Женьку держать в руках и пилку-ножовку, и молоток, и рубанок. Умеют ребята обращаться с дрелью, долотом, стамеской, знают, что такое рейсмус и уровень… Скворечник, который Женька смастерил ко Дню птиц, был признан лучшим в школе. В нем теперь живет, весело посвистывая, пара звонкоголосых скворцов. А в некоторых скворечнях, что смастерили другие мальчишки, даже воробьи селиться не желают.

В том, что скворечня у Женьки получилась такая замечательная, конечно же, заслуга дедушки Андрея: он научил Женьку владеть столярными инструментами. Он же посоветовал Саше и Женьке собрать ранней весной, когда обрезали тополя вдоль улиц, ровненькие веточки и поставить в банки с водой. По горстке чернозема туда добавить. Ребята сделали — и настоящая рощица распустилась у них на подоконниках.

И в прошлом году зеленела она, и в нынешнем.

Тогда же, в канун минувшего Первомая, дедушка Андрей и рассказал ребятам историю о зеленом листочке.

Дедушка Андрей старый коммунист, член партии с 1924 года. Коммунистом он стал в год смерти Владимира Ильича Ленина. А до этого был комсомольцем. С восемнадцатого, с первых месяцев революции. Воевал на фронтах гражданской войны пулеметчиком. Громил с боевыми друзьями Юденича и Колчака, Петлюру и Врангеля. В годы Великой Отечественной войны был в партизанах. Ходил в засады, взрывал фашистские эшелоны, прорывал блокады карателей.

Ему есть о чем рассказать, и он любит рассказывать. Женька и Саша услышали от дедушки немало и грустных, и смешных историй. Но когда Саша попросил рассказать, какой Первомай ему запомнился больше всего, надеясь услышать новый рассказ о войне, дедушка Андрей, не задумываясь, сказал:

— Тот, когда я был вот таким постреленком, как ты сейчас.

Саша недоверчиво посмотрел на деда.

— Так это ж… Это ж еще до революции было. Тогда в день Первого мая никаких демонстраций не проводилось, нам учительница рассказывала.

— Правильно, не проводилось, — ответил дедушка Андрей. — Но праздник свой рабочий народ знал и отмечал. На демонстрации не ходили, устраивали маевки. Собирались тайком где-нибудь в лесу, на пустырях за городом, в балках и оврагах, чтобы жандармы да полиция не приметили.

В тот раз, о котором я вам хочу рассказать, отец позвал на маевку и меня. Я уже работал вместе с ним на нашей фабрике, ходил в учениках. Наша она теперь, а в ту пору фабрика принадлежала богачу Барташевичу… Так вот, подозвал меня отец к себе в обеденный перерыв и говорит: «Иди, — говорит, — к Гришутке Сапежко, есть для вас задание. Только о том, что он тебе скажет, никому ни гу-гу! Ясно-понятно?»

— Ясно-понятно, — ответил я и пошел в соседний цех искать Гришутку.

Гришутка был маленький, куда меньше меня, хоть на целых два года старше. Но взрослые ему доверяли. Отец мне ни слова не сказал о задании, а он все знал. Он и мне объяснил.

Оказывается, Первого мая (а припало оно на воскресенье) рабочие решили провести маевку в Сухом логу. Теперь город разросся, и там построили новый микрорайон, а тогда непроходимый лес стоял. Вот на одной полянке и был назначен сбор. Мы с Гришуткой должны были стоять в дозоре. Покажется на дороге чужой человек — мы сигнал подаем: дуем в свистульки что есть мочи. А за нами с опушки взрослый следит. Услышит сигнал — всех предупредит, чтобы расходились.

А как узнать, кто свой, а кто чужой? Рабочие собирались не только с нашей фабрики, с нашей-то мы всех в лицо знали. Вот и договорились, что каждый, кто на маевку придет, будет держать в руках ветку с зелеными листочками. Вместо пароля. Наше с Гришуткой дело — следить в оба. Кто с веткой — дальше дорогу показывать, а если кто без ветки появится, тогда и подавать сигнал тревоги.

В тот раз все хорошо обошлось. Ни один шпик, ни один провокатор не пробрались в лес. А день этот запомнился на всю жизнь. Ведь я выполнил первое задание, которое мне доверили взрослые.