Этот Вильям!

— Он назвал меня полным идиотом, — сказал Джинджер.

— Это ужасно! — с важным видом произнес Вильям. — Он употребил именно эти слова?

— Да, да, ваша честь, — подтвердил Джинджер. — И он сказал, что я безмозглый и что веду себя как орангутанг.

— Ну, в сравнении с орангутангом нет ничего плохого, — заметил Вильям. — Я видел эту обезьяну в зоопарке. Она вела себя вполне разумно.

— Если ты собираешься принять его сторону… — запальчиво начал Джинджер.

— Нет, нет, — поспешно заверил его Вильям. Он сердито нахмурился и опять обратился к кусту: — Вы преступник, и вы признаетесь виновным в краже ценной гусеницы, и в противозаконном заточении мальчиков, и в использовании бранных слов по отношению к ним. У вас есть что сказать в свое оправдание?

Куст хранил молчание.

— Знаю, что сказать вам нечего, да я и не стал бы вас слушать. Я приговариваю вас к…

В этот момент из-за куста показалось чье-то незнакомое лицо, узкое, с блестящими чуть раскосыми глазами, взъерошенными, с проседью волосами и насмешливым ртом.

— Что тут происходит? — спросил незнакомец. — Судебное разбирательство?

— Военно-полевой суд, — холодно ответил Вильям. — И это наше дело.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — сказал человек, — но, кажется, вы уже почти закончили. И каков приговор?

— Ну, — сказал Вильям неуверенно, так как его планы не простирались далее самой процедуры суда, — мы можем подвесить его за ноги на дерево.

— Нет-нет, — сказал человек. — Это слишком заурядно. Наказание должно соответствовать преступлению. Пусть он собирает с капусты гусениц, пока ни одной не останется в округе. А потом его надо выставить в клетке в зоопарке, кормить изъеденным клещами сыром, и пусть все мальчишки над ним потешаются.

Вильям усмехнулся.

— Да, хорошо придумано.

Он заглянул за куст, чтобы получше разглядеть инициатора этих предложений, и увидел невысокого мужчину в шортах, в потертом твидовом пиджаке, сидящего на траве. Рядом с ним стоял рюкзак.

— Я как раз собирался попить чаю, — сказал человек. — Присоединяйтесь. У меня много всякой еды, потому что я не делал остановки на ланч. Только выпил пива, съел ломтик хлеба с сыром в пабе — и вперед!

— Большое спасибо, — сказал Вильям, огибая вместе с Джинджером куст. — Вы очень добры.

— Очень добры, — сказал Джинджер.

— Садитесь, садитесь, — сказал человек. Он открыл рюкзак и достал несколько больших пакетов. — Моя хозяйка — натура широкая. Тут много всего.

И действительно: булки с сосисками, сэндвичи, пирог, яблоки, печенье…

— Налетайте, — сказал мужчина.

Они последовали его призыву.

— Вы тут живете? — спросил Вильям.

— Нет, я путешествую. Я считаю, что октябрь — самый лучший месяц для пеших походов. Этих мест в моем маршруте не было, но, когда я обнаружил, что нахожусь всего в нескольких милях отсюда, мне захотелось побывать здесь. Понимаете ли, я учился в здешней школе. Вы, я вижу, — он взглянул на их форменные галстучки, — посещаете то же самое образовательное учреждение… Полагаю, там теперь все по-другому. Я посмотрел на школу только снаружи, когда проходил мимо. Счел, что не стоит заходить внутрь… Но, услышав ваше судебное разбирательство, я не смог не заинтересоваться. Сразу всплыл в памяти военно-полевой суд, который мы устроили в мои школьные годы. — Он помолчал немного, потом улыбнулся. — Ну и история была!

— Расскажите нам, — попросил Вильям, жуя булку с сосиской.

Человек раскурил трубку.

