Графиня Кейт

Когда вечера сделались длиннее, Кейт успевала приготовить четыре-пять картинок в день. Они представляли похождения одной очень милой маленькой девочки Гильды, родители которой погибли при крушении поезда на железной дороге (картинка, изображавшая этот случай, была вся испещрена красными и желтыми пятнами, которые должны были означать кровь и огонь). Милая девочка совершала разные похвальные поступки: занималась воспитанием братьев и сестер, сама учила их, содержала в порядке дом.

Сильвия-Джоанна надеялась, что прекрасная Тильда в награду за примерное поведение получит титул графини.

— Это может случиться только в том случае, если все ее братья будут убиты, — возразила Кейт.

— Да ведь это просто сказка, — отмахнулась Сильвия-Джоанна, — а в сказке все можно устроить по-своему!

— Во всякой игре должна быть правда! — не сдавалась Кейт.

Сильвия-Джоанна продолжала настаивать, и тогда Кейт в сердцах выпалила:

— Да никогда в жизни я не пожелаю Гильде такой пакости!

Элис и Сильвия-Джоанна были совершенно поражены таким неприличным словом!

Время, проведенное у моря, было счастливым для Кейт, если не считать нескольких неприятных моментов, которые так или иначе были связаны с Сильвией-Джоанной.

Новая подруга Кейт принадлежала к числу тех детей, которые никак не могут обойтись без того, чтобы не целовать постоянно своих друзей, называя то «душечкой», то «голубушкой». Миссис Вардур понимала, что эти постоянные ласки навязчивы и неприличны и что леди Барбаре не понравится, если Сильвия-Джоанна по привычке будет вешаться на шею маленькой графине. Поэтому она запретила дочери все эти излияния любви, разрешив только один поцелуй при встрече и один при прощании.

Сильвии это было неприятно, и она, нарушая приказ матери, то и дело обвивала руками талию Кейт. Юная графиня сначала противилась этому, такое непослушание казалось ей невозможным. Но мало-помалу Кейт поддалась Сильвии-Джоанне и позволяла ей целовать себя, хоть страх быть пойманной и не оставлял ее.

То же самое было и с обращением. Сильвия-Джоанна называла Кейт разными ласкательными именами: «душечкой», «кошечкой», но никогда не «графиней». Кейт была вынуждена сообщить ей, что тетка Барбара не терпит фамильярности и поэтому подруга не должна называть ее просто Кэтрин или Кейт. Сильвия-Джоанна сначала расплакалась от обиды, но на следующий день повеселела и объявила, что отныне она будет звать дорогую леди Кергвент просто К., так как К есть первая буква ее имени и фамилии.

Кейт не оценила выдумки подруги. Все внутри ее возмутилось, и она сообщила Сильвии-Джоанне, что такое название еще больше не понравится теткам и она вынуждена от него отказаться.

Впрочем, сказать-то она так сказала, но когда подруга устремила на нее свои полные упреков и слез глаза, Кейт показалось до того приятным быть так сильно любимой, что она разрешила Сильвии называть ее К.

Никто никогда не узнал ни об этих, ни о некоторых других незначительных непослушаниях, к которым Сильвия-Джоанна как бы подтолкнула Кейт. Жозефина, надзиравшая за девочками, не находила в подобного рода непослушании ничего дурного, а кроме нее некому было наставить подруг на путь истинный. Тетки юной графини не могли и предположить, что кроткая милая Сильвия-Джоанна заставит их племянницу уклониться от привычки говорить чистую правду — привычки, которая была лучшей чертой характера Кейт.

Глава X

Возвращение в Лондон

Миссис Лейси должна была приехать к своей ученице в Борнмут через шесть недель, однако по прошествии этого времени от нее пришло письмо, в котором гувернантка просила отсрочки на пятнадцать дней из-за болезни. Леди Барбара ответила, что все идет так благополучно, что миссис Лейси может не беспокоиться до их возвращения в Лондон, то есть до первого октября.

К концу сентября прибыло еще одно письмо. Бедная миссис Лейси тысячу раз извинялась за все причиненные ею хлопоты, сообщала, что ее сын и доктор настоятельно требуют, чтобы она отказалась от места гувернантки, и умоляла подыскать для юной графини кого-нибудь другого.

