Дети из дома № 300

— Я всё равно просыпаюсь на рассвете — в туалет хожу. Заодно и встану.

— Ну и странная у тебя привычка! В уборную на рассвете бегать. Чудак ты! — хихикнул кто-то.

«Опять в мою сторону смотрит», — подумал Дзюн. Над ухом противно гудел москит, но отмахнуться от него было нельзя — Дзюн боялся пошевелиться.

— Ничего не поделаешь. Такой уж уродился.

— Но ведь ты снова в постель залезешь. И проспишь. Ясное дело, Соня!

Все засмеялись, и Дзюн, воспользовавшись этим, чуть-чуть высунулся из кустов. Хотелось рассмотреть, что они там прячут.

— Ребята, а кто раньше приходит: молочник или почтальон?

— Конечно, молочник. А что, если молочника попросить?

— Ну да! Намотать на руку шнурок, а другой конец протянуть до молочного ящика. А в ящике записку оставить: «Прошу вас дёрнуть за шнурок, чтобы я проснулся». Тогда никого не нужно беспокоить, молочник разбудит.

— Вот здорово придумал! А ты, Таро, придёшь?

— Гм…

Вожак «пончиков» выпятил живот, руки в карманах штанов.

«Ишь как задаётся!» — отметил про себя Дзюн.

— А как же завтрак? Рис с мисо [4] тю-тю, значит?

— А не найдётся ли у вас молока с булкой?

— Гм… Думаю, найдётся. Попрошу с вечера приготовить. Ну всё. Завтра утром первыми приходят Кэн-тян и Соня. Не забудьте же!

— Хорошо.

— И никому ни слова! Это наша тайна. И ещё: до завтра, чтоб имя хорошее придумали. Понятно?

Разговор умолк, ребята ушли.

Что это «пончики» прятали в углу, за сараем?

Дзюн осторожно высунулся, огляделся по сторонам и вылез из кустов на четвереньках, будто медведь. О письме, которое он должен был передать «пончикам», он совсем забыл.

В тёмном углу, за сараями, стояла большая картонная коробка. В коробке что-то шевелилось и скулило. «Что это в ней?» — подумал Дзюн.

Он открыл крышку коробки и изумлённо вытаращил глаза.

В коробке сидел маленький белый щенок.

— Вот это да! Собака!

Щенок вертел хвостом, опустив морду, словно ему было стыдно чего-то.

Дзюн, весело засмеявшись, взял щенка на руки. Щенок тихонько лизнул его в подбородок.

— Ну, будет, будет! Какой ты славненький, беленький!

Тут Дзюн вспомнил, что Фусако очень хотела иметь собаку.

— Вот хорошо! Отнесу Лягушонку. Обрадуется, наверно, — прошептал Дзюн, заглядывая в глаза щенку, уютно устроившемуся у него на руках.

— Значит, письмо ты положил в коробку вместо щенка? — спросил Каттян.

— Ну да! Надо же оставить что-нибудь взамен, если стянул что-то потихоньку.

— Это уж точно! Здорово ты их надул. Гы-гы-гы! Вот удивятся. Поднимутся ни свет ни заря — глядь, а там… гы-гы-гы… — Дабо просто давился от смеха.

— Го-го-говорят: «Кто ра-рано встаёт, то-то-того удача ждёт», а тут всё наоборот, — заикаясь, выдавил из себя Очкарик Мацу, покачивая маленького братца Умэо, привязанного у него за спиной. — Весёлое у них будет утречко!

Быстрым движением руки он вздёрнул свалившиеся было с носа круглые очки в пластмассовой оправе, длинное лицо его улыбалось.

— В высоких домах животных вообще держать запрещено. А они тайно решили щеночка завести. Заметят взрослые, опять выкинут беднягу. Вот я и подумал: щенку будет гораздо лучше в доме Лягушонка. Верно?

— Ну да! — кивнул Тёбо. — Правильно Дзюн говорит. А если они прибегут и станут требовать собаку да называть нас ворами, мы сразу же расскажем о щенке управляющему их домами, и тогда им всыплют, а не нам.

— Вот, вот, — согласился Очкарик, кивая.

Фусако молча играла со щенком.

— Лягушонок! Как ты назовёшь его? — спросил Дабо.

— Я думаю… Как вы считаете, ребята, подойдёт ему имя Тайхо? Смотрите, какой он толстый, и мордочка приятная, и сильный как будто.

