Плывущие против течения

— Мы знали, кого посылать. — Имано подмигнул мальчикам. — Надежная смена растет.. .

Сзади всё подходили новые группы рыбаков. Среди них были Хомма и Сакаи. Тяжело дыша, двигался Мурата, владелец харчевни. В одной руке он держал увесистую плетенку, наполненную какими-то свертками, а другой усиленно вытирал полотенцем обильный пот, выступивший на лице и шее.

— Как Хейтаро? — спросил Мурата. — Мальчики говорят, что он уже здоров. Правда?

— Правда, — подтвердил Имано. — Кстати, вот он и сам.

Навстречу рыбакам шел, опираясь на палку, Хейтаро. Оп слегка прихрамывал.

— Здорово, товарищи! — Он помахал рукой. — О-хо, Мурата-сан тоже пришел?

Хозяин харчевни полез за пазуху и вытащил аккуратно свернутые листы желтоватой бумаги.

— Получай, Хейтаро! — сказал толстяк. — Все бланки заполнены.. . Двести десять подписей! Последняя — священника Сираямы!

— Вот это молодец! — просиял Хейтаро и, схватив руку толстяка, стал трясти ее.

— Руку вывихнешь! — взмолился Мурата и похлопал себя по животу. — А тут у меня совсем пусто...

Хомма всплеснул руками:

— Умираешь с голоду? Да ведь у тебя плетенка полна еды!

Владелец харчевни взглянул на плетенку и облизнул губы.

— Это для Хейтаро, чтобы скорей поправился. Жена строго-настрого приказала донести все в целости. Но я, понятно, не буду сердиться, есни догадаются сами угостить своего родственника...

* * *

На широком школьном транспаранте, который несли мальчики в голове колонны, яркокрасной тушью было выведено:

«Верните нам учителя Сато!»

Временами с горы Одзи налетали порывы ветра, но Дзиро и Масато крепко сжимали древко руками. Рядом с ними шагали друзья, готовые их сменить. Когда впереди демонстрантов, возле магазина Фудзиты, вдруг вынырнула группа полицейских, к мальчикам с тротуара присоединились другие школьники.

— Гляди, сколько их вылезло! — кивнул в сторону полицейских Масато.

Сигеру оглянулся и гордо вскинул голову:

— Нас больше!

Он надвинул на самые глаза кепку и подтянул штанишки, словно готовился к драке.

За школьниками в первых рядах шагали старик Мори, Сирасу, Имано, Хейтаро. Рядом с Хейтаро, придерживая его за руку, шла Осэки. Никогда еше в Одзи не участвовало в демонстрации столько людей.

Колонна растянулась далеко-далеко, и ее последние ряды сливались в сплошное, мерно колышущееся пятно. Над головами людей, над пожелтевшей листвой деревьев плыли красные флаги, голубые флаги с белым голубем посередине и транспаранты.

Знает ли о демонстрации сам Сато-сенсей? Доносятся ли сквозь глухие тюремные стены грозные голоса людей, которые продолжают его дело? Знает ли он, что на улицах городка тесно сомкнутыми рядами идут сейчас не только жители Одзи, не только бастующие рабочие, но и крестьяне, и рыбаки, и дровосеки, и углежоги — все те, кому дороги мир, свобода и справедливость?

Колонна демонстрантов медленно приближалась к цепи полицейских. Когда до них оставалось не более ста шагов, в первые ряды, впереди школьников, вышли Имано с группой рабочих лесопилки. Они взяли друг друга под руки, и, глядя на них, то же самое сделали и остальные. И от всех этих люден веяло такой непоколебимой силой, спокойствием и уверенностью, что полицейские, вооруженные дубинками и бомбами со слезоточивым газом, попятились назад.

Впереди раздались чьи-то возгласы, свистки полицейских. Кто-то крикнул: «Вперед, товарищи!», и запел высоким сильным голосом песню о мире. Припев, подхваченный сотнями голосов, вспорхнул над улицами поселка:

Хэйва, хэйва, хэйва О маморэ! ⁹

Впереди полицейские преградили дорогу демонстрантам. Они выкатили из-за угла несколько грузовиков и поставили их поперек дороги. Но демонстранты пробирались между ними. Тогда полицейские пустили в ход резиновые дубинки; раздались звуки, похожие на хлопанье пробок: взрывались бомбы с газом. Но люди шли, еще выше подняв знамена и транспаранты. Они смяли цепь полицейских так же легко, как река, вышедшая из берегов, сметает со своего пути бамбуковые ограды.

