Я и Костя, мой старший брат

— Выздоровела! — ответила я и предложила: — Пошли на «Пятнадцатилетнего капитана»? У меня липший билет.

— Да-а? — обрадовался Сережа.

— В два часа.

— Ладно!

Подумал и добавил:

— Спасибо!

Как долго тянется время, когда нужно, чтобы оно, наоборот, шло побыстрее! Нет никакой возможности терпеть!

В половине второго я зашла за Сережей, но он обедал. Минут пятнадцать я переминалась с ноги на ногу в передней и слушала, как Сережина мама кричит:

— А я говорю: пока не доешь, никуда не пойдешь! А я говорю— доедай! Слушать ничего не хочу! А кисель? А я говорю — пей! Тебя ветром качает! Опоздаешь— так тебе и надо.

Наконец Сережа выскочил из кухни, натянул пальто на одну руку и ушанку задом наперед, и мы помчались. В самый раз успели. Только отыскали свои места в одиннадцатом ряду, свет погас, и начался кинофильм.

…Пасмурное вечернее море. Волны, ударяясь о берег, вздымают брызги. На берегу стоит чернобородый человек и прячет лицо в поднятый воротник куртки. Нэгоро! Я сразу его узнала. А вот и корабль «Пилигрим». Старый капитан Гуль встречает гостей: миссис Уэлдон, маленького Джэка, смешного кузена Бенедикта. Все похожи! Всех я себе представляла именно такими. Но Дик Сэнд! В книжке, на картинках, он мне, по правде говоря, не очень нравился. А в фильме он был как раз такой, каким мне и хотелось его видеть. И ведь чем-то Сережа на него похож! Да, да! Похож! У Сережи такое же смелое, открытое лицо.

Схватка с китом! Видение Летучего Голландца! Негодяй Нэгоро крадучись пробирается в рубку и кладет топор под компас. Корабль меняет направление.

— Ничего, они потом все равно победят! — успокоила я.

— Отстань, я знаю!

Я не обиделась: не до того! Ух, какой фильм! Когда он кончился, у меня болели пальцы, так я сжимала ручки кресла. Мы вместе с толпой двигались к выходу и делились впечатлениями:

— Жуткая сцена, как он у столба стоял привязанный! Даже рот веревкой перетянули!

— Ага! А как Геркулес того по башке! Тот сразу — бенц!

— Ага! А как Альвец загорелся! Помнишь?

— А руки отрубленные — правда, жуть?

Мы шли и продолжали вспоминать. Это было чудесное ощущение — идти рядом с мальчиком, который учится уже в седьмом классе, почти взрослым! Я то и дело поднимала голову, чтобы видеть его лицо, и оно казалось мне все больше и больше похожим на лицо Дика Сэнда из кинофильма. Сережа и Дик Сэнд в моем воображении как бы слились воедино.

А я? Ведь еще недавно я сама была Диком Сэндом. Ничего. Пусть он, мне не жалко!

А я… я стану его младшим братом. Конечно! Эх, хотела бы я очутиться с ним на «Пилигриме», а потом пробираться сквозь джунгли. Я бы хоть по три раза в день подвергалась смертельной опасности, это так здорово… Интересно, сам-то Сережа догадывается, на кого он похож? Сказать ему? Нет, успею, потом…

Уже предо мной не Садовое кольцо, а саванна. Я зорко вглядываюсь в даль — не туземцы ли притаились за тем углом?

Навстречу нам и правда двигались два туземца в расстегнутых пальто.

Я уже знала мальчишек этого типа. Сколько раз они стреляли в меня из рогаток гнутыми проволочками. А как больно они дергали за косы! Нередко я плакала — не так от боли, как от их противного, оскорбительного гогота, от обиды и бессилия. Они шлялись по улицам словно нарочно для того, чтобы не давать житья девчонкам. Я их очень боялась. Но только не сегодня! Уж сегодня-то мне не придется трусливо перебегать на другую сторону или сворачивать в переулок. Пусть попробуют тронут! Мой Дик Сэнд так им даст! Мне даже захотелось, чтобы они пристали.

Какое удивительное, прекрасное чувство — чувство неуязвимости. Как редко нам, девчонкам, приходится испытывать его на улицах. Я, пожалуй, впервые ощутила его с такой силой, и мне захотелось, чтобы оно подольше не кончалось. Чтобы вот так же опасность двигалась мне навстречу, а я бы смотрела ей в глаза и смеялась. Потому что у меня есть защитник.

