Домик в прерии ч.2

Это была река Миссури. Папа въехал на паром, и все тихо сидели в фургоне, пока паром, раскачиваясь, отходил от берега и медленно переплывал мутный, желтый от глины поток.

Еще через несколько дней они снова очутились среди холмов. Проезжая по одной из долин, фургон увяз в глубокой черной грязи. Шел проливной дождь, гремел гром, сверкали молнии. Разбить лагерь и разжечь костер было негде. В фургоне все отсырело, стало зябко и неуютно, но пришлось сидеть внутри и есть холодные остатки припасов.

Утром папа нашел на склоне одного холма подходящее место для лагеря. Дождь перестал, но еще целую неделю пришлось ждать, пока вода в реке спадет, а грязь высохнет. Только после этого папе удалось вытащить увязшие в грязи колеса, и можно было ехать дальше.

Однажды, когда они сидели и ждали хорошей погоды, из леса верхом на черном пони выехал высокий худой человек. Он поговорил с папой, а потом они вместе отправились в лес и вскоре вернулись обратно, оба верхом на черных пони, которых папа обменял на своих усталых гнедых лошадей.

Маленькие лошадки были очень красивые. Папа сказал, что это вовсе не пони, а западные мустанги. Они сильны, как мулы, и ласковы, как котята. У лошадок были большие добрые глаза, длинные хвосты и гривы, а их стройные ноги были короче и проворнее, чем у лошадей Больших Лесов.

Когда Лора спросила, как зовут этих мустангов, папа сказал, чтобы они с Мэри сами дали им имена. Мэри назвала одну лошадку Пэт, а другой Лора дала имя Пэтти.

Когда разлившаяся река перестала шуметь, а земля подсохла, папа вытащил фургон из грязи, запряг в него Пэт и Пэтти, и они поехали дальше.

В своем крытом фургоне они проделали весь долгий путь из Больших Лесов Висконсина через Миннесоту, Айову и Миссури. И всю дорогу Джек бежал за фургоном. Теперь им надо было пересечь Канзас.

Канзас был бесконечной плоской равниной, поросшей высокими травами, которые непрерывно колыхались на ветру. День за днем путники ехали по Канзасу и не видели ничего, кроме волнующихся трав и огромного неба. Ровный круг неба опускался на плоскую землю, и фургон все время оставался в самом центре этого круга.

Пэт и Пэтти целыми днями то бежали рысью, то шли шагом, то опять переходили на рысь, но выбраться из центра круга все никак не могли. Когда солнце клонилось к закату, край неба розовел, а фургон все равно оставался в центре. Потом земля постепенно чернела. В траве уныло завывал ветер. Огонек костра был как искорка, затерянная в огромной пустыне. Но небо усыпали крупные звезды, Они мерцали совсем близко, и Лоре казалось, что ей ничего не стоит достать их рукой.

Наутро земля была такой же, небо было таким же, и круг тоже ничуть не менялся. Лоре и Мэри все это надоело. Делать им было нечего и смотреть тоже не на что. Они сидели в задней части фургона на постели, аккуратно застланной серым одеялом. Края парусины, натянутой поверх фургона, с боков были скатаны и привязаны к дугам, так что ветер с прерии свободно трепал гладкие темные волосы Лоры и золотистые локоны Мэри, а яркий свет больно бил им в глаза.

Временами по волнистой траве длинными скачками проносился большой заяц, Джек не обращал на него ни малейшего внимания. Бедняга Джек тоже устал, лапы у него стерлись и болели от долгого пути. Фургон все трясся и трясся, парусина все хлопала и хлопала на ветру. Еле заметная колея все так же тянулась вслед за фургоном, постепенно исчезая вдали.

Папа сгорбился, отпустил поводья, и ветер трепал его бороду. Мама сидела спокойно и прямо, сложив руки на коленях. Крошка Кэрри спала среди мягких узлов.

— А-а-х‚— зевнула Мэри, а Лора сказала:

— Мама, можно, мы слезем и побежим за фургоном? У меня ноги устали сидеть.

— Нет, Лора, нельзя,— ответила мама.

— А лагерь мы скоро разобьем? — спросила Лора. Ей казалось, что прошло уже очень много времени после полудня, когда они пообедали, сидя в тени фургона.

— Нет, не скоро. Еще слишком рано,— отозвался папа.

