В зоне поражения

Дождливая ночь

Куда же они на ночь глядя? Идут к станции — может, они его на железную дорогу устроят? Вот было бы здорово! Кем устроят? Если его маленько подучить — дежурным по станции. Встречай и провожай каждый поезд!

Он-то справился бы, только без паспорта на такое, наверное, не примут. Рабочим! Он видел, как в ремонтных дорожных бригадах даже в городе девчонки работают — он теперь тоже научился орудовать лопатой.

Вроде потеплее стало Сашке от этих мыслей.

Зайдя в дощатый вокзал, Мулат повернулся к окошечку кассы. Сашка подошел поближе, чтобы услышать, о чем будет говорить Мулат с кассиром.

— Два до города, один туда и обратно, — Мулат сунул в лоток кассы рублевку.

Ни за что! Он, выходит, нарочно не говорил, куда идут.

— Слушай, Мулат, мне нельзя в город. — Сашка на всякий случай приготовился к сопротивлению — вытащил руки из карманов, посмотрел, далеко ли до двери.

Черные широкие брови Мулата не полезли удивленно на лоб, а толстые губы даже улыбнулись:

— Ночью никто тебя не увидит. Вот, держи… — он протянул Сашке билет «туда и обратно».

«Значит, я вернусь, а они останутся там?» — соображал Сашка.

— Пошли в сторонку…

Когда они отошли в дальний угол полупустого вокзальчика, Мулат заговорил таким доверчивым и спокойным голосом, каким уж давно с Сашкой никто не разговаривал:

— Ты нам сегодня во как нужен, — и Мулат чиркнул пальцем в воздухе. — Сегодня вечером я узнаю, свой ли ты кореш…

— А что я должен сделать? — Сашке, конечно, очень хотелось показать им, что умеет ценить доверие и за добро отплатит добром.

— Ты должен нам помочь, — толстые губы Мулата улыбались, и говорил он все это лениво, не торопясь.

Нет, так на плохое не идут, а Сашка помнил, каким злым был Мулат тогда в электричке, когда они искали кого-то. Может, его же они будут искать в городе, а когда найдут, прикончат. И он, Сашка, должен им помочь? Но нет же, вон как по-доброму смеются глаза Мулата.

— Делать будем мы, — Мулат кивнул на длинноволосого. И тот сразу же стал тереть пальцами сухие губы.

Молчаливый он сегодня. А Мулат — веселый. Но он же не выдаст его, Сашку? Какая им польза? Наверное, правда, нужна его помощь.

На первый путь подошла электричка. Из окна низкой станции она казалась огромной, ярко освещенной.

У Сашки опять дрогнуло сердце: а если в электричке налетит на какого-нибудь знакомого? Но Мулат обнял его за плечи:

— Не дадим мы тебя в обиду. Пошли — машина уйдет!

Они выскочили под дождик, перебежали мокрую платформу, и все еще у Сашки была надежда: опоздают или Мулат отпустит его, скажет — обойдемся! Не хочет он ничем заниматься в городе…

Но вот двери электрички с шипением сомкнулись за спиной.

Сашка через стеклянную дверь осмотрел пассажиров, их было совсем мало. «Хороший хозяин в такую погоду собаку на улицу не выгонит», — отец так говорил, если приходилось в дождь или буран выходить из дому.

Они сели у самых дверей. Сашка забился в угол, отвернулся к окну. За окном уже было темно, только поблескивала асфальтовая дорога, которая шла вдоль железнодорожной линии.

Все ближе и ближе к городу…

И опять стало возвращаться к Сашке то, что отдалилось, притихло за эту неделю. Он вспомнил, как в классе казнили контрольную, с какой радостью все гонялись друг за другом, а его будто не замечали: а потом… духота и гулкие удары по голове…

— Ты чего? — это Мулат. Сашка не заметил, как закрутил головой, будто старался что-то сбросить. — Пузыри пускаешь?

— Нет… так я.