Когда они поравнялись с нами, один посмотрел на нас, ухмыльнулся и произнес:

— Жених и невеста, тили-тили тесто!

Другой ловко подставил Сереже ногу. Сережа споткнулся.

— Хулиганы! Дураки! — крикнула я.

— Ште-е? — тонким, противным голосом протянул парень. Он был приземистый, ниже Сережи, но, видно, не слабый. — Это ште за писк?

— Отстаньте, мы же вас не трогаем! — сказал Сережа.

— Слыш, кореш, он еще тявкает, — обратился парень к своему приятелю.

Тот стоял молча, со скучающим видом. И вдруг схватил Сережу за отворот пальто.

— А ну пошли! — произнес он сипло.

Сережа старался освободиться, отпихивал от себя парня, но тот словно прилип к нему, стараясь прижать к стене.

Дик Сэнд в руках пиратов! С неожиданным для себя чувством ликующего бесстрашия я бросилась на парня и лягнула его ногой.

Он отпустил Сережу и обернулся ко мне.

— Ты смотри! — произнес он удивленно. — Салага, а тоже туда же!

Он схватил мою руку и быстрым движением завернул за спину. От боли я согнулась.

— Отпусти!

Он еще сильнее вывернул мою руку.

— Сережа! — жалобно позвала я.

От слез, навернувшихся на мои глаза, все заволоклось туманом.

— Сережа!..

Мне было так больно, что я даже кричать громко не могла. Казалось, если я напрягу голос, мне станет еще больнее, хоть уж и так нет сил терпеть. Но я собрала все силы и, почти спускаясь на колени от боли, позвала в третий раз, так громко, как только могла:

— Сережа! Помоги!

— Вон он, твой Сережа, бежит, за штаны держится! — сказал мой мучитель.

— Врешь!.. — прошептала я. Я уже не звала, а мысленно молила: «Скорее, Дик Сэнд, побеждай того, другого, и спаси меня, я ведь больше не могу, не могу…» Слезы стекали мне за воротник.

— А ну отпусти ее, паразит! — услышала я рассерженный женский голос и сейчас же почувствовала огромное облегчение: моя рука была на свободе.

Перед мальчишками стояла женщина с хозяйственной сумкой в руке. Из сумки выглядывали батоны и пучки зеленого лука.

— Бессовестные! К кому пристали! Вон он, милиционер. А ну пошли!

Тех двоих как ветром сдуло. Я подвигала рукой и оглянулась. Сережа шел ко мне от угла.

— Что же ты? — сказала я. — Я тебя зову-зову…

— Я и хотел! — ответил он возбужденно. — Если бы эта тетка не подошла, я бы… Они бы у меня…

Мы снова пошли рядом. Мне было стыдно отчего-то, но отчего — я и сама не могла определить. Я испытывала неловкость за Сережу. Может, он сейчас мучается, не знает, как я теперь про него думаю: струсил он или нет? А я не думаю, что он струсил. Неужели я могу в это поверить? Надо ему сказать, что я этого не думаю, успокоить.

Но Сережа первый заговорил:

— Сама во всем виновата! Зачем тебе понадобилось с ними связываться? Мимо таких типов лучше молча пройти!

— Но ведь сам-то ты не прошел? — улыбнулась я его поучающему тону.

— Я схитрил, — ответил он гордо. — Я спокойно свернул в первый попавшийся подъезд. С таким видом, как будто это мой собственный подъезд. Он было поперся за мной, а я крикнул: «Папа!» Он и отстал. Я уже один раз этот способ применял. Безотказно действует.

Мне захотелось прервать его, закричать: «Ты что! Ты не видел разве, как он выворачивал мне руку? Не слышал, как я звала тебя? И ты мог отсиживаться в подъезде?!»

Но он говорил так уверенно, у него было такое спокойное лицо, словно он сделал все, как надо, и ему нечего стыдиться.

Я подумала: может, это я ничего не понимаю? Может, это раньше сильные спешили на помощь слабым, а теперь это правило вроде как отменили, и пусть слабые выкручиваются, как хотят?

Я ничего не сказала Сереже. Рука побаливала. Я осторожно согнула ее и прижала к груди. Потом я сделала вид, будто вспомнила что-то важное, прибавила шаг и вошла в подъезд, когда Сережа только еще подходил к воротам.

Дома я спокойно разделась и пошла мыть руки, словно ничего особенного не произошло. А на самом деле произошло.

Дик Сэнд исчез! Моя игра вдруг потускнела и погасла. Когда я легла в постель, я перед сном хотела все же еще поиграть в Дика Сэнда, но не игралось — и все!