Этот Вильям!

— А что с Пислейком?

— Он меня не волнует, — сказал Вильям. — Это какая-то слюнявая любовная история, и он дал нам только три пенса. Но — десять шиллингов!.. Идем. Идем искать Грин Лейн.

Они сняли объявление с двери и пошли через луг в Марли.

Грин Лейн оказался красивым тихим переулком с несколькими особнячками, отделенными от дороги садом. Только перед одним домом рос остролист. Вильям и Джинджер остановились около этого дома.

— Вот он, — сказал Вильям. — Теперь надо подумать, за что приняться.

— Можно срубить остролист, — сказал Джинджер. — Он действует ему на нервы.

— Нет, деревья лучше не портить, — сказал Вильям. — Отец устроил такой скандал, когда я привил яблоню к его рододендрону. Вместо того чтобы радоваться, что у него на рододендроне будут расти яблоки, он разбушевался. Лучше уж не трогать эти деревья.

— Тогда что мы можем сделать? — спросил Джинджер.

— Он говорил еще об обивке на стульях, — задумчиво наморщил лоб Вильям. — Но как мы ее поменяем? Еще стены покрашены в белый цвет… — Лицо у него просветлело. — Черт! Я знаю, что мы сделаем. Он сказал, что белые стены действуют ему на нервы и что у него из жизни исчезли все краски. Так мы сделаем все разноцветным. Мы раскрасим белые стены. У нас в гараже есть полбанки красной краски и почти четверть банки желтой. А в вашем есть какая-нибудь?

— Да, — сказал Джинджер. — Мама красила кухонный шкаф, и осталось почти пол банки синей краски. А отец красил калитку, и осталось немного зеленой.

— Здорово! — сказал Вильям. — Зеленая, синяя, желтая, красная! Мы сделаем стены разноцветными, и белый цвет больше не будет ему действовать на нервы.

— Мама сегодня днем идет в гости, — сказал Джинджер, — пока она не уйдет, я не смогу вынести банки. Она подымет шум, если увидит, что я их беру. Я не смогу вынести так, чтобы она не увидела.

— Хорошо, — сказал Вильям, — как она уйдет, ты возьмешь банки и зайдешь за мной. А вертолет мы покупать не будем, пока все не сделаем. Нам надо успеть, пока он не вернется домой. Это будет для него сюрприз.

Немного позднее оба, неся по банке краски в каждой руке, направились через луга к Грин Лейн. Лица их выражали целеустремленность. Они опять остановились перед воротами, за которыми рос остролист.

— А вдруг в доме кто-нибудь есть, — предположил Джинджер.

— Черт! Я и не подумал, — сказал Вильям. — Пойду разузнаю. Скажу, что проверяю газовые счетчики.

— Они сразу догадаются, что ты врешь.

— Хорошо, скажу, что предлагаю купить стиральные машины.

— Опять сразу догадаются, что врешь.

— Ладно, — сказал Вильям, немного поскучнев от необходимости сообразовывать свои намерения с реальностью, — тогда я просто спрошу, сколько времени.

Он подошел к парадной двери и дверным молоточком отстучал вечернюю зорю. Никто не вышел. Он отстучал еще раз. Так никто и не появился. Он повернулся к Джинджеру и показал ему знаком:

— Давай обойдем дом.

Они подошли к черному входу, и Вильям постучал в дверь. Никто не вышел. Он попробовал приоткрыть дверь. Она была заперта. Он окинул дом взглядом. С садовой скамейки, которая стояла около кухонной стены, можно было легко забраться на покатую крышу, а по ней уже подняться к окошку, которое снизу было приоткрыто.

— Вперед, идем, живей, — сказал Вильям, становясь на скамейку. — Я так и думал, что можно будет пробраться через окошко в ванной. Обычно оно немного поднято.

Я специалист по таким окошкам. Всегда в него пролезаю, когда мама забывает взять ключ.

Обремененные банками с краской, они медленно, с трудом поднялись по крыше и наконец оказались в маленькой чистенькой ванной с аккуратным рядом всевозможных туалетных принадлежностей на полке и аккуратным рядом полотенец на перекладине.

— Пойдем вниз, — сказал Вильям. — Там эти белые стены.

Они спустились вниз и вошли в маленькую чистенькую гостиную с покрашенными белой краской камином, дверью, плинтусами, светлыми стенами пергаментного оттенка и стульями, обитыми кретоном.

