Барбоскин и компания

По краю бугра тянулись старые канавы. Кругом безмолвие. Даже птицы между собой не переговаривались. Еле слышно шумели, покачивая вершинами, могучие сосны. Пахло смолой и лесными цветами. Солнце наклонилось к земле, заглядывало под сосновые кроны. Сильно пекло.

– Пошли, – шепотом зашептал Мишка.

– Странно тут, – тоненьким голосочком отозвался Валерик, поднимаясь с белой моховой подстилки.

– А вдруг и сам железный король здесь?

– Какой еще король? – неестественно громко засмеялся Барбоскин. – Напридумывали, а теперь трусят. Это – старые траншеи, после войны остались. Пошли, Михаил, показывай свою корону. Небось, железяка какая-нибудь?

Заросших траншей здесь было много. В одном месте неглубокая, но широкая яма уткнулась в длинную кривую.

– Здесь землянка или военный штаб был, – сказал Барбоскин. – И не какое это не царство.

– А вторая яма? – спросил Антошка. – Что в ней было?

– Вон там! – потянул Мишка за собой Барбоскина. Под кучей хвороста, из земли, Мишка выкопал странное железное полукольцо. С одного края полукольца вверх торчали короткие ржавые украшения.

– И правда, на корону похожа, – хмыкнул Барбоскин.

– А я что говорил? – обрадовался Мишка.

– Домой возьмем. Что ей тут лежать.

– Давай возьмем, – согласился Мишка, – а то совсем сржавеет.

– А как ты, Мишка, сюда попал?

– Да все телка наша брыкастая, убежала, мы с Витькой ее искали. Вот и корону нашли. Витька посоветовал ее зарыть. Говорит, на следующий год, когда в деревню приеду, отроем.

– Есть хочется и пить, – пискнул Валерик, – и спать. Бабушка Калерия Ивановна теперь меня накажет.

– Накажет, точно! – подтвердил Мишка. – Нечего с большими пацанами шляться. Пошли.

– Пошли, ребята, меня баба Таня тоже ругать будет.

– Накажет, ругать! – заворчал Барбоскин. – Делать вашим бабушкам нечего. Моя в совхозе, только к ночи придет. У них сегодня новый коровник достроили. Принимают! А мы со стадом вернемся. Подумаешь, какая ночь.

– Подумаешь не подумаешь, только бабушки на внуков очень рассердились.

В ЗАТОЧЕНИИ. СОВЕЩАНИЕ У СОСНЫ

На другой день Барбоскин загадочно ходил мимо Антошкиных окон и почему-то молчал. Не стучал по наличникам, как обычно, не совестил, что долго Антон спит. Было уже десять часов. Антон сидел наказанным до двенадцати.

– Что? – спросил Антошка, когда баба Таня вышла из комнаты.

– Дело есть! – заговорил таинственно Барбоскин, подойдя близко к окну. – Как освободят, давай дуй на край деревни, к большой сосне.

– Ладно. А чего?

– Чего, чего. Дело, говорю, есть!

– Понял, – сказал Антошка, хотя ничего не понял.

У большой сосны он увидел Петьку Хлыща. Его звали так только потому, что фамилия его – Хлыщев. Петьке уже тринадцать лет. Он говорил, как взрослые, – баском. И то, что Хлыщ встретился с ними, было большой честью. Младших ребят старшие называли «пузатой мелочью», «пузоштанниками».

– Какая тайна? Выкладывайте! – сказал Петька, глядя на Барбоскина огромными синими глазами.

– Мы нашли железную корону! – выпалил Антошка.

– Не корону, а миноискатель, – сказал Барбоскин. – Отец так сказал. Он-то знает, в армии служил.

– Ну и что? – невозмутимо глянув сверху вниз на Антошку, хмыкнул Хлыщ. Петька был очень длинный и худой. Даже уши и нос у него были длинными. – Подумаешь, миноискатель! У меня фонарик есть, во фара. Батарейки только сели.

– Подожди ты, – сказал Барбоскин. – А вдруг там мины? Раз искали. Может быть, одну оставили?

– Все это – яичница! Некогда мне с вами, на конюшню надо. Сегодня в ночное. – Петька развернулся и пошел в сторону длинных сараев, где была конюшня.

– Петь, возьми нас с собой? – попросил неизвестно откуда появившийся Валерик. – Мне так хочется в ночное.

– Это что еще за голландский кисель?

 – Я не голландский, я – Валерик. Хочешь? – Валерик протянул Петьке апельсин.

