Девочки

— Ты у нас просто знаменитость! — удивилась Ася. — Смотри не задавайся!

Мы с Асей снова стали лучшими подругами и всё друг другу рассказываем, как раньше. Недавно Ася поссорилась с Оксаной Родиной, а значит — и с Мариной Петрик, потому что Оксана и Марина — одна компания. И теперь Ася, хотя она и значима сама по себе, вдруг оказалась в стороне от классной элиты. А другие, не элитарные девочки, дружат своими группками и к Асе относятся с недоверием.

Я решила, что если я пойду к Марине на день рождения без Аси, то Ася может на меня обидеться. Да и что я там буду делать в совершенно чужой компании? Ася сказала, что все их знакомые очень взрослые, — есть даже студент из пединститута. И ещё Ася сказала, что Марина Петрик дружит с Юрой Аристовым из первой школы…

Если честно, то я его не очень хорошо запомнила, этого Юру. Когда мы танцевали, я смотрела вниз и по сторонам. А потом он сразу поднялся на сцену, а я была без очков и не могла издалека его рассмотреть. И вообще он меня пригласил танцевать только из-за Аси, вернее, из-за Вадика, и если даже мы встретимся случайно у Марины, то он меня и не узнает!

Так что на день рождения я не иду вовсе не из-за Юры, а из-за того, что мы с Асей — лучшие подруги!

Как хочется быть не такой…

— Ну, пока, — машет мне Ася и ныряет в свой подъезд, а я иду через двор мимо гаражей к соседней пятиэтажке. Обычно бабушка первая возвращается с работы и забирает почту. Но сегодня в институте — заседание кафедры и бабушка придёт домой часов в шесть.

В почтовом ящике редко бывает что-то интересное для меня, потому что с папой мы разговариваем по телефону, а больше у меня никого нет, кто бы мог мне написать. Я открыла маленьким ключом наш ящик и пошарила на всякий случай — может, принесли рекламу или газету.

Ага, что-то есть… Наверное, всё-таки письмо от папы?

Письмо было не от папы, хотя адресовано мне. Большой такой конверт, с редакционным штампом вместо обратного адреса.

«Ой, а вдруг ещё что-то опубликовали?» — подумала я и быстро разорвала бумагу. Внутри — ещё один запечатанный конверт и письмо из газеты:

…Во втором конверте оказалось письмо от совершенно незнакомого мне человека:

Ой, неужели это — мне и обо мне? Как странно!.. Он такой совсем взрослый, этот Борис. И обращается ко мне на «вы», и слова у него какие-то непривычные, взрослые и серьёзные. Правда, когда я писала про лишний день, я думала совсем о другом…

— Бабушка, когда говорят, что стихи — парадоксальные, это хорошо или не очень? — спросила я за ужином.

— Это хорошо. Это значит, что поэт смотрит на мир иначе, под таким углом, что иногда это противоречит здравому смыслу.

Гм-м… Получается, что в том, что я пишу — нет смысла?..

Я не рассказала бабушке о письме, но весь вечер и следующий день думала о нём. На физике так задумалась, что не услышала, как Наталья Сергеевна меня вызывает отвечать.

— Широкова, — в третий раз повторила Наталья Сергеевна. — Я к тебе обращаюсь!

А на русском мы писали диктант и я вместо «два арбуза» написала «два каруза». Обычная описка, но Ася засмеялась, я — тоже, и мы хихикали, как маленькие, и никак не могли остановиться.

— Широкова и Шумилова! Оля, в чём дело? — несколько раз прерывала диктант Валентина Игнатьевна, наша классная, и в конце концов потребовала дневник и записала сердитым почерком:

Вечером бабушка случайно увидела эту запись, но не рассердилась, а даже наоборот…

— Лучше смеяться, чем плакать, — только и сказала она и ушла на кухню готовить ужин.

Я знаю, почему она так сказала.

Бабушка очень старается делать вид, как будто в жизни у нас всё очень-очень хорошо, но однажды я услышала, как она сказала тёте Ане, что живёт только для Оли и что никогда не сможет пережить того, что случилось с Иришкой.

Иришка — это моя мама.

Я села за уроки, а сама всё думала о письме и о том, что мне написать этому Борису. Начну так: «Здравствуйте, Борис…».

Дальше у меня почему-то никак не писалось, и я несколько раз перечёркивала всё и начинала сначала.

В окончательном варианте у меня получилось совсем коротенькое письмо — в полстранички: я написала, что учусь в десятом классе (а на самом деле — в девятом) и что стихи попали в газету случайно, хотя пишу я их давно.

Ещё я написала Борису о том, что тоже люблю стихи, только не новых поэтов, а те, которые читали мне родители, когда я была совсем маленькой.

Я их и сейчас помню наизусть.

Когда мне было семь лет, мы с мамой разучивали и повторяли хором:

А ещё — папино любимое — про паруса и Гомера:

Я до самого восьмого класса была уверена, что это стихотворение — про море и путешествия, и только совсем недавно папа объяснил, что оно — о любви.

Письмо получилось глупым и детским, но Борис сам написал, что мои стихи — «наивные»…

Я наскоро доделала уроки на завтра, немного почитала. Потом позвонила Ася и мы с ней болтали минут двадцать, пока бабушка не сказала, что я занимаю линию и что вдруг папа позвонит, а у меня всё время занято.

Мне очень хотелось рассказать Асе про письмо, и я даже почти намекнула, что у меня есть что-то, о чём я пока не могу рассказать.

— Ну и не рассказывай, — сказала Ася и больше ни о чём меня не спросила. Мне даже обидно стало: обычно это у Аси были от меня секреты, а вот теперь наконец-то и у меня появилась своя тайна, а Асе на неё наплевать.

В субботу с утра шёл дождь, с крыш капало, а под ногами хлюпало месиво из мокрого снега и грязи. Сапоги сразу намокли и потеряли вид. В такое утро хорошо валяться в постели, слушать музыку или перечитывать старые книги.