Павлик Морозов [1976]

Мальчик перевел дыхание. Его больше не знобило. Било жарко, и лицо горело так, словно он лежал в крапиве. Неожиданно для самого себя он вдруг соскользнул с печи и крикнул срывающимся голосом:

— Папанька!.. Что ты делаешь, папанька!

Мальчик видел, как метнулся в угол незнакомец в мокром дождевике. Отец испуганно привстал.

— Пашка?

— Что ты делаешь?! — Павел всхлипнул.

— Ну ладно, ладно… — опомнился наконец Трофим.

— Чем торгуешь, папанька? Совесть у тебя где?

— Молчи!

— Не буду я молчать, папанька! Не буду, не буду молчать!

Трофим вскочил, уставился на сына помутневшими, то ли от ярости, то ли от выпитого вина, глазами.

— Я тебе покажу, как ты не будешь молчать!

Он бросился к сыну, одним ударом сшиб его с ног.

Широко распахнулась дверь, в избу ворвались шум дождя и свист ветра. Трофим стремительно разогнулся. Через порог переступила Ксения. Следом за ней шли Дымов и Потупчик.

— Брось хоть сына мучить! — вскрикнула Ксения, бросаясь к Павлу. — Зверь!

— Товарищ Дымов… — растерянно произнес Трофим, все еще продолжая держать Павла за плечо.

— Отпустите мальчика, Морозов! — сухо сказал Дымов.

— Отца не слушается, товарищ Дымов…

— Не так детей воспитывают, Морозов…

Ксения помогла Павлу подняться.

— Это она все наврала вам, товарищ Дымов, — заплетающимся от страха языком заговорил Трофим. Лицо его посерело. — Все по злобе, товарищ Дымов! Шпионить приходила… Будто за солью… Заговорничают они против меня, потому что я линию партии держу… Сына даже против меня настроили!

— Хоть на сына не врите, Трофим Сергеевич! — сердитым басом проговорил Потупчик.

Дымов внимательно посмотрел на хромого:

— Предъявите документы, гражданин.

Хромой передернул плечами.

— По какому такому праву документы спрашиваете? Кто вы такие есть?

— Советские люди! — рванулся к нему Потупчик. — Понятно? И хотим знать, кто тут промеж нас путается?

— Нема у меня документов.

— Обыскать бы его надо, Николай Николаевич, — сказала Ксения.

Хромой вдруг плечом оттолкнул ее и рванулся к двери. Дымов выхватил из кармана пистолет:

— Стоять!

Хромой остановился, тяжело дыша, криво усмехнулся:

— Нема у меня ничего…

Потупчик быстрым движением сунул руку в карман его дождевика и вытащил наган.

— А про эту игрушку забыл? Вот какие у нас гости, Николай Николаевич.

— Зачем вы пришли в Герасимовку? — спросил Дымов, не спуская с него глаз.

— Гроза загнала… Бачите, яка погода! — он попятился к стене, заложив руки за спину и бросил под лавку скомканные удостоверения.

— Неправда, — очень тихо сказал Павел. — Смотрите, вон он бросил… товарищ Дымов, смотрите… эти удостоверения…

Трофим в ужасе затряс головой, крикнул:

— Врет он!

— Эти удостоверения… папанька дает за деньги выселенным кулакам.

Трофим опустился на скамейку.

— Отца продаешь, поганец!

Павел с трудом сказал:

— Это ты… Советскую власть продаешь, папанька! — Павел силился еще что-то сказать, но так и не смог. Его трясло. Дымов притянул к себе мальчика и обнял его. Павел задохнулся от прорвавшихся наконец рыданий.

— Николай Николаевич… — шептал он. — Николай Николаевич… я…

Дымов неловко и торопливо гладил его по голове, по спине и тихо говорил:

— Не надо, Павлик… Ну, не надо, мальчик…Ты ведь… пионер!

За окном шумела гроза, вспыхивали и гасли синеватые молнии и удары грома сыпались на деревню часто и глухо…

ГЛАВА IX

ЗАГОВОР

Кулуканов осторожно стукнул в окно деду Сереге. На стук вышел Данила.

— На огороде дедуня, Арсений Игнатьевич.

— Покличь быстрее! Комиссия по деревне пошла!

— Какая комиссия?

— Колхозная… Имущество описывают!

Данила тихонько свистнул, лицо его вытянулось.

— Ну-у? Кто в комиссии-то?

