Мой внутренний Элвис

— Жаль, что твоя подруга так и не подошла — но нам уже надо ехать.

Я раскрываю дверь.

— Тогда я не смогу с вами поехать. Как я брошу ее тут одну?

Мэдди пожимает плечами.

— Ладно. Тогда бери свои вещи.

Только-только я открываю багажник, прибегает Нелли.

— Оставь, — просит она. Не проронив больше ни слова, садится на заднее сиденье. Я снова закрываю багажник, обхожу машину и сажусь.

— Отлично! — говорит Мэдди, когда я оказываюсь внутри, включает радио и газует. — И как он целуется? — спрашивает она, как только мы выезжаем на шоссе.

— Кхм-м, — я даже не знаю, как это сказать по-английски, моего словарного запаса недостаточно. Да и мне что-то жалко Пита.

— Очень неплохо, — нахожусь я.

Мэдди качает головой.

— Так как же, кхм-м или очень неплохо?

— Больше похоже на кхм-м.

Мэдди, Макс и Джоэл смеются.

— И почему они все целуются скорее как кхм-м? — недоумевает Джоэл с заднего сиденья.

— Джордж целуется не как кхм-м, скорее уж как м-м-м-м-м, — Мэдди подмигивает мне.

В зеркале заднего вида я замечаю, как Нелли сердито глядит перед собой. Потом Макс спрашивает меня, что же теперь делать с моими обоими отцами, а я объясняю ей, что я все пятнадцать лет думала, что папа — именно мой папа, а теперь узнала, что на самом-то деле мой отец Тони.

А потом я рассказываю им, какой классный тип этот Тони и как здорово, что у меня такой отец.

— Прикольно! — говорит Мэдди. — Я ужасно за тебя рада!

Вдруг сзади доносятся тихие всхлипывания. Это Нелли спрятала голову в ладонях и ревет.

— Что с тобой? — Макс гладит ее по рукам.

Даже Мэдди оборачивается, и машина чуть виляет вправо, а водитель рядом сигналит.

— Я не могу сказать! — всхлипывает Нелли.

Макс продолжает гладить ее руки, а Джоэл перегибается через Макс так, чтоб погладить Нелли по спине.

— Ты всё нам можешь рассказать, мы твои друзья!

Нелли не может успокоиться.

— Мне стыдно!

— Нет в жизни ничего стыдного! — Макс говорит это как моя мама, когда та обращается к своим пациентам.

Нелли громко всхлипывает.

— Я беременна!

Что? Нелли — беременна? Беременна?

— У-у-у, — Макс обнимает ее. Нелли плачет навзрыд — и как-то еще умудряется рассказывать при этом: как познакомилась с этим парнем, который на два класса ее старше, как он играл в футбольной команде, как влюбился в нее и переспал с ней, и как она две недели назад поняла, что беременна, как рассказала все матери, а та хочет заставить ее сделать аборт. Макс, Джоэл и Мэдди говорят «Ой» и «Бедняжка», а еще — что никогда не стоит связываться с футболистами, будь они даже чертовски сексапильны.

— Эти свиньи не могут заставить тебя убить своего ребенка! — Мэдди хлопает ладонью по рулю. — Ты хочешь оставить его?

Макс снова гладит Нелли по руке. Нелли кивает.

— Да. Я рожу его.

Я оборачиваюсь к ней.

— Тогда тебе, наверное, не стоило так напиваться вчера, — говорю я ей по-немецки, — это может повредить ребенку.

Нелли яростно смотрит на меня и молчит.

Следующие четыре часа Мэдди, Макс, Джоэл и Нелли только и обсуждают, как Нелли оставить ребенка и одновременно не бросать школу, а заодно подать в суд на футболиста, чтобы он платил алименты.

А потом Мэдди говорит: «Ну вот мы и в Цинциннати. Где вас высадить?»

Я осматриваюсь. Недалеко от нас промышленная зона с ресторанами фаст-фуда и «Уолмарт».

— Высади нас тут, — просит Нелли с заднего сиденья.

Мэдди кивает, поворачивает на следующую улицу и останавливает машину на парковке у «Уолмарта». Мэдди, Макс и Джоэл желают Нелли удачи и дают ей свои телефонные номера.

— Пока, Анни, — говорят они мне.

— Пока.

Секунду спустя мы с Нелли стоим с рюкзаками на парковке и смотрим вслед их машине. Потом я поворачиваюсь к Нелли.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Чего? — Нелли делает вид, что не понимает.