– Ну и дачник! Мировой парень! Ладно, отпрашивайтесь у своих бабушек. Вот только у дяди Мити спрошу, – пробасил Петька, подкидывая вверх большой оранжевый апельсин. На солнце апельсин стал еще ярче.

ПРО НОЧНОЕ, ПРО ЛОШАДКУ АНЮТКУ, КАРТОШКУ И ПРО ВОЙНУ

Баба Таня и Калерия Ивановна ничего про ночное и слышать не хотели.

– Да хватит вам, бабоньки! Ничего с ними не будет! – заступилась за ребят бабушка Катя, Андрюшина бабушка. – В деревне жить да в ночном парню не побывать? Не дело! Не такие уж и маленькие они. Пусть к самостоятельности привыкают. Свои-то годы вспомните? За мужиков работали! – И бабушки согласились.

– Вы уж, Андрюша и Антоша, за Валериком при глядите, – говорила Калерия Ивановна, – хорошенько укутайте, чтоб не замерз. Он ведь слабенький и самый маленький из вас. В костер сучков побольше кидайте. – Она сунула в руки Валерика рюкзачок с едой. – Ешьте. Тут на всех. Попадет мне от дочери и зятя! Уж чувствую, попадет!

Но Валерик этого не чувствовал. Он взял рюкзачок теплую курточку и зашагал рядом с Барбоскиным.

На краю леса ребята сложили в кучу свои вещички и пошли собирать хворост. Солнце висело на еловой лапе огромное, усталое. Было тепло и совсем хорошо, если бы не комары. Эти носатые кровопийцы не отставали ни на пальчик. Спасали штаны и рубахи. Кругом слышались шлепки. Петька хозяйственным глазом посмотрел на соседнее картофельное поле и спросил:

– А картошку взяли?

– Вот соль и яйца и курица вареная, – Валерик развязывал свой рюкзачок.

– Сойдет, но без печеной картошки ночного не бывает.

Лошади, смешно подпрыгивая на передних ногах, переходили с одного места на другое. Лошади паслись,

– Пошла, Анютка, пошла! – сказал дядя Митя, снимая огромный плащ и расстилая на сырой от росы траве. – Ишь, попрошайка, подлиза! Угощения ждет! – пастух вытащил из кармана пиджака кусок хлеба, сунул в рот лошадке Анютке. – Ну, теперь давай в поле и не вздумай возвращаться!

Анютка, неторопливо перебирая передними связанными ногами, пошла к лошадям.

– Дядя Митя, а зачем вы им ноги связали? – спросил Валерик тоненьким голоском.

– Это что тут за комарик пищит? – рассмеялся дядя Митя, усаживаясь на разостланный плащ.

 Валерик я!

 – Так уж положено, Валерик, чтобы далеко не ушли. Лошади ночью пасутся, то есть кормятся, отдыхают от дневной работы. Но за ними нужен пригляд. Если вот, к примеру, Анютку не спутать? Так она в тридесятое царство ускачет. Какая из нее потом работница? Да и наищешься! Прыткая лошадка, молодая. И любопытная. Ни одна из наших лошадей в окна не заглядывает. А эта – заглядывает. Подойдет и сунет морду в открытое окно, если низко. А то и цветы на окне съест. И в сумку залезет, коль хлебом пахнет. И в карман могла бы, да только толстые губы не пускают. Лиса, а не лошадь. А вы, гляжу, и костерок приготовили! Хозяйственные, однако.

 Солнце закатилось за лес, но его яркий свет еще проглядывал сквозь ветви деревьев. Потом стало быстро темнеть, сильнее запахло высушенными травами и цветами.

– Звезды выкатились! – объявил Барбоскин. – Смотрите, какие яркие!

– Но выкатились, Андрюша, а загорелись, – Валерик пододвинулся поближе к Антошке.

– Много ты понимаешь! Лучше куртку застегни! – Барбоскин вдруг рассердился. – А картошка? Уже угли есть. Мишка, ты где? Давай ее сюда.

– Счас! – послышался из-за кустов Мишкин голос. О траву обтираю, об росу.

– Чего ее обтирать! Все равно в золу пихать.

– Все-таки почище! – отозвался Мишка.

Вокруг горящего костра было темно, как у бабушки в погребе. Антошка никогда не был ночью в поле, если не считать ночного похода в лес. Где-то фыркали лошади. Да Петька понукивал их баском.

– Петька, – крикнул дядя Митя, – хватит возиться-то, потом на лошадей посмотрим. Иди сюда. – Дядя Митя вдруг поднялся. – В село схожу, курево забыл. Петь, ты тут за старшего будь.