И вдруг раздался звонок

И вот в день премьеры в костюме "маленького лорда" он с родителями отправляется в кино, где их проводят в ложу, и начинается показ фильма. Шумак-младший фильм не смотрит. Все равно в зале темно, никто за ним не следит. Он пробирается в глубь ложи, опускается на пол возле стены на корточки и сидит там, пока не найдет таракана. До сих пор во всех кинотеатрах, во всех ложах тараканы обязательно попадались.

Незадолго до окончания фильма Шумак-старший выходит из ложи и потом кланяется перед занавесом. Все аплодируют, а Шумак-старший кланяется и кланяется. Этот момент для Шумака-младшего самый мучительный. Когда папа стоит у занавеса, мама подталкивает сына к краю ложи и велит хлопать в ладоши.

Перед занавесом Шумак-старший кажется совсем иным, чем обычно. Ведь Шумак-старший все еще легко перепрыгивает через забор, и, когда оба Шумака устраивают состязания в беге, побеждает всегда старший. А перед занавесом он раскачивается, как жердь, глупо, словно клоун, кланяется — в такие минуты Шумак-младший охотно согласился бы поменяться судьбой с каким-нибудь сиротой.

А когда они выходят из ложи, его тянут то к одному, то к другому: "Поклонись, как полагается, представься, как следует…", "Ты не помнишь тетю — в прошлом году ты облил ее малиновым сиропом…", "Ведь ты хорошо учишься, правда?..", "Вместе с этим дядей мы отдыхали…", "Ой, как ты вырос, какой умный мальчик!..", "Вылитый отец, вылитая мать…", "Вот интересно, он ни на кого из родителей не похож…" Но и это в конце концов кончается.

На другой день счастливый Шумак-младший восседает на верхней ступеньке лестницы, поджидая остальных.

Габи, еле переведя дух после бега, спросила:

— Пойдем на территорию?

— Какую территорию? — удивленно взглянул на нее Шумак-младший.

— Какую территорию? — эхом откликнулся тонкий голосок Браксаторис.

Птенчик, который писал пьесу на бумажных салфетках, поднял голову — разумеется, сначала он дописал фразу "Входит король с пышной свитой" и даже две точки поставил — и спросил:

— Что за территория?

— Ну, там, где черешня, — ответила Габи и густо покраснела. Почему они не понимают, о чем она говорит?

— А, это у черта на куличках? — протянул Шумак-младший. — Не интересно!

— Не интересно, — пропищала Браксаторис.

Габи пожала плечами и села рядом с Рамоной. Она тотчас заметила, что на Рамоне новые желтые длинные гольфы с маленькими симпатичными кисточками по бокам. Габи вообще это мало интересовало, но Рамоне все так шло, что Габи с завистью уставилась на нее. Конечно, больше всего она завидовала имени Рамоны. Вообще-то Рамону звали Мари Ковач. Рамоной ее назвал как-то Птенчик, который в то время сочинял пьесу об одной герцогине по имени Рамона. Птенчик прочел им пьесу: Рамона влюбилась в пастуха, но мама не разрешила ей выйти за него замуж, и тогда Рамона утопилась. Эта трагедия потрясла их. Когда Птенчик прочел последнюю фразу, Браксаторис расплакалась. А фраза звучала так: "Я не умею плавать, пусть поглотят меня морские волны!"

Мальчик при всех тогда заявил, что герцогиня, по его мнению, должна быть такой, как Мари Ковач.

"Рамона", — улыбнулся он ей, и больше никто не называл девочку иначе.

Браксаторис продолжала реветь. Тогда Шумак-младший взял ее за руку и увел. Они слышали, как он ей сказал:

"Пойди за кустики. Я послежу, чтобы никто не увидел".

"И ты не смотри", — плакала Браксаторис. "И я не буду. Я повернусь спиной. И даже глаза зажмурю".

Когда они вернулись, Браксаторис уже смеялась. "Рамона! — ликовала она. — У тебя самое красивое имя".

"Почему это? — возразила Габи. — Габи тоже неплохое имя. Так и мальчиков называют, и девочек".

Рамона очень радовалась своему новому имени. И Птенчик был доволен. В конце концов, это он придумал Рамону, а писателю всегда приятно признание. С того дня Габи стала еще больше завидовать Рамоне.

— У меня новые гольфы, — сообщила Рамона Габи.

