Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира

— завыла мама,

От ее смеха даже у меня кровь стыла в жилах.

Мужчина, видимо, сел. Он даже не стонал, а испуганно выл.

Как славно мы спелись с мамой. Из нее получилась потрясающая ведьма — отвратительная и злая. Рядом с мамой и бабушкой, которая нам подыгрывала, я чувствовала себя неуязвимой и могущественной.

Макс, похоже, встал на ноги.

— Нет, нет, нет, — услышали мы его нечленораздельный скулеж в темноте. — Нет, нет, нет. Прочь! Прочь!

Мы с мамой продолжали изрыгать мрачные угрожающие строки, и бабушка Эя тоже не отставала, издавая леденящие душу фырканья, но не думаю, что Макс был еще способен нас слышать. «Прочь! Прочь! Прочь!» — без умолку кричал он.

Я легко могла себе представить, как он затыкает руками уши, кружится волчком и судорожно подергивает головой.

Все равно тебе от нас не избавиться, подумала я. Убегай, убегай, так тебе и надо!

Мы услышали нарастающий шум, будто падают камни, быстрые шаги, стоны и все то же отчаянное «Прочь! Прочь!», напоминающее собачий вой.

Он бежал!

Как слепой крот, которого выкурили из норы, Макс наконец нашел выход. Нечленораздельные крики слабели, теряясь в ночи.

Мы продолжали шабаш еще с минуту, пока окончательно не охрипли. Сорвав голоса, все втроем мы обессиленно замолчали.

Ведьмы из «Макбета» сделали свое дело! Не беда, что мы без зазрения совести перепутали все реплики: Шекспир все равно поражает в самое сердце.

Я сделала в темноте шаг, другой. Наклонилась, вытянув руки, чтобы нащупать черепаху, которая зашевелилась в ответ.

— Бабушка! — крикнула я. И почувствовала, как мама наклоняется рядом со мной.

Там наверху, в темноте, летучие мыши метались по ангару. Теперь я их ни капельки не боялась, они ведь нам подыгрывали, когда мы изображали ведьм.

— Почему ты дала себя сюда увести, бабушка? — спросила я. — Почему ты пошла за Максом, а не стала ждать нас, как мы договаривались?

Я держала руку на ее маленькой головке, чтобы чувствовать в темноте ее присутствие.

— Он обещал мне вкусную свежую морковку, а еще сказал, что знает, как переправить меня на Альдабру.

Черепаха говорила растерянно, и я с трудом разбирала ее слова.

— И ты бы так и ушла? — возмущенно воскликнула я. — Ради вкусной свежей морковки? Бабушка!

— Ради Альдабры, — пробормотала она.

— Ты бы нас бросила! — я была ошеломлена.

— Что она говорит? — с волнением спросила мама. — Почему она бы нас бросила?

Я попыталась объяснить ей, как все произошло по моей версии.

— Макс, наверное, следил за нами от самого дома, мама. За тобой или за мной. Потом он спрятался и ждал, пока мы уйдем, чтобы обмануть бабушку, пообещав ей отвезти ее на Альдабру.

— Обещав? Ты хочешь сказать, что он с ней разговаривал? Откуда ему знать, что черепаха понимает его?

Мамино замечание заставило меня задуматься. Еще бы. Как же это произошло? Почему Макс с ней говорил? Он же не знал, что наша черепаха понимает язык людей… Разве что шпионил за нами так близко, что мог услышать наши разговоры. Но в таком случае мы бы его засекли. Нет, все гораздо проще.

— У Макса привычка разговаривать со своими рептилиями, он считает их друзьями или что-то в этом роде. Он думает, что они его понимают. Наверное, так же он общался с черепахой, — сказала я.

— Она пошла за ним по своей воле?

В голосе мамы слышалось волнение и разочарование.

— Где находится эта Альдабра? Первый раз о ней слышу. Нет-нет, оставайся с нами, мама. Мы будем тебя очень любить. Будем тебя баловать, — продолжала она с ноткой отчаянной настойчивости в голосе. — Мы будем тебя все время гладить. Завтра Рождество, разве это не чудо, что мы втроем соединились как раз под Рождество?

В темноте черепаха пробурчала:

— ДаненадолгоооРооождессствооо.

