Мой внутренний Элвис

— Чертовски мил, правда? — говорит Нелли и потягивается. — Он пригласил меня на свою лекцию о диких животных сегодня вечером. А потом, очень может быть, он проведет небольшую частную экскурсию по лесу — только для меня…

Я молчу.

— Замечательно! — мама выходит из машины, помогает Кларе выбраться из детского кресла и идет в хижину.

— А что, если вы сегодня будете спать в одной комнате? — спрашивает она меня и Нелли, поднимаясь на веранду с Кларой за руку.

— С удовольствием! — восклицает Нелли.

Понятия не имею, какая муха ее укусила.

— Ну тогда все в порядке, — с облегчением говорит мама.

Мы с Нелли забираем наши вещи из машины и идем в маленькую комнату. Я устраиваюсь на нижней кровати слева, Нелли — на верхней справа.

Расстелив на матрасе свой спальный мешок, ложусь на живот и листаю новую книгу. Тут написано, что Элвис увлекался нумерологией и выбил на надгробии свое имя неправильно только потому, что Аарон с двумя а гораздо удачнее согласно нумерологии. Если считать по имени Аарон, то получится семь, а семь — божественное число.

Спустя пару часов после его смерти с тумбочки Элвиса пропали все нумерологические книги… Я листаю свою книгу и замечаю, что в ее начале что-то написано шариковой ручкой. Очень коряво: «Лу Бард. 16 501 Эри, Беверли Драйв, 39».

Лу Бард. Я переворачиваюсь на спину, смотрю в потолок и пробую представить Лу Барда. Ему около двадцати, думаю я, у него темные волосы и зеленые глаза. И он знает, что Элвис жив, потому что прочел эту книгу. Только вот отчего Лу Бард сдал книгу в букинистический, я не понимаю.

«Я хотел, чтобы как можно больше людей прочли ее и тоже узнали об этом», — говорит мне Лу Бард. Я киваю.

— Только дебилы думают, что Элвис жив, — раздается голос Нелли.

Лу Бард исчезает бесследно.

Я не отвечаю ей, я просто лежу и пробую вернуть Лу Барда.

— Если ты так хочешь выглядеть полной дурой, пожалуйста. Но говорю тебе, все это фигня в твоей книжке.

Лу Бард так и не появляется. Я смотрю наверх, на Нелли.

— Я точно знаю, что Элвис жив, мне и книг про это не надо!

— Да, тебе не нужны идиотские книги, чтобы быть идиоткой, все понятно!

— Я не идиотка!

И почему мне приходят в голову только такие детсадовские ответы, когда я говорю с Нелли?

— Ты жирная идиотка, такая же, как Элвис.

— Элвис не жирный! И он ждет меня в Грейсленде, чтоб ты знала!

— Да-а-а, вот так парочка: Элвис-пелвис и Антье-Крантье!

Крантье. Так меня дразнили во втором классе. «Кранты Антье — Антье-Крантье!» — так они кричали мне вслед. А я-то думала тогда, что Нелли ничего не понимает. Я чувствую, как заливаюсь краской. Рывком спрыгиваю с матраса и ударяюсь головой о верхнюю кровать.

— Ты тупа даже для того, чтоб выбраться из постели!

Я с грохотом закрываю за собой дверь. На веранде сидит мама с Кларой на руках.

— Все в порядке?

— Да, — говорю я, — только расшибла голову.

— Дай-ка посмотрю.

Мама дотрагивается до моего лба, до того самого места, что уже горит огнем.

— Ой, солнышко, да тут настоящий рог!

— Ага.

Когда мама так жалеет меня, у меня слезы выступают на глазах. Она хлопает ладонью по скамейке рядом с собой. Я прижимаюсь к маме. Клара гладит меня по голове.

— Бедная Антье.

Слезы текут в три ручья. Как же она права! Бедная, бедная Антье.

Мы долго сидим так и молчим, а потом из хижины выходит Нелли. Я чуточку отодвигаюсь от мамы.

— Пойду прогуляюсь, — говорит Нелли.

Ну да, у нее же свидание с рейнджером.

— Не уходи далеко, — волнуется мама.

Если бы она знала! Прогуляться! Выжидаю минут десять и тоже встаю.

— Погляжу, как она там, — объясняю я маме.

— Хорошо, только не сходи с тропинки.

Нелли пошла в сторону большого сруба.

На дороге мне попадается указатель, где что-то написано про лекцию о диких животных. И точно — на поляне неподалеку скамейки и кафедра. За кафедрой стоит рейнджер. Он показывает указкой на экран, как раз на фотографию белки.