— Как у чемпиона по борьбе сумо? [5] — Дабо, шмыгнув носом, обвёл всех взглядом, как бы спрашивая мнение ребят.

Все молча согласились.

— Тогда я пойду домой. Надо ему будку соорудить.

Лягушонок, бережно прижимая к себе щенка, побежала домой. Остальные ребята остались у дома Каттяна.

Утром следующего дня ребята из дома № 300, умывшись и позавтракав, сразу же пошли на Гору-за-храмом и принялись за работу.

Они спешили — возможно, в десять утра у входа в храм предстоит драка с «пончиками».

«Кана-кана-кана…» — звенели цикады. Обычно они стрекочут в сумерках, а тут с утра распелись — наверное, к хорошей погоде.

В это время послышались удары палки о старую сковородку.

Тёбо воткнул в землю лопату и проворно полез на дуб.

— В сковородку бьёт сама круглая, как сковородка, мама Очкарика Мацу. Одной рукой стучит по сковородке, другой прижимает к себе младенца. А по насыпи, виднеющейся там, вдали, мчится красная электричка, — певучим голосом, подражая гиду экскурсионного автобуса, сообщил Тёбо.

— Ну вот! Опять нянчить заставит. Совсем некстати! — огорчился Очкарик Мацу.

И тут Тёбо заметил какое-то странное движение у храма. Быстро подкрутив линзы бинокля, он навёл его на храм.

— Этого ещё не хватало! — невольно вырвалось у него, и по спине пробежал неприятный холодок.

— Каттян! Каттян! — позвал он, откинув бинокль, привязанный резинкой к ветке. — Тревога!

— Что там?

— «Пончики» идут! Вон там они.

— Где это «там»? — спросил Дабо.

— По горе поднимаются, из-за храма. Три… четыре… семь…

— Гм… Опередили всё-таки! — резко бросил Каттян.

Глава третья

КТО КОМУ ДОРОГУ ПРЕГРАДИЛ

— Мда… нехорошо, что они сюда движутся.

Каттян стоял нахмурив брови и скрестив на груди руки, лицо его было озабоченно.

— Почему нехорошо? Давайте на горе драться. «На своём поле», как у спортсменов, — сказал Дабо. — На горе даже лучше — с какой стороны ни нападут, сразу видно. Отобьёмся. А, ребята?

— Вытри нос, Дабо. Не горячись, без тебя понимаем, что к чему. Тут не спеша обдумать надо.

— А что думать. Драться, и всё.

— Нельзя их сюда подпускать. Сразу узнают, что мы пещеру роем. Я нарочно написал в письме, чтобы они пришли к храму. Хотел туда заманить.

Дабо вытер рукой нос и ловко обтёр её о штаны. Это был его коронный номер — вроде лучшего трюка актёра театра Кабуки [6].

— Значит, они не поддались на нашу удочку, — буркнул он.

— Ну ладно. Сделаем так: раз они уже здесь, постараемся увести их подальше от пещеры. А ну-ка, живо прячьте лопаты. Заходите к ним в тыл. Дзюн — в разведку! Что бы ни случилось, к пещере не приближаться. Все слышали?

— Все! — подпрыгнул нетерпеливый Дабо, постучав себя рукой по груди.

— Каттян, а что делать с Тайхо? — спросила Фусако, поспешно отвязывая верёвку, которой щенок был привязан к дереву.

— Отведи его домой.

— Вот ещё! Я тоже хочу драться. Надо же отомстить Красной Майке, — храбро заявила Фусако.

— Давай я его отведу, — предложил Очкарик Мацу, всё ещё топтавшийся у пещеры.

— Ну, пошли. Смотрите не попадайтесь им на глаза.

Ребята, словно мыши, шмыгнули в траву, и она скрыла их с головой.

Подул ветер.

Трава зашелестела.

— Постойте! — окликнул ребят Каттян. — Я вспомнил одну вещь. Возьмите ветки и заткните их за пояс или за воротнички рубашек.

Все недоуменно уставились на Каттяна.

— Вот так. Быстро! — Каттян воткнул себе за шиворот ветку с листьями. — Как-то в кино видел, — пояснил он. — Если двигаться в траве в таком виде, будто колышется трава. Враг и не заметит нас.

— Вот здорово! Как чёрный плащ у ниндзя [7],— выпалил Дабо, поддаваясь общему настроению таинственности.