О чем говорил мальчик

Но тот не успел. Староста, извиваясь от злости, уже выкручивал ему ухо.

- А, разбойник! А, нехристь собачья!..- шипел он, захлебываясь.

Егорка отчаянно голосил.

Никоша был далеко, когда услышал крики друга. Он оглянулся и увидел, как Егорку волокли к церкви…

Швырнув мальчика на пол, озверевший староста трясущимися руками уже срывал с себя ремень. Вдруг толпа зашевелилась, и рядом с Егоркой появился Никоша.

Он хмуро, исподлобья оглядел собравшихся, поднял глаза на старосту:

- Чего замахиваешься? Я звонил.

Староста оторопел:

- Ты? Сам?

Никоша вскинул голову:

- Один. А его не трожьте. Он ни при чем.

Егорка мгновенно исчез.

- Ну, один и получай! - гаркнул староста и со свистом полоснул Никошу пряжкой по спине.

Мальчик пошатнулся, но удержался на ногах.

- Ну, что, еще хочешь? Еще? - медленно, сквозь зубы говорил староста, оттягивая руку с ремнем.

Мальчик стоял прямо, не отклоняясь, ожидая второго удара.

- Ладно, буде,- проговорила какая-то женщина, жалея.

Толпа расступилась. Никоша поднял голову и не спеша пошел из церкви.

Егорка поджидал друга в кустах у дороги. Никоша молча взял за руку ревущего мальчугана и повел.

Только в лесу, на берегу речки, где Никоша обмывал студеной водой вздувшийся багровый синяк, Егорка понял, от какой беды спас его друг.

- Били! - ужаснулся он.- Больно? - И опять захныкал.

- Ну их!..- сказал Никоша, натянул рубаху, насупился.- Думали, я испугаюсь, просить буду… Не реви! - Вытер Егорке лицо рукавом рубахи, и они пошли домой…

Маленький Никоша Кузнецов проявил настоящее мужество. Так он поступал всегда. Чем больше узнаешь о его жизни, до войны обычной и незаметной, тем яснее видишь дорогу, которая привела его к подвигу. Именно в самых обычных делах нужна ежеминутная готовность к мужеству. И не стоит успокаивать себя тем, что в житейских мелочах можно уступать трудностям, несправедливости, нарушить слово, а в минуту опасности быть героем. Бесчестный в малом - не способен к подвигу в большом. Не опасность рождает героя - вся жизнь.

Так было всегда. Так происходит и сейчас.

Знакомый инженер рассказал мне о рабочем-подростке Игорьке. Думаю, на его месте Никоша Кузнецов поступил бы так же.

…Игорек - самостоятельный парень. Отец у него умер давно от тяжелой болезни. Мать много работает, домой приходит поздно. И он давно чувствует себя самостоятельным.

Вот и сейчас Игорьку нужно решить трудную задачу: сказать Кузьме Михалычу, что он о нем думает, или промолчать?

Игорек осторожно выбирает из колодца ведро, бережливо переливает воду.

Сказать страшно - Кузьма Михалыч выгонит из бригады. И вообще страшно увидеть в этот момент его лицо!

Когда полгода назад начальник цеха впервые привел Игорька к этому огромному усатому человеку с умными глазами, Игорьку он сразу понравился. Таким именно он и представлял себе настоящего мастера. Таким мечтал стать, когда еще только решил идти работать на завод.

Игорек оставляет ведро на крыльце в тени, зачерпывает ковшиком, идет в кухню долить кастрюлю - мясо варится долго, и мать наказала кипятить подольше, до развару.

Придется дров подколоть. Игорек идет к сараю, берет колун, выискивает поленце послоистее, укрепляет среди корней старой ветлы.

Тогда, при первой встрече, Кузьма Михалыч смерил его взглядом, посопел в усы недовольно:

- Подросток! Давай ему первую смену. Шесть часов. Легкую работу. Возиться!

Начальник цеха промямлил:

- Ну, Михалыч! Передовая бригада… Лучший мастер. Кто, кроме тебя, научит? Справишься, а?..

Игорьку стало обидно. Он насупился и сказал зло:

- Подумаешь, подросток! Я все буду делать. Наравне.

- Серди-итой…- удивленно протянул Кузьма Михалыч и усмехнулся.- Ладно. Беру. До первого отказу.

Игорек нацеливается на полено и думает о том, что завтра он должен отказаться. В первый раз. И, значит, в последний. Кузьма Михалыч словами не сорит.

Игорек ударяет, нажимая только в самом конце маха, как учила мать,- тогда удар точнее. Поленце колется с хрустом, как спелый арбуз.