— Ну, как я уже сказал, та еще была история… У нас было тайное общество. Полагаю, у вас тоже есть тайное общество. — Вильям кивнул. — Нас было шестеро. У всех были засекреченные имена. Сплошная тайна. Мы собирались в пещере, в той, что высоко на срезе карьера неподалеку от Марли. Перед входом в нее рос куст. Непросто было туда вскарабкаться, скажу я вам. Все держалось в строжайшем секрете. У нас были клятвы, устав и всякое такое. У одного мальчишки была кличка Боров. У него были маленькие глазки и маленькие заостренные уши, как у поросенка. Меня называли Живчик, не помню только почему… Противный был этот Боров, но втирался в доверие, подлизывался и так или иначе обводил вокруг пальца. А между тем стали пропадать деньги из карманов, перочинные ножики и прочее из парт и шкафчиков. Ну, мы установили наблюдение и поймали за этим Борова… Берите пончики, они выглядят аппетитно.

— Спасибо, — сказал Вильям. — Очень аппетитно.

— Конечно, нас потрясло, что вором оказался член нашего тайного общества. На следующий день мы собрались в пещере, устроили над ним военно-полевой суд и решили, что он должен подписать признание своей вины, и если он прекратит воровство, то ничего не скажем директору школы, а если нет, то покажем директору это признание. Конечно, из тайного общества мы его исключили… Попробуйте это шоколадное печенье.

— Спасибо, — сказал Джинджер.

— Я уже пробовал, — сказал Вильям. — Очень вкусное. Возьму еще. А что было потом?

Человек усмехнулся.

— Когда мы выбирались из пещеры, Боров решил сыграть со мной одну из своих «шуток» — толкнуть вниз, на камни, но я предугадал это и отступил в сторону, так что он сам и упал. И треснулся о камень, расшиб голову. Ему наложили швы, и больше недели он провалялся в постели. Как бы то ни было, а тайное общество перестало существовать.

— Почему? — спросил Вильям.

— А на следующий же день опять стали производить взрывы в карьере, как раз на той стороне, где была наша пещера. Мы видели, что она осталась невредимой и куст у входа уцелел, но пробраться к ней уже было невозможно. К тому же был конец учебного года, и мы разъезжались по домам. Мы находились на пансионе, и навряд ли кто из нас побывал здесь с тех пор. Я и сам здесь только потому, что обнаружил себя милях в двух от этих мест и захотелось на них взглянуть.

— Этот карьер… — задумчиво сказал Вильям.

— Не вздумайте туда забираться. И в наше-то время это было опасно, а сейчас вдвойне.

— Мы знаем его, — сказал Джинджер. — Он по дороге в Марли, да?

— Как давно это было, — сказал человек задумчиво. — Вот услышал ваш суд, и все всплыло в памяти. Вы судили преступника заочно, насколько я понял. Кто же он?

— Да этот Френч, — сказал Вильям.

— Наш учитель, — пояснил Джинджер.

— Ну, задайте ему по заслугам. Не забудьте. Пусть собирает гусениц с капусты, а потом сидит в клетке, в зоопарке… А теперь вам надо поторапливаться, а то родители забеспокоятся, не случилось ли чего с вами, да и я должен идти дальше… Возьмите с собой еду, которая осталась.

— Спасибо, — сказали Вильям и Джинджер в один голос.

— Очень интересно вы нам рассказывали, — добавил Вильям.

Все саркастические замечания, которые на следующее утро опять посыпались на них от мистера Френча, они воспринимали с полнейшим равнодушием, так как их взору рисовалась отрадная картина: их мучитель усердно собирает гусениц с капусты, а потом демонстрирует свою долговязую персону в клетке зоопарка.

Не только мистер Френч, но и весь персонал школы пребывал в нервозном состоянии. Потому что мистер Джеймс Элойсиас Ворфилд играл с мистером Марксом, как кошка с мышкой. То он вроде готов был подарить новый спорткомплекс, то нет. Он явно наслаждался ощущением власти, которое ему предоставила ситуация. То он не знает… То не уверен… То он заметил, что мальчик, которому полагалось учить латинские глаголы, тайком читал комиксы, а другого он уличил в трусости во время боксерского поединка. В его время так не поступали, это нечестно, это неблагородно. Снова и снова — и тем, кто его слушал, и тем, кто не слушал, — он рассказывал, каким он был честным и отважным уже с детства. Он рассказал также, откуда у него шрам на лбу. Оказывается, он защищал маленького от верзилы, который потом набросился на защитника с перочинным ножиком.

— Но я его не выдал, — добавил мистер Ворфилд с самодовольной улыбкой. — Конечно, и у меня были свои недостатки, но я никогда не ябедничал.