Почтальон, шире шаг!

Один за другим подъезжали грузовики с новоселами. С машин снимали диваны и столы, стулья и кровати, чемоданы и узлы со всяким домашним скарбом. Не солнечный зайчик — само раскаленное солнце ворвалось в мою комнату, когда под нашими окнами проехала еще одна машина с зеркальным шкафом в кузове.

Я вышел во двор.

Четверо мужчин осторожно спускали по доскам с бортового МАЗа черное блестящее пианино. На каждый толчок оно отзывалось изнутри басовитым гудением. Я подошел и тоже подставил плечо, изо всех сил уперся в полированный до ослепительного блеска бок «музыкального ящика», но вскоре, когда пианино вкатили в подъезд, был вынужден отступить: слишком уж тесно на лестнице, каждый лишний человек только мешает.

Вокруг царила радостная суета. Взрослые и дети с веселым шумом переносили в новый дом свои вещи.

И тут я увидел его.

По лестнице во двор выкатился чернявый, как галчонок, мальчишка лет двенадцати, в школьной форме, с красным галстуком на груди. Был он, пожалуй, для своего возраста маловат. Но уж зато живой и подвижный, как ртуть. Мальчишка подбежал к пожилой женщине, которая пыталась, но никак не могла одновременно поднять с земли вазон с колючим кактусом и корзину с чашками, блюдцами, ложками и другим кухонным добром, и закричал:

— Бабуся, погоди! Дай я!

Он обхватил обеими руками горшок с кактусом и исчез в подъезде. А бабушка вновь нагнулась, намереваясь на этот раз взять в другую руку связку книг. Возле стены на асфальте стояло десятка два аккуратно увязанных пачек книг и журналов.

Но она снова не успела.

Мальчик, словно метеор, вылетел из настежь распахнутых дверей, под которые кто-то подложил кирпич, чтобы не закрывались, и, чуть не плача, крикнул:

— Бабуся, не трогай. Я сам их связывал, сам и перетаскаю.

Бабушка махнула рукой и направилась в подъезд.

— А мне можно помочь? — подойдя поближе, спросил я.

Мальчик поднял на меня зеленовато-серые глаза с длинными, загнутыми, как у девчонки, ресницами и смутился. Растерянно поморгал, покраснел, отвернулся. Ковырнул носком ботинка камешек на асфальте.

— Да ты не бойся, — сказал я. — Я в этом доме живу, по соседству. Мы уже с полгода как переехали.

— А я не боюсь, — ответил он. — Вам можно, вы вон какой здоровяк! — И, понизив голос, словно по секрету, пояснил: — А бабушке нельзя. У нее больное сердце.

За четыре рейса мы перетащили все книги на второй этаж в Юрину — так звали мальчика — квартиру, и я познакомился с его бабушкой Аленой Николаевной.

Бабушка сказала, что Юрины родители поехали на машине за остальными вещами, и повела меня осматривать квартиру. Она никак не могла нарадоваться ею: просторная, солнечная, и отопление паровое, и газовая плита аж на четыре конфорки да еще с духовкой, и ванная. И до магазинов рукой подать…

Заметив, что внук снова собирается улизнуть во двор, Алена Николаевна решительно преградила ему дорогу.

— Ты куда? Отдышись-ка сначала хоть немного.

— Ой, бабуся, — Юра ловко шмыгнул ей под руку, — ты разве не видела! Там какая-то тетенька подъехала, вещей полная машина, а она одна, и ребенок маленький…

Я попрощался с Аленой Николаевной и вышел. На лестничной площадке между вторым и первым этажами мне пришлось отступить и забиться в самый угол: навстречу поднимался Юра. Вместе с другим мальчишкой, чуть постарше, он тащил наверх детскую коляску, похожую на глубокое корыто на колесах. За ребятами шла молодая женщина с ребенком; в одной руке она несла чемодан…

Дня через два мне довелось стать свидетелем стычки Юры с Димой Козловым.

Диму в нашем дворе знают все. И дети, и взрослые. Если вы увидите, что на стене нарисован мелом смешной человечек или что весь двор засорен бумажными самолетиками, можете не сомневаться — это его работа, Димина. Стыдить его, говорить, что так поступать некрасиво, что после игры нужно прибирать за собой, — занятие бесполезное и бессмысленное. На все упреки у Димы один ответ:

— А что тут такого?