— Что она сказала?

— Она проведет у нас некоторое время. Все рождественские каникулы.

— А потом?

— Аллльдааабраа, — просвистела черепаха.

На этот раз переводить не пришлось: мама сама поняла.

— Альдабра — это атолл в Индийском океане, — с грустью объяснила я.

— В Индийском океане — подумать только. Как она туда доберется? Это исключено!

— Можно попросить помощи у какого-нибудь ученого, — сказала я упавшим голосом. Как же сильно бабушка скучала по Альдабре, раз пошла за Максом, только заслышав это слово! — Эти черепахи награни вымирания, это оберегаемый вид. Они все живут там. Это их остров. Вот увидишь, ученые доставят ее на корабле на Альдабру.

— Это так далеко!

— Но пока нам надо увезти ее отсюда. Пойдем к лодке, — сказала я, чтобы как-то отвлечь маму.

— А этот Макс? Он не опасный? Что нам с ним делать?

Мама обращалась ко мне, словно я взрослая, а она маленькая девочка.

— Бабушка, думаешь, он еще опасен?

Она долго жила бок о бок с сумасшедшими и должна бы в них разбираться.

Маленькая головка под моей рукой отрицательно качнулась.

— Сейчас он, наверное, уже далеко, — сказала я. — Забудем о нем.

С Максом я поняла одну вещь. Я поняла, что сумасшедшие — это люди, которых мучают страхи, и они пытаются избавиться от этих страхов любой ценой, не думая о других. В этом смысле они могут стать опасными. Но наш Макс, похоже, надолго выбыл из игры. Может быть, навсегда.

Мы продвигались ощупью в темноте в поисках выхода.

Когда мы наконец выбрались наружу, нас ослепил слабый рассеянный свет. Круглая и ровная луна белела в небе. Черепаха прокладывала нам дорогу, раздвигая своими величавыми движениями заросли кустарника. Следуя за ней, мы вышли из чащи без особых трудностей, и вот наконец перед нами замаячил свет фонаря. Вскоре мы шагали по гладкому бетону набережной. А вот и лодка.

Когда бабушка в нее вскарабкалась, мы накинули ей на спину мамин плащ, чтобы никто ее не увидел.

Тишину неожиданно нарушил шум: мама завела мотор.

Мы скользили по гладкой, как стекло, темной воде лагуны. Луна освещала след лодки, будто он был из темного золота.

— Бабушка, тебе там хорошо? Тебе не очень холодно?

— Мы скоро будем дома, — сказала мама. — В тепле.

Из-под плаща нам ответило мягкое, как ветерок, сопение. Она здесь, рядом с нами, в лодочке, которая везет нас домой. Похоже, черепаха родом из далеких океанов, исчезнувших континентов, недосягаемых звезд. Аромат плюмерии и пряностей смешивался с запахом водорослей и вонью отбросов, гниющих в воде. Сладкий удручающий запах. Я старалась не дышать, чтобы не чувствовать этой вони, а потом наоборот стала жадно глотать воздух, чтобы проветрить голову и прогнать оттуда все мысли.

Эпилог

Корабль плыл по зеленым водам Индийского океана. Уже много дней мы не встречали других кораблей.

Все путешествие меня выворачивало наизнанку. И маму тоже. А вот бабушке Эе морская болезнь была нипочем. Она облюбовала себе местечко на палубе и дремала там дни и ночи напролет. Не тошнило и Аллана: чихать ему на эти волны.

Аллан — молодой американский ученый, который отозвался на наше письмо. Сначала он позвонил, а в конце января приехал к нам в гости в Венецию и сразу же подружился с бабушкой Эей. Естественно, он не знает, что она моя бабушка. Предположение, что она сбежала из зоопарка, он сразу опроверг. Аллан был убежден, что в венецианскую лагуну она приплыла по течению прямо со своего атолла. Почему Венеция? Да потому, что тут тоже есть лагуна, как на Альдабре! Красивая большая лагуна. Если Geochelone gigantea может проплыть с Мадагаскара до Альдабры (а это доказано, так как изначально они происходят оттуда), почему бы ей не приплыть с Альдабры в Венецию? Как только он вернется в Штаты, он напишет сенсационную научную статью на эту тему.