— Бедняжка! — сказала леди Джейн. — Я всегда думала, что ей у нас слишком тяжело, хоть должность и помогала ей решить денежные затруднения.

— Ей было бы проще, если бы она имела дело с другим ребенком, — ответила леди Барбара. — Если бы наша племянница оказывала своей гувернантке побольше внимания и уважения, это сделало бы ее жизнь счастливее… Но от Кэтрин трудно ожидать чего-то подобного!

Кейт рассердилась и надулась на тетку за такие слова. Гнев помешал ей раскаяться в том, что она действительно часто бывала невнимательна и недобра к бедной миссис Лейси. К тому же девочка любила перемены и надеялась, что новая бонна будет также добра и весела, как мисс Освальд — гувернантка Лапоэров.

Между тем миссис Вардур решила поехать на время в Лондон, чтобы посоветоваться с докторами относительно здоровья Элис. Это решение привело Кейт в восторг, и она принялась строить планы насчет совместных прогулок по Гайд-парку и разговоров за вечерним чаем. Кроме того, девочку не покидала надежда, что из Олдбороу приедет другая, дорогая ее сердцу Сильвия и присоединится к ним. Особенно обрадовало Кейт приглашение миссис Вардур провести вместе день рождения Сильвии-Джоанны, 21-го октября, и обещание в этот день съездить в Зоологический сад или, в случае дурной погоды, в музей.

Поэтому Кейт уже не так грустила, покидая море и сосновую рощу. Летя по железной дороге обратно в Лондон, она держала в руках красивый дорожный мешок, сделанный двумя ее приятельницами, глядя на который, леди Барбара насмешливо улыбалась. Мешок был наполнен множеством маленьких раковин, там же лежала книга и маленькая тетрадка, в которую Кейт торопливо что-то записывала всякий раз, когда поезд останавливался.

Желая убедить Сильвию-Джоанну в том, что, не будучи графиней, можно ощущать себя гораздо счастливее, Кейт хотела выразить эту мысль стихами. Она знала наизусть басню о маргаритке, и ей представилось очень удачным заменить известную всем маргаритку, жалеющую о своем переселении, колокольчиком. Стихи должны начинаться описанием колокольчика, голубые цветки которого свободно колышет ветерок; потом бедный колокольчик пересаживают в оранжерею и отдают на попечение садовников, желая превратить его в высокий и красивый цветок. Здесь можно было нарисовать прекрасную картинку к стихам, из этого вышел бы отличный подарок ко дню рождения Сильвии-Джоанны, который будет гораздо лучше купленного.

Размышляя таким образом, юная графиня и не заметила, как очутилась опять дома, в Лондоне. Едва она вступила в дом на Брутон-стрит, хорошее расположение духа вдруг оставило ее, точно в старых углах таились все ее дурные помышления и чувства. Кейт немного погоревала о миссис Лейси, когда, вбежав в классную комнату, не обнаружила там ее привычной доброй улыбки, а потом вновь вспомнила о колокольчике и начала рыться в книгах, отыскивая картинку, с которой можно было бы его срисовать.

В это время в комнату заглянула леди Барбара и, увидев разбросанные на полу книги, приказала немедленно их убрать и переодеться. Кейт повиновалась и, оступившись, полетела вниз, цепляясь платьем за все старые гвозди и отрывая оборку. Неудивительно, что тетка осталась недовольна девочкой.

Леди Барбара искала гувернантку, но такой, какую ей хотелось, найти в один день было трудно, поэтому пока она решила сама присматривать за Кейт и преподавать ей некоторые предметы.

Оттого ли, что леди Барбара не понимала, что можно было требовать от маленькой девочки, оттого ли, что Кейт слишком любила похвалы, только эти ежедневные уроки сделались для юной графини пыткой. Хоть Кейт и любила их почти все, но она выходила из терпения с самого начала урока. Тетка Барбара, как казалось Кейт, придиралась к каждой мелочи: то приказывала сидеть ровно, то заставляла выговаривать слова повнятнее, то вдруг напоминала ей о вчерашней ошибке, то сетовала, что Кейт могла бы приготовить урок еще лучше…