— Давай начнем с камина, — сказал Вильям. — Сделаем его красным, да?

— Нет, желтым, — сказал Джинджер.

— Красным и желтым, — сказал Вильям.

— Да, и немного синим.

— Хорошо. И добавим еще немножко зеленого.

Они открыли банки. Вильям достал из кармана кисти.

— Начнем, — сказал он с радостным предвкушением. — Давай начнем размалевывать. Ты начинай красной с одной стороны, а я начну синей с другой, и будем красить, пока не встретимся, а потом оставшиеся места закрасим желтой и зеленой.

Они поставили все четыре банки перед камином и принялись за работу. Широкие и неровные разноцветные мазки покрыли камин; красные, синие, зеленые и желтые кляксы образовались и на полу возле камина, и на голове у Вильяма, и на свитере и ногах Джинджера.

Наконец они отошли на расстояние и оценивающе посмотрели на результат своей работы.

— Мне кажется, здорово, — сказал Вильям.

— Да, здорово, — сказал Джинджер. — У него сразу поднимется настроение.

— Теперь мы так же покрасим плинтусы, — сказал Вильям. — Сделаем их такими же разноцветными, как камин. Будет очень красиво.

Они покрыли плинтусы перемежающимися мазками: красный, синий, зеленый, желтый. Краской были уже заляпаны руки Вильяма, шея Джинджера и лица обоих. Опять они отступили на середину гостиной, чтобы взглянуть на результат.

— Мне нравится, — сказал Вильям. — А тебе?

— Мне тоже, — сказал Джинджер. — Такое любого развеселит.

— Надо еще что-нибудь сделать с дверью, — сказал Вильям, — а краски уже немного осталось. Всю дверь красить не станем, а сделаем только несколько больших мазков…

Они сделали несколько взмахов кистью — смелые широкие мазки весело заиграли на белой поверхности.

Вильям огляделся. Жажда раскрашивать разыгралась до предела.

— Теперь стены выглядят совсем скучно, — сказал он. — Давай сделаем несколько мазков и на стенах. Осталось еще немного желтой и красной. Я сначала пройдусь желтой.

Он нанес несколько желтых мазков и только взял банку с красной краской, как Джинджер, стоявший у окна, произнес напряженным шепотом:

— Он идет, Вильям. Показался на дороге.

— Кто? — спросил Вильям.

— Человек, который здесь живет. Человек, который был у нас в сарае.

— Прекрасно! Пойду встречу его.

Он был у ворот, когда с ними поравнялся мистер Саммерс.

— Входите, — пригласил его Вильям. — Мы для вас кое-что приготовили.

Несколько озадаченный, мистер Саммерс прошел за ним по дорожке в дом, в гостиную.

— Ну, что скажете? — Вильям сделал широкий жест рукой.

— Очень… красочно, — сказал мистер Саммерс.

— Вам нравится?

— К этому надо привыкнуть, — ответил мистер Саммерс.

— Вы скоро привыкнете, — заверил его Вильям. — По крайней мере, это не скучно.

— О нет, — согласился мистер Саммерс, — и, по-видимому, тому, кто здесь живет, нравится.

— Но ведь это ваш дом.

— Нет, не мой, — сказал мистер Саммерс.

Вильям открыл рот.

— Но вы здесь живете.

— Нет.

— Но вы сказали, в вашем саду растет остролист.

— Остролист растет за домом, — сказал мистер Саммерс. — Мой дом находится в другом конце переулка.

— Черт! — оторопел Вильям, глядя на результат трудов своих со все возрастающим опасением. — А кто же здесь живет?

— Понятия не имею. Я ни с кем из соседей не знаком.

— Черт! — едва слышно повторил Вильям.

Они услышали щелчок калитки и выглянули из окна.

Мистер Пислейк входил в собственные владения.

Они тихо и недвижно стояли в гостиной, прислушиваясь к звукам шагов в холле… и затем мистер Пислейк прошел на задний дворик.

— Идемте! — прошептал Вильям. — Выйдем через главный вход! Быстро!

Они прошли через холл и открыли парадную дверь. В это самое время в ворота въехала машина, за рулем сидела женщина. У нее было худое серьезное лицо, обрамленное рыжими локонами. Ее платье было сшито мешком и присборено вокруг шеи и талии. На груди в несколько рядов красовались яркие разноцветные бусы.