Ох, уж эта Зойка

— Ты будешь великим человеком! — сказала она проникновенно.

Сорванец так удивился, что полежал с открытым ртом, разглядывая Зойку, как что-то невиданное. Потом предложил:

— Хочешь, я научу тебя плавать?

— Когда я вырасту, — подумав, торжественно сказала Зойка, — я непременно буду плавать в прудах, в озёрах, в морях и в океанах. Тогда ты меня научишь.

Вдруг Сорванец дрыгнул ногами и сел:

— Чего это народ бежит? Случилось, что ли, чего?

Зойка повернулась лицом к дороге. Вот так зрелище!

Быстро шёл дядя Юра в своих неизменных спортивных брюках, но уже в рубашке. За ним бежал Глеб. За Глебом — соседский Гриша. За Гришей спешила баба Вера, на ходу повязывая косынку. За бабой Верой подскакивала кошка Резвушка. Та самая, которая, по всей вероятности, разбила блюдце.

Зойка, а за ней Сорванец припустили навстречу всей этой компании.

— Что случилось? — закричала Зойка.

Дядя Юра издал какой-то неразборчивый клич, набежал на Зойку, подхватил её на руки и завопил:

— Вот она! Вот она!

И вслед за ним все, как по уговору, закричали:

— Вот она! Вот она!

— Ой, ну что у вас случилось? Что случилось? — нетерпеливо спрашивала Зойка, сидя на руках у дяди Юры и приглаживая ему вспотевшие волосы надо лбом. — Куда вы все помчались?

— Слушай, я высеку тебя! — сказал дядя Юра. — Не дожидаясь из города мамы. Просто по собственному почину.

— За то, что я тебя… тогда? — виноватым ласковым голоском спросила Зойка.

— Я не знаю, что было «тогда». У тебя секунды не проходит без проделок. Зато я знаю, что было теперь!

Подбежала баба Вера и, охая, стала обнимать Зойку прямо на руках у дяди Юры. А за ногу Зойку дёргал Глеб.

Сверху вниз глядя на него, Зойка крикнула:

— Ты куда девался?

— Я?! — воскликнул Глеб. — Я в саду играл, за сараем. А ты куда девалась? Ты-то! Ты-то!

Баба Вера шлёпнула Зойку. Сильно, но нисколько не больно, потому что попала по руке дяди Юры. Помахав в воздухе ушибленными пальцами, она накинулась на Сорванца:

— Ты зачем её увёл? Вот нажалуюсь твоей матери!

Сорванец смотрел на всех с любопытством, а тут он захлопал глазами и пустился наутёк.

— Он вообще очень храбрый, — сказала Зойка. — Это он на всякий случай…

— Вера Ивановна, — широко шагая, сказал дядя Юра семенившей за ним бабе Вере, — я считаю, что Зою на всякий случай необходимо отстегать прутом. Как вы думаете?

— Ты это что — серьёзно? — Зойка слегка дёрнула его за волосы.

— А как поступают с бессовестными детьми? — вопросом на вопрос ответил дядя Юра.

Дома Зойка окончательно догадалась, что вся суматоха произошла из-за неё. Глеб искал её в саду. Не нашёл и сказал бабушкам, что Зойка пропала. Потом кто-то на улице сказал бабе Любе, что Зойка бежала куда-то, уцепившись за руку Лёньки-Сорванца…

Так Зойка узнала, что у Сорванца в самом деле есть имя. Этого храбреца зовут, оказывается, Лёней.

И ещё она узнала, как скучно сидеть одной в комнате, когда все гуляют в саду. Конечно, преступление Зойка сделала большое. Недаром, соглашаясь посмотреть, как Сорванец нырнёт, она чувствовала, что погибает. Но и наказали её здорово: запретили выходить из комнаты до самого вечера.

— Можно, я буду с ней сидеть? — попросил Глеб. — Мне не хочется гулять.

— Нельзя, — переглянувшись, хором сказали баба Вера и баба Люба. Баба Люба поцеловала Глеба в голову. Баба Вера поправила на нём рубашку. Потом обе повторили: — Нельзя, Глебушка.

— Но ведь она ещё маленькая, — сказал Глеб. — Она ещё в школу не пойдёт. Это я виноват, что за ней не присмотрел. Я-то ведь в школу пойду. Меня вместе с ней надо наказать.

Дядя Юра захохотал. А Зойка громко заревела. Чтобы не расстраиваться от Зойкиного рёва, обе бабушки ушли из комнаты. При этом они, как видно, на всякий случай, заперли Зойку на ключ. А Глеба дядя Юра увёл в кино на детский фильм. Глеб не хотел идти в кино без Зойки, но бессовестный дядя Юра его уговорил.