— Ну, что ты беременна!

Потом она улыбается.

— Теперь ты это знаешь.

— Ага, — больше ничего ей в голову не приходит.

Нелли не выглядит несчастной, требующей утешения, наоборот, она вовсю радуется жизни. Закидывает рюкзак за спину и трогается в путь. Я беру свои вещи и догоняю ее. Конечно, Нелли направляется прямиком к «Уолмарту». Когда мы проходим через раздвижные двери, я останавливаюсь.

— Что еще? — Нелли оборачивается и нетерпеливо машет рукой.

— Обещай мне, — шепчу я, — что ты ничего не украдешь. Хорошо?

Нелли кивает.

— Хорошо, обещаю.

Все оказалось легче, чем я думала.

Нелли идет вдоль полок, останавливается у отдела для туристов и целую вечность рассматривает походную плитку. Я тяну ее за свитер.

— Она слишком дорогая. Пошли!

Если мы купим себе походную плитку, у нас не останется денег, чтоб хоть что-то на ней приготовить, Нелли не может этого не понимать! Но она не уходит.

— Я просто хочу посмотреть.

— Хорошо, тогда я схожу в другие отделы.

Я хочу взять свой рюкзак, но Нелли говорит: «Оставь его тут, зачем таскать его на себе». «Ладно». И я ухожу.

Иду вдоль полок с тряпками, картонной посудой всевозможных цветов, рабочими инструментами и электрическими приборами и останавливаюсь в отделе игрушек у полки с куклами Барби и вещами для них: Барби в розовых платьях, розовые машинки, розовые собачки, розовые кораблики и розовые домики мечты любой Барби. Розовый цвет пульсирует перед глазами. Я вспоминаю двух единственных Барби, которые у меня были, — Барби, занимающихся аэробикой. Папа принес их с барахолки. Я ужасно хотела куклу Барби, а мама не разрешала.

— Они слишком овеществленные! — считала она.

— Но у них такие красивые светлые волосы и розовые платья! — возражала я.

— Вот именно! — отрезала мама и не купила мне куклу.

У обеих кукол, купленных папой, волосы уже свалялись, и они были одеты в розовые гимнастические костюмы, на ногах лиловые гетры, а в волосах розовые ленты. Не знаю, зачем папа принес двух сразу, наверное, он решил, что это однояйцевые близнецы и их нельзя разлучать.

Купив мне Барби, папа нарушил сразу два маминых запрета: запрет-на-барби и запрет-на-игрушки-с-барахолки. Маме они кажутся мерзкими. Наверное, именно поэтому папа то и дело приносит игрушки со старых развалов или блошиных рынков, когда ищет там свои допотопные железнодорожные справочники.

Когда я думаю про это, меня вдруг словно поражает молнией. Розовый. Плюшевый. Барахолка. Кларина розовая собака лежит в Кливленде, в спортивном зале, в углу.

Она мне этого никогда не простит.

Я гляжу на розовые вещи для Барби, и слезы выступают на глазах. Клара доверила мне своего любимца, единственное, что она взяла в путешествие, а я его потеряла. Вчера ночью мне было наплевать на то, что Джордж пинком отправил его в угол.

Я осматриваю полку. В самом низу и вправду лежат розовые плюшевые игрушки. Но собаки тут нет, есть только заяц, которого, наверное, можно выдать за собаку. Я держу его в руках и думаю о том, как несколько лет назад забыла в поезде любимую куклу и три дня оплакивала ее. На четвертый день папа пришел с куклой, которая чем-то напоминала старую, и говорил, что нашел ее в бюро находок на вокзале. Я была оскорблена до глубины души — неужели папа может считать меня такой дурой. «Нет, так не пойдет», — сообщаю я розовому собако-зайцу и кладу его обратно на полку. И иду к Нелли.

— Куда ты провалилась? Ты думаешь, что я вечно буду стоять тут и рассматривать походные плитки?

Беру рюкзак.

— Именно так оно все и выглядело.

Нелли пыхтит и идет к кассе. В руке у нее банка с равиоли. Понятия не имею, где она решила их приготовить, хотя, может быть, она собирается есть их холодными.

На кассе нам не приходится долго ждать. Нелли кладет банку на ленту.

— Тридцать три цента, — говорит кассирша. Нелли платит, берет банку и устремляется к выходу.