— Голодранцы всякие! — зло сказал Кулуканов. — А за главного у них новый председатель сельсовета — Потупчик! А с ним еще Ксенька Иванова… Шитракова сейчас описывают. Думаю, ко мне сегодня не доберутся. А завтра-послезавтра и меня опишут… Голытьба! По-новому жить захотели.

Данила растерянно смотрел на Кулуканова.

— А все Дымов наделал, Арсений Игнатьевич… С того собрания и началось все. — Он сжал кулак. — Эх, не успели мы тогда убрать его! А теперь в райкоме сидит — не достанешь! Из-за Пашки проклятого сорвалось тогда с хромым!

— Не в Дымове теперь дело… — Кулуканов махнул рукой. — Вся деревня словно рехнулась. Подавай колхоз им, голоштанникам!.. Покличь Серегу быстрее! Мысль одна есть…

…Комиссия проходила мимо двора Морозовых.

— Я к Татьяне забегу, — сказала Ксения Потупчику.

— Быстрей только, — сказал он сурово. Потупчик еще не привык к своему новому званию, не всегда умел найти нужные слова, когда разговаривал с односельчанами. Порой он казался грубоватым, но на самом деле по натуре он был мягок и податлив, и никто не боялся его строгого тона. Потупчик посмотрел вслед убегающей Ксении и прибавил: — Слышишь, что сказал? Быстрей. Силиных сейчас описывать будем.

— Я одним мигом, Василий Иванович.

Татьяна возилась в избе у печки.

— Здравствуй, Таня! Я к тебе на минутку… — Ксения помолчала, участливо глядя на подругу. — Ты картошку окучила?

Она тихо ответила:

— Паша с Федей окучивают…

Они вышли за порог, сели на крылечке.

— Тяжко тебе, Таня?

— Да нет, ничего… — вздохнула Татьяна.

Ксения обняла ее.

— Ой, не говори, мне же видно… На людях не бываешь… Все одна да одна.

— Работы много.

Ксения поглаживала подругу по плечу.

— А ты не убивайся, Таня… Слышь? Не мучай сама себя…

— Да разве могу я? — не выдержала Татьяна. — Как людям в глаза смотреть?

— Таня…

— Молчи! — резко сказала Татьяна, смахивая со щеки слезу. — Вот вышла замуж, думала — человек хороший, глядела на него и думала — лучше нет! Гордилась я им, Ксеня… Доверие какое народ оказал! Председатель сельсовета! Подумать, только! А он… — Татьяна снова всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Таня…

— И за Пашутку болею… — продолжала Татьяна. — Ты погляди на него, как извелся мальчишка…

Громыхнув калиткой, во двор быстро вошел Иванов. Он был чем-то возбужден, ступал широко, размахивал руками.

— Ксения! — крикнул он так громко, что с забора слетела и закудахтала перепуганная курица.

— Ты чего? — поднялась жена.

— Эх вы, комиссия, курам на смех! Ходи теперь за вами да проверяй!

— Да чего ты злишься-то?

— Языком только чесать можешь! — не унимался он. — А глаза на затылке… Дымов-то на собрании что говорил? Глядеть в оба надо!

Она смотрела на мужа, и в уголках ее глаз таился смех.

— Федя, ты объясни толком, что стряслось?

— Где Потупчик? Что вы все у Шитракова смотрели? Смотрели, смотрели, а веялку не приметили?!

— Какую веялку? — пожала она плечами. — Шитраков сказал, что продал ее.

— Продал!.. На гумне в соломе спрятал! Это же не грабли — веялка! Как еще пригодится в колхозе!

Ксения всплеснула руками.

— Вот ведь мошенник!.. Пойдем скорее, Федя! Вишь, дела какие! — взволнованно бросила она Татьяне уже на ходу.

Татьяна задумчиво смотрела им вслед.

…Вечером, передав Якову дежурство в избе-читальне, Павел побежал домой. На улице толпились девушки и парни, и он чувствовал, что его провожают взглядами, перешептываются.

С тех пор как народный суд приговорил Трофима Морозова к десяти годам тюрьмы, Павел нигде не мог пройти незамеченным. Тяжело было чувствовать на себе эти постоянные любопытные взгляды. Ребята замечали, что осунувшийся Павел стал молчаливее, словно повзрослел сразу.

Павел добежал до своего двора и вдруг остановился озадаченный: калитка была заперта. Он потрогал пальцем большой медный замок и решительно полез через забор.

Дверь в избу была открыта, оттуда доносились голоса.