От жалости к себе Зойка решила умереть — пусть знают! Она легла на кровать, крепко зажмурила веки и лежала тихо и неподвижно, дожидаясь, когда перестанет существовать на этом свете. Старалась-старалась не дышать, да и заснула. И проспала до самого ужина. К ужину её разбудили, и никто её уже не бранил, наоборот, обе бабушки щупали ей голову: не горячая ли?

Зойка старательно кашляла и говорила слабым голосом:

— Простудилась я на этом пруду, пока храбрый Сорванец-Лёня нырял…

— Розог! Розог! — кричал дядя Юра.

Но никто на него не обращал внимания, все беспокоились о Зойкином здоровье.

Что делается на свете!

Полдень, как известно, двенадцать часов дня, а полночь — двенадцать часов ночи. Так вот, в полдень, а, конечно, не в полночь, поднялся сильный шум.

Дети сидели на веранде за вторым завтраком. И вдруг приехали из города баба Маня и деда. Они — мамины родители. И дяди-Юрины тоже. А баба Вера — папина родительница. А баба Люба — её сестра и папина родная тётка.

Как было не подняться шуму? Во-первых, Глеб и Зойка выскочили из-за стола и повисли на шее у деда. Во-вторых, их обоих крепко обняла баба Маня.

В третьих, все бабушки восклицали сразу:

— Ах, какая радость! Как хорошо, что вы приехали! Мы давно собирались вас навестить! Мы так без вас соскучились!

А самое главное: баба Маня, не успев ещё выпустить из своих рук детей, стала без передышки воспитывать дядю Юру:

— Почему ты ходишь без рубашки? Наверно, все рубашки грязные, мог бы и сам постирать, Вере Ивановне и Любови Ивановне и без тебя хватает дела, воду-то ты им носишь? А брюки-то, брюки на что похожи!

— Мама, всё в порядке! — уверял дядя Юра.

Но баба Маня не слушала и продолжала его воспитывать: и похудел-то он, и вид у него дикий, нестриженый, нечёсаный и ободранный, и не занимается-то он, наверно, нисколько, а только приключенческие книжки читает.

Зойке даже жаль стало своего дядюшку, и она громко сказала, перебив бабу Маню на полуслове:

— Как тебя, дядя Юра, аппендицит-то подвёл! Был бы ты сейчас на студенческой стройке.

Все засмеялись, хотя что смешного в аппендиците? А дядя Юра вздохнул:

— Твоя правда, Зайка. Если б не сделали мне летом операцию, я бы сейчас был на какой-нибудь студенческой стройке, а не прокисал на даче.

— Зоя, а ты зачем бабу Маню перебила? — нахмурился дедушка. — Перебивать старших не годится.

Зойка удивилась. Все три бабушки очень часто делали ей замечания: «Не вертись, не болтай без конца, не приставай, не перебивай» — да мало ли что ещё. А деда почти никогда не делал замечаний. Что это с ним?

— Она же маленькая, — вступился Глеб. — Она в школу ещё…

— Молчи, вечный защитник! — сказала баба Вера и посмотрела вопросительно на дедушку: — Сергей Никанорович, ну, как? Неужели удалось?

— В основном договорились, — с таинственным видом ответил дедушка. — Теперь надо показать самого ребёнка.

— Какого ребёнка? — спросила Зойка. — Кому показать?

— Любопытному на днях прищемили нос в дверях, — сказал дедушка. — Каша у вас давно остыла. Полный непорядок.

Глеб и Зойка уселись доедать кашу. Потом все вместе ели огромный арбуз, который привёз дедушка. А потом дед вдруг потребовал, чтобы Зойка принесла книжку и почитала ему вслух.

— Так сейчас же не вечер, — недовольно сказала Зойка. — Сейчас надо идти гулять. В лес.

— Если дедушка велит, слушайся! — в один голос сказали баба Вера и баба Люба и почему-то вздохнули.

Зойка притащила из комнаты «Мойдодыра». Но дедушка сказал:

— Больно ты, матушка, хитра. Это ты наизусть знаешь. — Он вытащил из кармана пиджака газету. — Прочитай заголовок вот этой статьи. Что здесь написано?

— Ну, зачем я буду читать про «Уборка — ударный фронт»? — приглядевшись к заголовку, сказала Зойка. — И про хлопок мне неинтересно.

Дядя Юра хохотнул в кулак.

— Поди отсюда! — велела баба Маня. — Рубашку постирай!