Динка прощается с детством

олодуют... просят милостыню... сироты... дети..."

Легкий ветер шевелил длинные кисти незавязанного платка, покрывавшего голову Динки, из-под платка виднелся туго стянутый синий герсет и строгое лицо с устремленными вперед, ничего не видящими глазами. Динка шла медленно, держа в руке сложенный вдвое лист бумаги. В ушах, то падая, то нарастая и заглушая голоса птиц, почему-то звучала тягучая украинская песня:

Ой, у поли три крыныченьки...

Динка вошла во двор экономии; не глядя на собравшийся народ, она миновала коровник. Расступившиеся бабы робко кланялись:

- Здравствуйте, барышня!

Прижав руку к щеке, со слезами смотрела на свою подругу Федорка и вместе с народом кланялась ей:

- Здравствуйте, барышня!

Динка тоже кланялась в ответ. На фоне темного платка в руке ее белела бумага. И в торжественной тишине людям казалось, что сама заступница их тяжкого сиротства, эта тоненькая девочка в монашеской одежде с застывшим горем на лице, шла хлопотать за них перед жестокосердым паном...

Около самой усадьбы наперерез Динке бросился Павлуха:

- Обождите, барышня!

Но Динка молча отвела его рукой, прошла по усыпанной гравием дорожке и поднялась на ступени террасы. На пороге стоял сам пан.

Глава тридцать пятая

МАЛА ПЧЕЛА, А ЖАЛИТ КРЕПКО

- Кохам бога, панночка, что случилось?

Застегнув наспех ворот рубашки, пан Песковский взял Динку за руку и ввел ее на веранду.

- Кто-нибудь заболел? Не волнуйтесь, я сейчас велю заложить экипаж! Это одна секунда.

- Нет-нет! Я пришла к вам... - начала Динка, но голос не повиновался ей, и приготовленные заранее слова, как вспугнутые мышки, мгновенно юркнули в разные стороны, оставив в памяти только серые невразумительные хвостики. Динка молча протянула пану бумагу.

- Прочтите это, - сказала она, страдая от своей растерянности.

Пан Песковский мельком взглянул на бумагу, повернул ее в руках и с любезной улыбкой подвинул Динке стул.

- Садитесь, пожалуйста!

Динка с убитым лицом присела на кончик стула. "Все пропало", - с отчаянием думала она, потеряв какую-то главную нить разговора, с которой должна была начать. Так бывает, когда человек долго готовится к какому-то визиту и вдруг, войдя в дом "не с той ноги", сразу чувствует, что все потеряно, все идет кувырком, не так, как он хотел и думал...

Положив бумагу на стол и все так же улыбаясь любезной, предупредительной улыбкой, пан Песковский придвинул ближе к Динке свой стул и, опершись на колени руками, свежевымытыми душистым розовым мылом, с любопытством разглядывал темную, вдовью фигурку, примостившуюся на краю стула.

- Я слушаю вас, панночка!

- Прочтите бумагу, - беспомощно и упрямо повторила Динка.

- А, бумагу? Сейчас, сейчас прочитаем бумагу! - усмехнулся пан и, полуобернувшись, небрежным движением взял со стола список. Пробежав глазами первые строчки, он недоумевающе поднял брови, заглянул в конец и, пожав плечами, усмехнулся. - Кто это дал вам такую белиберду?

- Белиберду? Вы называете