Гибель старого Ямбо

— Начнут торговать — бери сразу.

— Эвон, нашла дурака! — огрызается сухощавый мастеровой. — Заработанные гроши выбрасывать на такую погань!

— А чем торговать изволят-с? — осведомился стоявший рядом чиновник.

— Нечто не слыхали? Слонячьими волосами и кожей. Люди сказывают, счастье приносит. Все болезни как рукой сымает, — торопливо объясняет женщина.

— А ничего, что он бешеный?.. И дорого просят-с? — не унимается чиновник.

— Гляньте, бабоньки, солдаты! — завопил в стороне старушечий голос.

На плац вышел взвод солдат. Щеголеватый молоденький офицерик перекинулся двумя словами с антрепренером. Подошедший клоун что-то разъяснял солдатам. Толпа заволновалась, подалась вперёд.

Виновник всех волнений, прикованный цепями к четырём столбам, спокойно жевал капустные листья. Ямбо нисколько не тревожило такое сборище народа. Слон привык выступать и не в манеже. Ямбо ждал дрессировщика, но его всё ещё не было. Музыка почему-то не играла.

Вдруг Ямбо насторожился, замер. Где-то совсем близко раздалось знакомое: «Ямбо!» Слон радостно затрубил. На плац стремительно вырвался Тони.

Переводя дыхание, Тони огляделся и, увидев рытвину, в которой был слон, крикнул:

— Не смейте, не смейте убивать Ямбо! Он хороший, он умный! Не смейте! Он не бешеный слон… — Голос сорвался, но Тони кричал. Ему хотелось, чтобы каждый услышал этот крик и понял, что Тони не может жить без Ямбо. Пусть посмотрят все, как он, маленький Тони, подбежит к Ямбо, возьмёт слона за хобот, и тогда всем станет ясно, что слон здоров. Ведь он не трогает даже маленьких.

Тяжёлые цепи сдерживали Ямбо. Переминаясь с ноги на ногу, слон тянулся хоботом к Тони.

— Этого ещё недоставало! Чего они медлят? — прошипел антрепренер.

— Приготовьсь! — Самодовольно улыбнувшись, офицер поднял затянутую в белую перчатку руку.

— Ваше благородие, мальчонка… — растерялся унтер.

— Кому я сказал?! — взревел офицер.

— Где Кецке? — нервничал антрепренер.

— Кецке уже с утра пьёт за упокой души спасителя Ямбо, — усмехнулся клоун Ганти и, услужливо кивнув антрепренеру, поспешил к Тони.

Тони вырывался, кусался, кричал. Несколько человек отделились от толпы.

— Помогите! Мальчишка обезумел! — задыхался клоун. — Скорее! Скорее!

Тони оттащили в сторону. Раздался нестройный залп. И всё смешалось: хрип Ямбо, гул толпы, частые выстрелы. Тони беспомощно повис на чьих-то руках.

— Никак, задохнулся? Куда его? — спросил рослый парень.

— В цирк, голубчик, — нетерпеливо махнул рукой клоун и, сунув оторопелому парню пятиалтынный, скрылся.

На следующий день труппа покинула город. Но не было в ней ни доброго, старого Ямбо, ни маленького акробата Тони. Память о первом держалась, пока у антрепренера были деньги, а второго нередко вспоминала Мари. Особенно тогда, когда она починяла костюмы, изрезанные Тони из мести за друга Ямбо.

Так и канула бы вся эта история в вечность, если бы не старый, пожелтевший листок одесской газеты с набранным крупным шрифтом заголовком объявления:

«Спешите! Спешите! Завтра на полигоне будет расстрелян взбесившийся слон Ямбо».