— Ага, — ответила Габи.

— Правда, симпатичные?

Габи сидела, уставившись на поросшую плющом стену каменной лестницы.

— Кисточки можно развязать, — продолжала Рамона, она никак не могла оставить в покое свои новые гольфы лишь потому, что Птенчик совершенно не обращал на нее внимания и все строчил и строчил. Чуть раньше он попросил карту у Браксаторис, положил ее на колени и соорудил себе нечто вроде маленького столика. А теперь исписывал третью бумажную салфетку.

Габи перевела взгляд с плюща на желтые гольфы. Потом протянула руку к крохотной кисточке и с силой рванула ее. Легкий треск — и кисточка в руке Габи.

— Дура! — закричала Рамона и ударила Габи по руке.

Габи тотчас дала сдачи, маленьким крепким кулаком угодив Рамоне по голове. Та заплакала, сердито замахала обеими руками и съездила Габи по физиономии. Теперь заревела Габи. Обе девочки, сидя рядом на лестнице, ревели в три ручья.

— Девчонки, — прикрикнул на них Шумак-младший, — вы что, сбесились?

— Моя кисточка, — плакала Рамона, поглядывая на Птенчика.

— Мой нос, она сломала мне нос! — ревела Габи и швырнула Рамоне маленькую кисточку.

— Ты гадкая девчонка! — визжала Рамона.

— А ты обезьяна! — Габи даже язык высунула.

— Девчонки! — Шумак-младший заорал так, что даже покраснел от натуги. — Девчонки, прекратите немедленно!

Браксаторис с благоговением взирала на Шумака-младшего. Он ей казался таким сильным и мужественным.

Баран гоготал, Монокль взволнованно метался между ними и лаял — Монокль всегда не находил себе места, когда Рамона плакала, — а Птенчик как ни в чем не бывало, склонившись над бумажными салфетками, строчил строку за строкой. Рамона тут же решила, что никогда не выйдет замуж за писателя. Вот ведь сейчас ее оскорбили, а Птенчик и внимания не обратил. Пьеса интересует его гораздо больше.

Теперь Рамона только всхлипывала, Габи тоже всхлипнула разок-другой — а то еще подумают, будто права Рамона, потому что она дольше ревет. Когда страсти утихли, Шумак-младший выступил с новым планом: они займутся радио.

— Великое дело! — выпятил губы Баран. — Я в любой момент могу принести свой транзистор.

— И у меня есть, — заявила Рамона.

А Габи, не желая от нее отставать, сказала, что и она получила такой же в подарок ко дню рождения. Это было неправдой, так как транзистор подарили Шарике.

— Дураки, — авторитетно заявил Шумак-младший. — Кто собирается слушать радио?

Стоя на верхней ступеньке лестницы, прислонясь к увитой плющом стене, он разъяснил свой план: у него есть друг, совсем взрослый мальчик, гимназист, комната у него вся уставлена радиоаппаратурой, и он нажимает кнопки, крутит ручки и может разговаривать с самыми разными людьми, живущими в очень дальних странах. Однажды ему пожелали спокойной ночи с американского судна, а было тогда одиннадцать часов утра; он даже с такими странами разговаривает, где никогда не бывает зимы. Словом, чертовски интересно, его приятель живет здесь неподалеку, рядом с кондитерской, и почему бы им не пойти к нему? Все обрадовались плану, за исключением Птенчика. Он хотел прочитать им свою новую пьесу, но его предложение отклонили. Громче всех протестовала Рамона.

"Все они, девочки, такие", — уныло подумал Птенчик, сложил свои бумажные салфетки и сунул их в карман. Карту для автомобилистов, которую Птенчик использовал в качестве письменного стола, Браксаторис снова положила в плетеную сумку, перебросила через руку маленькую красную вязаную кофточку, и они двинулись в путь. Впереди Шумак-младший, за ним остальные. Монокль то отставал, то забегал вперед.

У кондитерской все приостановились.

Шумак-младший, заметив, что губы у Браксаторис начали кривиться, сказал ей:

— Хорошо, я куплю тебе мороженое.

Кроме Шумака-младшего, ни у кого денег не было. Да и у него немного, ровно столько, чтобы купить Браксаторис вафельный стаканчик мороженого. Браксаторис со счастливым лицом выскользнула из кондитерской.

— Вкусно? — спросила Габи.

— Вкусно, — кивнула Браксаторис.