Или:

— Все равно тетя Даша завтра подметать будет.

На этот раз Дима вышел во двор с перегоревшей электрической лампочкой в руках. Он крутил ею над головой и грозно кричал малышам, которые играли в песочнице:

— А ну, разойдись! Сейчас бомбу брошу!

И, не долго думая, запустил лампочкой в стену дома.

Бахнуло и впрямь здорово. Осколки стекла со звоном брызг нули во все стороны. Малыши испуганно заревели. На этот шум и крик я и обернулся, выходя из дома.

И увидел Юру.

Он стремительно налетел на Диму и схватил его за рукав:

— Сейчас же подбери!

— А что тут такого? — по привычке огрызнулся тот.

Дима был повыше Юры и, пожалуй, посильнее. Начнись драка, худо пришлось бы Юре. Но он не струсил.

— Подбери, — повторил Юра. — Видишь, сколько малышей. Порезаться могут.

В это время на асфальтовую дорожку между домами, смешно топая коротенькими ножками, выбежала девочка. Было ей года полтора-два, не больше. Она остановилась на дорожке, подняла что-то и засмеялась от радости:

— Дима, гу-ля!..

Это была Димина сестричка Нина.

— Брось! Дай сюда! — крикнул Дима, подбежав к сестре.

Но Нина не собиралась расставаться со своей находкой. Она еще крепче сжала в кулачке погнутый цоколь от разбитой лампочки со стеклянной палочкой и проволочками-усиками.

Дима растерялся, не зная, что делать. Отобрать силой? Но тогда Нина может порезать пальцы об острые стеклянные осколки, торчащие из-под цоколя. Оставить? Все равно порежется…

И тут его выручил Юра.

— На, — сказал он Нине, торопливо доставая из кармана куртки маленькое круглое зеркальце. — Смотри, какое красивое. А вон дяденька идет. Куда он девался? Да вон, вон где! В зеркальце…

Пока Юра говорил, пока девочка искала в зеркальце дяденьку, Дима успел разжать ей пальцы и забрать опасную игрушку.

А еще через минуту-другую оба мальчика старательно собирали осколки стекла, разлетевшиеся по всему двору.

С той поры они подружились.

Сегодня, возвращаясь с работы, я снова повстречался с обоими. Захожу во двор, а там шум, гам, крик. Что такое? Гляжу — с десяток мальчишек и девчонок поднимают и подвязывают к колышку молодую липку. Нынешней весной молодыми липками весь наш квартал обсадили. Да вчера какой-то шофер-недотепа привез в магазин молоко и зацепил колесом крайнее дерево. Хорошо еще — не сломал, повалил только.

Вот ребята липку и спасают.

А кто, как вы думаете, все это затеял?

Ну, конечно же, Юра и Дима.

Всего три раза довелось мне пока встретиться с Юрой. Но я уже сейчас могу с уверенностью сказать: мировой у меня сосед.

Вот о нем-то мне и захотелось вам рассказать.

Приглашаем на концерт

Ира все лето прожила в деревне у бабушки. Чего-чего только она там не нагляделась, где только не побывала! И на мельницу с дедом ездила. И на лугу сено сгребала. И в ягоды ходила. А однажды даже на тракторе прокатилась, вот…

Ну, как не рассказать обо всем этом и о тысяче других интереснейших вещей подружке Лиде! Она ведь все лето в городе просидела, дальше парка культуры и носа не казала. А много в том парке увидишь, если он уже сто раз вдоль и поперек исхожен!

И по дороге из школы Ира говорит, говорит, не давая подружке слова вставить, и у нее от возбуждения подрагивают тоненькие косички.

Но самое главное, самое замечательное Ира приберегает напоследок.

— А я там, между прочим, на концерте выступала, — небрежно произносит она, когда девочки подходят к своему дому.

Лида, кругленькая, как колобок, белобрысая, с голубыми бантами и выгоревшими за лето веснушками на курносом носу, останавливается, сраженная этой новостью, глядит на Иру широко раскрытыми глазами. Мол, вот тебе раз! А я и не подозревала, что сижу за одной партой с самой настоящей артисткой!