— А я хочу сейчас! Я устала!

— Лора! — Мама больше ничего не сказала, но Лора поняла, что жаловаться нельзя. Поэтому вслух она больше не жаловалась, но про себя придумывала всякие жалобы и ворчала.

Ноги у нее болели, волосы беспрестанно трепал ветер. Трава колыхалась, фургон трясся, н очень долго конца всему этому не было видно.

— Впереди ручей или река, — вдруг сказал папа. — Видите там деревья?

Лора поднялась, ухватилась за дугу и увидела далеко впереди смутное темное пятнышко.

— Это деревья, — пояснил папа. — По теням видно. В этих краях деревья растут только у воды. Там мы сегодня и разобьем лагерь.

Переправа через реку

Пэт и Пэтти побежали быстрее, словно они тоже обрадовались. Лора встала, крепко держась за дугу. Фургон сильно трясло. Через папино плечо, далеко за волнующейся травой она разглядела деревья, но они были совсем не похожи на те, какие она видела раньше. Они были не выше кустов.

— Ай-ай-ай! — вдруг сказал папа.— Куда ж нам теперь ехать?

Дорога в этом месте разветвлялась. По еле заметным следам колес в траве нельзя было разобрать, какая колея наезжена больше. Одна вела на запад, вторая, спускаясь под уклон, уходила к югу, и обе вскоре исчезали в высокой волнующейся траве.

— Я думаю, лучше ехать вниз. Там течет река. Эта дорога, наверное, ведет к броду,— решил папа и повернул на юг.

Дорога то опускалась, то снова поднималась по склонам невысоких холмов. Деревья теперь стали ближе, но по-прежнему были очень низкими. Вдруг Лора вскрикнула и изо всех сил вцепилась в дугу. Почти под самым носом у Пэт и Пэтти уже не колыхалась трава, да и земли тоже не было. Лора увидела край обрыва и верхушки деревьев.

В этом месте дорога поворачивала. Некоторое время она тянулась по самому краю обрыва, а потом резко пошла вниз. Папа дернул вожжи, Пэт и Пэтти осадили назад и почти присели. Колеса заскользили, и фургон стал медленно спускаться вниз по крутому склону. По обеим сторонам вздымались рыжие земляные уступы. На их зубчатых краях колыхалась трава, но на крутых, покрытых трещинами склонах совсем ничего не росло. Они были такие горячие, что Лоре пахнуло жаром в лицо. Наверху по-прежнему дул ветер, но в глубокой расщелине было тихо. Тишина казалась пустой и непонятной. Потом фургон снова выбрался на ровное место, узкое ущелье расширилось и перешло в долину. Здесь росли высокие деревья. верхушки которых Лора видела сверху из прерии. На холмах тут и там зеленели тенистые рощи. Под деревьями отдыхали олени. В густой тени их едва можно было разглядеть, Олени повернули головы к фургону, а любопытные оленята поднялись на ноги, чтобы получше его разглядеть.

Лора удивлялась, что все еще не видно никакой речки, Низина была очень широкая. Здесь внизу, среди небольших пологих холмов и солнечных лужаек, было жарко и тихо. Земля под колесами фургона была мягкая, трава на лужайках короткая и редкая, потому что ее объели олени.

Некоторое время позади фургона еще поднимались рыжие уступы. Но когда Пэт и Пэтти остановились, чтобы напиться из речки, уступы почти совсем скрылись за деревьями и холмами.

В тишине было слышно, как журчит река. Деревья, росшие по берегам, наклонились к воде, окутали ее глубокой тенью, и только на середине быстрые голубые волны сверкали серебряными бликами.

— Вода в речке сильно поднялась, но, по-моему, мы сможем переправиться. По старым следам видно, что здесь брод. Как ты думаешь, Каролина?

— Решай сам, Чарльз‚— ответила мама.

Пэт и Пэтти подняли мокрые носы, навострили уши и, казалось, слушали, что говорит папа. Потом вздохнули, сдвинули носы и о чем-то зашептались. Чуть выше по течению Джек длинным красным языком лакал воду.

— Надо опустить крышу, — сказал папа.

Он слез с сиденья, размотал скатанную парусину и крепко привязал ее края к бортам фургона. Потом дернул за веревку и так сильно стянул края парусины, что сзади осталось совсем маленькое отверстие, через которое почти ничего не было видно.