Деревянные четки

– Слушай, Аниелька…

– Подожди, дай кончу! Я пришла к тебе по доброте своей, потому что мне жаль тебя. Коль будешь и дальше так мудрить, то восстановишь против себя председательницу. А к чему тебе это? Ох, Луция, Луция! Если бы я умела и знала столько, сколько ты, я бы уж сообразила, что и как лучше устроить. Что тебе стоит быть хотя бы чуть-чуть более податливой, научиться хоть немного притворяться? Тогда и Кристина станет довольна, и ты на этом деле выгадаешь. А ты во весь голос болтаешь, смеешься над тем, что «Кружок молодых полек» пропагандирует немецкие романы, «Рыцаря непорочной», [51] от всего отворачиваешь нос. Но Кристина ведь тоже не глухая – она всё слышит. И я совсем не удивляюсь, что она велела тебе забрать вязальные спицы домой, а девчатам дала для вышивания церковное покрывало. В конце концов она руководительница кружка…

Аниеля закашлялась, и Луция еще раз потрясла ее за руку:

– Ну, хватит! Я вижу, что магазин «Модная пани» перекроил тебя на свой фасон. И я теперь понимаю, почему ты так настойчиво увиваешься за Кристиной.

– А ты, дуреха, может быть, думаешь, что за тобой будут увиваться девчата?

– Может, и будут.

– Как бы не так! Была у нас уже одна такая – Людвика. Подумай, чтобы и тебе не пришлось кончить так, как ей…

Луция побледнела, а Аниеля, сообразив, что переборщила, испуганно пробормотала:

– Да это я так просто, от доброго сердца…

Появилась мать, и беседа прервалась. Аниеля попрощалась и быстро вышла.

«Ну, теперь Аниеля не скоро у нас появится», – размышляла я на другой день, сидя возле окна. В помещении не было никого: Луция, как обычно, еще рано утром ушла в свою лавку; мать выстаивала на какой-то улице города, стараясь продать свои рукодельные вещички, а отчим переминался с ноги на ногу в одной из бесчисленных очередей безработных.

Подперев голову руками, я думала о странных превращениях Аниели. Она казалась мне такой хорошей, предупредительной, сердечной в отношении к Луции. И всё это было, оказывается, для того, чтобы посильнее задеть ее за живое. Весь вечер после Аниелиного визита Луция была сама не своя. Я догадывалась, что в глубине сердца она вновь и вновь переживает оскорбительные слова Аниели. Но почему Луция не отшила ее тогда так, чтобы у нее душа в пятки ушла?!

Подбирая мысленно самые резкие, самые ехидные слова, которыми можно было бы наповал сразить Аниелю, я безразлично смотрела на автомобиль-такси, который трясся по ухабам на середине улицы. Он остановился перед нашим домом, из него выскочила Аниеля. Не успела я еще прийти в себя от удивления, как она уже выросла на пороге нашей квартиры.

– Луция в лавке?

– Да. А что?

– Мы возвращаемся с пани Кристиной из Старой Ольши и должны сейчас ехать на Вечистую улицу к одной подопечной больной. А ведь где-то на Вечистой работает Луция. Я хотела предупредить ее, чтобы она непременно пришла сегодня вечером в клуб. Специально приглашенный фотограф будет делать снимки клубисток для альбома-памятки. Где же находится та лавка?

Меня тотчас же соблазнила открывшаяся так неожиданно перспектива проехать на такси, навестить Луцию в лавке и увидеть ее изумленное лицо.

– Не помню номера, – соврала я. – Могу поехать с вами и показать.

Очень довольная, сидела я рядом с шофером. Такси то и дело подскакивало на бесчисленных выбоинах, которыми славятся все дороги предместий большого города.

– Как называется лавка, где работает твоя сестра? – спросила графиня, наклоняясь ко мне.

– «Базар колониальных товаров», проше пани.

– Милое название, – заметила она с улыбкой. – Оно вызывает приятные ассоциации. Я сама очень люблю запахи, которые царят внутри таких базаров. Аромат жареного кофе, апельсинов, корицы. В таком приятном окружении и работать-то приятно. Луция, наверно, довольна?

– О, это вот здесь, проше пани! – крикнула я, показывая вывеску.