— Это мой коллега Сержант Белка! — представляет его рейнджер.

Нелли сидит на скамейке прямо перед ним. Она совсем не обращает внимания на экран, а смотрит на рейнджера томно-влюбленным взглядом. Позади нее свободная лавка, на ней Нелли точно не заметит меня, даже если обернется.

Я сажусь на самый краешек и чувствую, как скамейка прогибается подо мной. А с другой стороны — приподнимается. Боже мой! Какой стыд! Я встаю и скамейка тут же приземляется, сделав «плюх». Пара человек оборачиваются. Я делаю вид, что смотрю на экран. К счастью, Нелли ничего не заметила.

Сажусь на середину скамейки — так она в лучшем случае только сломается подо мной. Ума не приложу, почему со мной вечно приключаются такие вещи. Это точно что-то генетическое. Я вижу скамейку, и ген позора вопит во мне: садись, садись скорее, тут у тебя лучше всего получится выставить себя на посмешище! И я следую этому воплю. Тони прав, свободной воли в природе не бывает.

Я и не слышу, о чем там говорится в докладе. Я смотрю на рейнджера. Ах, если бы после лекции он подошел ко мне и рассказал что-нибудь про Сержанта Белку! Тогда бы все увидели, что я ему нравлюсь. Но после доклада рейнджер ни к кому не идет. Зато Нелли встает и устремляется к нему. Она говорит ему что-то без остановки, а он молчит и только качает головой.

Тогда Нелли поворачивается и уходит. Черт, она идет прямо ко мне! Я вскакиваю и несусь к нашей хижине. Вот бы это увидел господин Бартель, он бы ни за что не влепил мне единицу по физкультуре. Мне кажется, всегда бежится лучше, если бежишь не просто так: а на трамвай, который вот-вот уедет, в магазин, который вот-вот закроется, или от Нелли, которая тебя вот-вот нагонит.

Когда Нелли входит в комнату, я уже лежу в спальнике. Она молча карабкается на свою постель.

— Ну и как частная экскурсия? — спрашиваю я ее, едва у меня получается отдышаться.

— Мило, — отвечает она.

Засыпая, я думаю о рейнджере и о том, что будет, если завтра он поведет меня на экскурсию по лесу.

А потом я вижу сон: мы с папой сидим на самой последней скамье на докладе рейнджера. Доклад, правда, не в парке, а во дворе моей школы. Папа сидит на одном конце скамейки, а я — на другом. Между нами — никого. Рейнджер представляет Сержанта Белку, тот выпрыгивает из-за экрана и встает рядом с ним. Сержант Белка всего лишь на голову ниже рейнджера. Присмотревшись, я замечаю, что это Нелли — у нее тело, уши и пушистый хвост белки. Она томно смотрит на рейнджера. Она его зацапает, если я так и буду сидеть!

— Рейнджер! — шепчу я, но он меня не слышит.

— Рейнджер! — уже кричу я. Все оборачиваются и смотрят на меня, и только рейнджер стоит там, впереди, с Нелли-белкой и не двигается.

— Рейнджер! — воплю я. — Пожалуйста, покажи лес мне, а не Нелли!

Все шикают и сердито ворчат.

Все пропало, думаю я, мне надо туда, к нему, а то Нелли умотает вместе с ним.

Я осторожно встаю. И тут же мой конец скамейки подскакивает вверх. Папа испуганно вскрикивает. Я быстренько сажусь обратно.

— Папа, — шепчу я ему, — пожалуйста, подвинься в середину.

Но папа не слышит.

Впереди Нелли-белка все ближе подходит к рейнджеру.

Я не знаю, что же мне делать: опозорить папу или остаться сидеть и отдать рейнджера на растерзание Нелли?

Целую вечность я раздумываю. А потом встаю. Папа с громким треском валится на землю вместе со скамейкой, а все оборачиваются и смотрят. Я бегу прочь — со всех ног.

5

— Ничего подобного, — говорит мама. Она сидит около папы и вчитывается в автомобильный атлас. — Ниагарский водопад слева от нас, а не справа.

Папа вздыхает и поворачивает. В мое окно врывается воздух, весь из тысяч водных капель.

— Приехали, — выдыхает папа.

Женщина в оранжевой куртке машет нам рукой, чтоб мы заезжали на огромную парковку, забитую машинами. «Стоимость парковки — 10 долларов» — написано на табличке. Папа стонет, протягивает женщине десять долларов и паркуется. Мы выходим. Из динамиков доносится музыка. «Эра Водолея».