Огонь в печке сразу оживает. Игорек подсыпает соли в кастрюлю и засматривается на огонь.

Что скажет мать? Он так гордился, что сам зарабатывает деньги. Ей одной трудно. Когда объявил, что идет на завод работать, она только отвернулась и ничего не сказала. Но он знал - она довольна.

Как теперь сказать ей? А может, не стоит ему вмешиваться? Пусть все идет как идет. Ведь лично у него-то все в порядке, Кузьма Михалыч им доволен. И он - подросток, а те - взрослые. План они выполняют… План! В нем все дело. И разве это правильно, если взрослые говорят одно, а делают другое? И разве может быть одна правда для взрослых, а другая для детей? И, если ты видишь неправду, разве ты имеешь право молчать?

Он скажет. Его выгонят из бригады. А вечером мать узнает, и промолчит, и снова отвернется…

Приходит мать. Игорек сразу замечает, она не в духе: сорвала с головы платок, бросила на кровать. Даже не взглянула в зеркало. И пошла возиться по дому. Видно, устала. Она, когда устанет, берется тяжелую работу вначале сделать.

Игорек смотрит, как она, согнувшись, моет пол. На белом лбу между бровями морщина, и губа закушена.

И сын решает сегодня ничего не рассказывать. Завтра. Когда все кончится. Заодно.

Утром цех встречает Игорька потоками солнца, тихим гулом утренних разговоров, молчанием станков. Издалека он видит высоченную фигуру мастера, который первым, как всегда, обходит участок бригады. Кузьма Михалыч примечает Игорька, кивает строго, по-деловому, как равному.

- Сегодня станешь на расточку,- бросает он.

Срок ученичества окончен, Игорька переводят на операцию!

Всю смену Кузьма Михалыч то и дело подходит, молча смотрит и молча отходит.

Только один раз замечает:

- Левый локоть пониже - легче пойдет.

И правда, так удобнее. Кузьма Михалыч настоящий мастер - все операции в тонкостях знает, всегда вовремя подскажет. Его бы благодарить. А вместо этого… У Игорька сжимается сердце. До конца смены остается час, тот самый час, о котором Игорек весь день старался не думать.

Еще в первые дни Игорек все просил мастера не отправлять его на час раньше, дать ему дорабатывать со всеми. В этот последний час он был, что называется, на подхвате: убирал стружку, бегал в ОТК, в инструменталку. Игорек стал ловить на себе дружелюбные взгляды рабочих. С ним уже вели деловые разговоры. Постепенно он вошел в заводскую жизнь. И тогда понял, что происходило у них в бригаде в этот последний час. И это было страшно.

Вот по проходу медленно идет начальник цеха. Игорек знает: он идет продолжить вчерашний разговор с Кузьмой Михалычем.

Кузьма Михалыч выпрямляется и встречает его спокойным взглядом.

Начальник снимает кепку, приглаживает мальчишеские белобрысые волосы, трет ладонью нос, вертит в пальцах какой-то болт - вообще делает массу ненужных движений.

Кузьма Михалыч невозмутимо ждет.

- Ну так как же, Кузьма Михалыч? - произносит наконец начальник и при этом щурится, точно от солнца.

- Насчет чего, Василий Палыч? - Бригадир делает вид, что не понимает.

- Вчерашний наш разговор… Придумал что-нибудь?

- Чего же придумать…- Кузьма Михалыч тяжело двигает подбородком.- Ни два, ни одного сверх плана не вытянем. Дать бы ко времени что положено!..

Молодой начальник цеха грустно оглядывает участок бригады. Люди склонились у станков, на спинах лоснятся спецовки. И так ловко и уверенно движутся руки…

- Может, бригаду собрать, посоветоваться?

- Говорили! - презрительно бросает бригадир.- Нельзя!

- Досадно! В других цехах нашли резервы. А у тебя, на решающем участке,- стоп! И все обязательства летят. Досадно…- Начальник вздыхает и расстроенный идет к себе в конторку.

Игорьку кажется, что кто-то душит его, что он сейчас закричит, завопит: неправда-а! Этот пожилой, солидный, уважаемый человек лжет! Да, та самая, последняя деталь, которую через час понесут сдавать, уже закончена, уже лежит припрятанная среди заготовок. А весь этот час бригада будет возиться с© старыми деталями, которые кто-то тайком приносит для ремонта и тут же расплачивается с бригадиром наличными. Завод выпускает холодильники, бригада делает для них самую важную и самую сложную деталь.