Демонстранты прошли мимо здания мэрии. Над волнующимся морем голов то и дело вспыхивали гневные выкрики:

Свободу Сато!

- - Поддержим стачечников лесопилки!

За мир!

Снова все запели песню мира.

Теперь к дому Ямады. скомандовал к го-го,— а потом к тюрьме!

Сзади грохотали полицейские грузовики и мотоциклы, но пение демонстрантов заглушало этот грохот и свистки полицейских.

Демонстранты пошли дальше по главной улице; грозный, шумный поток быстро увеличивался.

Оказавшись за воротами городской тюрьмы, учитель Сато поправил узелок за спиной и всей грудью вдохнул свежий, мягкий осенний воздух.

Отсюда, с холма, на котором стояла тюрьма, настороженно вглядывающаяся своими зарешеченными оконцами в раскинувшиеся внизу дома, учителю были видны весь городок и окрестные деревушки.

Он стоял, оглядывая уже убранные крестьянские поля, окутанные туманами подножия далеких гор и гордую, суровую Одзияму. Он очень любил ее. Сколько раз бродил он по ее крутым, поросшим деревьями склонам, карабкался по темнозеленым мшистым утесам и отдыхал возле прозрачных и искрящихся, как хрусталь, быстрых потоков!

Скорей туда! Он пойдет к Одзияме сегодня же, вместе со своими звонкоголосыми н отважными «карпами». Он очень соскучился по ним. Там, среди молчаливых валунов и утесов, под кронами вечнозеленых сосен и пихт, он должен сегодня же рассказать о многом своим юным товарищам, этим смелым «карпам», которые уже вышли в свое первое большое, плавание.

Сато спустился с холма и направился к своему дому.

* *

«Карпы» строго выполняли установленное ими правило не уходить из школы в часы уроков учителя Сато. После того как директор распорядился запирать в эти часы их класс, мальчики собирались во дворе.

Окружив плотным кольцом Масато, мальчики сосредоточенно слушали, как он неторопливо читал письмо, только что полученное от Тэйкити. Дзиро стоял за спиной Масато, всматриваясь в обрывки желтоватой бумаги, на которых аккуратным ученическим почерком выстроились иероглифы.

Перед глазами Дзиро возник далекий маленький островок со скалистыми берегами и длинный темный барак, в котором маленькие невольники с утра до ночи потрошат рыбу и где спят вповалку после тяжелого, изнурительного дня; крошечный дворик, куда перед сном им разрешают выйти на несколько минут, чтобы увидеть сквозь забор, утыканный гвоздями, пустынный берег и темное бушующее море...

«... А к вечеру очень устаю, и хотя захватил с собой школьные учебники, так и не раскрыл их ни разу. Теперь учебников уже нет. Вчера мастер рылся в наших вещах и нашел книжки под тюфячком. Он вытащил меня во двор и долго бил, потом разорвал книжки и выбросил в кадку с помоями. Сказал, что здесь надо работать, а не валять дурака. Хозяина я ни разу не видеч, а мастер очень злой, его кличка «Спрут», потому что если схватит за горло, то потом долго нельзя отдышаться. Даже больных гоняет на работу. На прошлой неделе у нас умерла девочка, ее звали Кину-тян. Она проработала у нас не больше месяца. Говорят, что хозяин очень ругал Спрута, потому что за Кину-тян было заплачено перекупщику — господину Нисио. Только обо всем этом очень прошу ничего не говорить моей маме.

Масато, ты обещал сделать .маленькую тележку для Умэ-тян, чтобы она могла выезжать на ней во двор. Колеса от деревянного копя хотел мне дать Котаро. а гвозди — дедушка Тимура. Сделай, пожалуйста, а мне напиши об этом. И напиши еще, освободили ли Саго-сенсея; ему, наверно, очень плохо. Хуже, чем мне. Только пиши на имя тети Такеути. Она работает у нас на засолке рыбы и очень жалеет нас, маленьких. Все письма мы шлем через нее, и она тайком приносит нам весточки из дома.

Поклон всем мальчикам, и желаю всем здоровья и успешного ученья.

Т.hi кит и

Масато кончил читать, но головы не поднимал. Он продолжал вглядываться в бумагу. Котаро отвернулся в сторону и усиленно протирал платком стекла очков.