Мы вылезли из такси и направились к лавке. В маленьком темном помещении стоял отвратительный, терпкий запах, который испускали бочки с капустой и корзины с овощами. За прилавком дремала толстая баба. Какая-то босая девчонка мыла пол. Склонившись над ведром, она выжимала грязную тряпку. Струйки воды, сбегая по рукам, образовывали темные полоски. Услышав, что кто-то пришел, босоногая девчонка откинула закрывавшие ей лицо волосы и со вздохом облегчения распрямила спину.

– Матерь божия! Да это – Луция!..

В ответ на этот крик, непроизвольно изданный Аниелей, Луция вздрогнула и выронила из рук тряпку. Но тотчас же быстро нагнулась за нею, взяла ведро и, кивнув нам головой, пошла в глубь помещения. На каменном полу остались следы мокрых босых ног.

Из состояния остолбенения меня вывел энергичный голос графини:

– Может быть, пани мне скажет, что делает здесь эта паненка, которая только что вышла?

– А прислуживает, – благодушно ответила толстуха поднимаясь со стула и присматриваясь к элегантной даме!

– А пани что, ищет себе прислугу? Ну, с этой девчонки пани много бы не взяла. В костях слаба. Едва товар с рынка принесет – и только. А уж для того, чтобы картофель сгрузить с телеги, приходится парня нанимать. Да и прихоти свои имеет. По целым дням губ не разжимает. Бывали у меня и получше, чем она, – с аттестатом зрелости да с высшим образованием, а меньше вытворяли. Только то и хорошо, что добросовестная, честная. Я ее по-разному проверяла. Даже на яблоки не позарилась. А такая капризная, что ой-ой. Угостишь ее булкой – так ни за что не возьмет. Желудок у нее высох, что ли? Худоба страшная.

Кристина с минуту стояла возле прилавка, морща лицо и сурово поджав губы. Я и Аниеля, затаив дыхание, ожидали, какое она примет решение.

– Так. До свидания! – сказала наконец она коротко и, кивнув головой торговке, решительным шагом направилась к выходу.

Мы последовали за нею.

В автомашине Аниеля неожиданно разразилась горячим потоком слов:

– И что это за мерзкая баба! Сперва она ищет практикантку, чтобы потом сделать из нее прислужницу. Луция не заработает у такой больше чем сорок злотых в месяц. И еще переносить за это грубые прихоти лавочников. Боже милостивый, что это за судьба! Луция должна в школу ходить, а не полы мыть у торговки!

Дрожа от напряжения, я смотрела то на раскрасневшееся от возбуждения лицо Аниельки, которое казалось мне в этот момент лицом ангела, то на лицо пани Кристины, которая сидела закусив губы.

Ласково, спокойно, как полагается настоящей благовоспитанной даме, с задумчивостью во взгляде, пани Кристина наконец заговорила:

– Ты думаешь, Аниелька, что я желаю ей добра меньше, чем ты?

Я проглотила слюну и еще плотнее сжала вспотевшие ладони. Наконец-то! Наконец и пани председательницу задело за живое то, что она увидела в лавке!

– Допустим, что Луция будет послана на учебу, – тянула дальше Кристина, – деньги на это могли бы сыскаться…

«О, так, так! – мысленно молилась я. – Деньги на это могли бы сыскаться!»

– Луция получит образование…

«Вот именно!» – подумала я с восторгом и, совершенно счастливая, впилась глазами в доброе лицо графини.

– …может быть, даже высшее. Ну, а что дальше? Увеличит собой ряды нашей безработной интеллигенции? На общество будет взвалена еще одна лишняя тяжесть…

Я тут же представила себе «общество», сгибающееся под тяжестью миниатюрной Луции, как угольщик под своей ношей, и сама же смутилась.

– …Ненужный балласт для общества – таков будет единственный результат многих лет труда и больших расходов, хотя не о них, конечно, речь. Работа в лавчонке, разумеется, имеет свои неприятные стороны, но на это нужно смотреть как на явление временное, которое, возможно, окажет даже положительное влияние на чрезмерно впечатлительную Луцию…

Услышав эти слова, я подумала вдруг о том, что мудрая Кристина, наверно, права. Разве не было излишней щепетильностью со стороны Луции то, что она не брала булочек, которыми угощала ее торговка?