Эй, Рыбка!

Снимая ботинки, я раздумывала о том, что в чем я недавно могла проштрафиться. Родителям были известны мои оценки. Знали они и то, что я вчера забыла сдачу в магазине.

Когда я вошла в комнату, оказалось, что у нас гости. Их было четыре человека, а может, пять, я не запомнила. Они сидели и молчали. И папа с мамой тоже сидели и молчали. Я знала, что все плохо, только не знала, почему.

И тут вдруг я увидела на диване Иркиного отца!

Он совсем не такой красивый, как Ирка. И он не похож на индейца. Но все равно я сразу узнала его. Сначала я подумала, что он уже старый человек. Как будто это было важно. А потом я поняла, что сейчас умру. Упаду на пол и буду, пока еще жива, изо всех сил колотить об пол ногами. Сто раз мне говорили, чтобы я так не делала. И я не делаю так, потому что я уже выросла. Поэтому я бросилась к Иркиному отцу, обняла его и уселась к нему на колени. Так делать тоже нельзя, если ты почти взрослая, но я же думала, что сейчас что-то случится. Потому что я чувствовала, что все плохо, но видела, что все хорошо. Ведь Иркин отец у нас!

— Где Ирка? — сказала я ему.

Никто не собирался отвечать мне.

Я стала трясти его и спрашивать:

— Где Ирка? Почему вы не взяли ее собой? Когда вы приведете ее к нам?

Иркин отец сидел-сидел, а потом резко поднялся, и я оказалась на полу.

— Где Ирка?! — заорала я с пола. И, понимая, что мне все равно не ответят, спросила: — Ей там хотя бы хорошо?

— Не надо тебе знать, где Ирка, — сказал ее отец. — Не будешь ты там, где моя Ирка.

Потом повернулся к моему папке:

— Мы уходим, хозяин.

И в самом деле, все встали и ушли.

Он выходил последним. В дверях он оглянулся назад и так, вполуобороте, сверкнул на меня глазом. И я подумала: «Вот что означает — сверкнуть глазом». И тут же вспомнила Кирпича. Кирпич рассказывал нам про слова, как они могут значить то одно, то другое — поди в них разберись!

— Забудь обо всем, хозяин! — сказал Иркин отец.

Потом родители ругались между собой, но мне так ничего от них и не перепало за то, что плохо себя вела. Папка говорил, что не нужна ему никакая торговля, сыт он по горло, и что он выкинет аквариумы на помойку. А мама отвечала, что они к нам больше не придут, а рыбы здорово помогут мне в жизни, не надо лишать меня такой возможности…

Как я могла рассказать обо всем Боброву? Тем более вот-вот будет звонок… Да и нужно ли Боброву все, что я могла бы рассказать? Из глаз у меня брызнули слезы, как в тот день, когда он вернулся в класс с маленькой женщиной Катей Павловой.

Я отвернулась и быстро пошла по коридору.

И тут в дальнем конце, у дверей, я увидела… Его! Нашего Кирпича! Григория Деевича!

Он стоял, озираясь по сторонам, точно не узнавал нашей школы. Еще бы! У входа громоздились кучи мусора. Мальчишки таскали его на носилках из подвала. Весь пол был в белых меловых следах. Куски цемента валялись там и здесь.

Тут прозвенел звонок. Пора было возвращаться в класс. Я испугалась, что кто-то попробует меня туда загнать, а потому помчалась к Кирпичу со всех ног. За спиной я слышала бухающие шаги. Сашка Бобров бежал вслед за мной. И Ваня Корнев, который будет учиться дальше. И еще несколько ребят были там с нами. Гена Минаев и Таня Семенова, например. Они, оказывается, не такие уж большие. Таня Семенова ростом с Кирпича, а Гена — только чуть-чуть выше.

Когда я увидела, сколько ребят в школе рады Кирпичу, я испугалась, что кто-то обгонит меня, а потому летела со всех ног. Давно я так не бегала. Теперь никто не мог сказать, что я ношусь по школе с грязными коленками. На уроках я оттирала коленки ацетоном. Но тут я растянулась в коридоре будь здоров! Платье сразу перемазалось цементом, коленки саднило. Кирпич подскочил и поднял меня вверх. Хорошо, что я не выросла, как Таня Семенова!

— Кирпич рыбку поймал! — услышала я за спиной, и несколько человек рассмеялись. Ну и пускай смеются! Я вцепилась в Кирпича двумя руками — чтоб ему труднее было поставить меня на пол и чтобы оттеснить всех остальных — и громко расспрашивала его:

— Григорий Деевич, а вам есть уже тридцать лет? А сорок лет? А деньги у вас есть? А жена у вас есть теперь? А маленький ребенок?

— Я думал, вы снова у меня будете, — отвечал Кирпич, смущенно улыбаясь.

— В наш класс? Вот это правильный номер! — оценил Сашка Бобров.

Другие радостно загудели.

— Да нет, ребята, — со вздохом сказал Кирпич. — Вы ведь уже выпускники. А мне руководство школы порекомендовало снова начать с малышей… С шестиклассников…

Мы — выпускники. Нас выпускают на все четыре стороны. Выплескивают, как рыбок из аквариума. Пусть не на грядку, в рассаду помидоров, где мы бы сразу задохнулись. Нас выплеснут в более подходящую среду. В какую-нибудь захламленную речку, куда сливаются отходы с нашего завода. Там по воде будут плыть радужные нефтяные пятна, и мы сквозь них будем смотреть на солнце. Не каждая рыбка выживет в такой реке. Но некоторые все же ухитряются там жить.

Кирпич пришел не к нам. Он будет вести уроки у шестиклассников. У этих малышей! Чтоб ему снова подкладывали в сумку ужей и тараканов! И рисовали на доске его портрет — его же так легко нарисовать.

И кто-то скажет им, как его звали мы. Это уж как пить дать! Или сами догадаются. Ведь редко кому так подходит прозвище, как ему — Кирпич. Так что будут дразнить его, еще как будут.

Эти малявки — что они в жизни понимают!