Воспоминание отошло. Сашка увидел через окно — недалеко от полотна железной дороги горит костер, пламя широкое, низкое, видно, прибивает дождем, вот уже костер поравнялся с окном, и на фоне огня Сашка разглядел фигурки мальчишек, они бросали палки в костер, суетились, будто плясали…

И тут Сашка вспомнил отца, как он гнал его, кричал: «Пусть тебя тюрьма воспитывает…» Красное, дрожащее лицо отца…

Когда электричка останавливалась, Сашка прятал лицо, закрывался локтем, будто дремлет, потом с опаской оглядывал вошедших…

Наконец, хриплый голос объявил в репродуктор: «Конечная остановка… Не забывайте своих вещей…»

В городе поливало еще сильней, вдоль путей текли, радужно поблескивая дождевые реки, а с крыши вокзала, не умещаясь в водосточных трубах, срывался водопад…

Они бегом спустились в сырой, продутый сквозняками тоннель. Сашка дрожал от холода в своем пиджачишке. Вышли в город и торопливо пошагали по той самой улице, по которой неделю назад убежал Сашка. Улица была пустой, только позванивали трамваи.

Мулат свернул на Проспект, прошагал мимо освещенных витрин Дома моделей и опять свернул… Они теперь направлялись прямо к Сашкиному дому. Он дернул Мулата за рукав:

— Мы куда?

— Ты что, промок? Сейчас причалим… — И Мулат положил руку на его плечо.

— Вы домой меня? — Сашка оттолкнул его руку, остановился, готовый рвануть в любую сторону. — Не пойду дальше!

— Кончай базарить! — неожиданно зло крикнул Мулат, схватил Сашку за руку, выругался — первый раз за весь вечер, и потащил в противоположную от его дома сторону…

Не домой они его ведут… У него же билет «туда и обратно», значит, не оставят они его в городе.

Пиджак у Сашки давно уже промок насквозь, за шиворот заливало с волос, по спине тек холодный ручеек, рукава прилипали.

Они шли вдоль кирпичной стены авторемонтного завода. Сашка знал здесь все вдоль и поперек. Напротив этого завода, через дорогу, по которой текла сейчас сплошная река, стояли частные гаражи, разных цветов и размеров.

Кто-то приволок даже старый самолетный фюзеляж, обрубил его, зашил торцы железом, покрасил и втолкнул туда крохотную машину, на каких ездят инвалиды.

А через квартал от гаражей — Сашкина школа. Тепло там, тихо. Может, в одном каком-нибудь классе занимаются, старшеклассники к экзаменам готовятся… Никаких у них забот. Учись давай да учись…

Сквозь ровный шум дождя стал доноситься гул, откуда-то сверху: гудок не гудок. Они сделали еще несколько шагов, и этот гул оказался над самой головой, и сразу же обдало теплым, пропахшим автогенной сваркой воздухом.

Над их головами ровно гудел заводской вентилятор.

Прямо под ним и остановился Мулат.

— Все. На месте, — не раздумывая, он шагнул в темную воду, за ним Сашка, следом — длинноволосый.

Когда перешли дорогу и гул вентилятора стал тише, Мулат заговорил все еще зло — он ведь не знал, почему Сашка оттолкнул его руку:

— Теперь мы проверим: легавый ты или нет. Это будет твоим испытанием. Оставайся здесь. Гляди в обе стороны. Увидишь, идет кто или едет — фары в темноте увидишь, — свистни! Громче, чтоб слышно было. Все твое дело. Понял? Мы здесь недалеко будем. — Он помолчал и еще добавил: — Ты, кореш, с характером, но если что, меня ты тоже знаешь. Ширну — не заплачу. Не зевай. Увидишь мимо мотоцикл проедет, с той стороны, куда мы уйдем, с двумя на горбу, сразу мотай на вокзал и шуруй домой. Ну… Мы сейчас под крышей будем. — Мулат стащил с себя «кожанку» и набросил на Сашку. — Люблю детей, готов последнюю корку отдать. И зачем меня мама таким жалостливым родила?..

Они тут же исчезли.

Шумел дождь, журчала вода по дороге. Сашка ничего не мог понять. Под крышей? Под какой крышей? Какая работа — ночью — за придурка они его считают?

Сашка потоптался, оглядываясь, в ботинках хлюпала вода. Надо бы снять пиджак и выжать, а потом уж надеть куртку. Сашка вглядывался в темноту, а кругом журчало, всхлипывало… Хорошо, что за спиной у него гараж, а то трахнут по затылку и не заметишь. От холода, что ли, по спине прошла дрожь… Нет, снимать пиджак он не станет… Надо быть начеку.

Он ладошками провел по рукавам пиджака, сбросил лишнюю воду и натянул куртку… Родной отец его выгнал из дому, а Мулат отдал кожанку… Сашка сделает все, раз просил Мулат…

Под крышей? А если они убивают под крышей? Да нет же! Вон какое у Мулата настроение было, пока Сашка не разозлил.