С утра и до вечера

Обычно, проснувшись, умывшись и позавтракав, владельцы

тотчас идут дозором по своим владениям и всюду, где надо,

ставят пометки.

Собаки, лисы и волки, которые, как известно,

объявляют о своем присутствии, поднимая задние

лапы на заборы, столбы, деревья и кусты, экономят

буквально каждую каплю мочи, чтобы хватило ее на все

«пограничные столбы».

Обезьяны ног не поднимают, а берут мочу на

ладонь и размазывают по веткам. «Я держал в клетке,—

рассказывает 3. Веселовский,— индомалайскую

после каждой чистки

клетки лишь удваивала свои

усилия в употреблении

упомянутой жидкости».

Медведь тоже,

извалявшись в своей моче, трется

потом о деревья.

Зубры тоже, ободрав ро-

гами кору, валяются в сво-

ей моче и трутся потом о дерево.

И барсук трется о кусты,

и гиена, и соболь, и куница, и многие другие звери. А наш

старый знакомый, скунс, прогуливаясь по своим владениям,

время от времени прыскает на траву боевой жидкостью.

Бывают, так сказать, и визуальные, то есть зримые,

заявки на владения. Те же медведи, не довольствуясь запахом,

обдирают кору на стволах, которые после этого своей

белизной сигналят о правах собственности косолапого.

Многие хищные птицы долго кружат над полями и

лесами. А пустельга, облюбовав гнездо, пикирует над ним.

Некоторые лягушки и рыбы особыми движениями такие

же знаки подают соседям.

Но если соседей они не останавливают, и те, игнорируя

пограничные сигналы, слишком близко приближаются к

чужим владениям, то нахалам посылают здесь второе

серьезное предупреждение. Пантомимы, с которыми

некоторые животные выступают перед противником из своего

племени1 на границах охотничьих участков, зоологи так и

называют— «пограничные позы». Они часто очень забавны.

Колюшка грозит сопернику, посмевшему заплыть в ее

территориальные воды, исполняя некий танец на голове.

Если и этого мало, то кусает дно. Серебристые чайки рвут

траву. Бык рогами и копытами роет землю.

Петухи в такого рода конфликтах с азартом клюют друг

перед другом воображаемые зерна. Синицы поступают так

же. Скворцы и журавли демонстративно чистят свое

оперение перед самым носом врага, а шилоклювки и

кулики-сороки делают вид, что очень хотят спать: до того, видите ли,

им скучен и неинтересен вид этого нудного наглеца,

требующего доли в их владениях. Они суют голову под крыло

и приседают, имитируя позу, в которой обычно спят.

Действие это, конечно, инстинктивно и не выражает

истинного презрения, хотя по странной случайности и в самом

деле его напоминает.

Вся жизнь —игра

Если это так, то животные неплохо живут: они много

играют. И на воле и в неволе.

У некоторых есть даже площадки для игр. Зоолог Шлёт

две тысячи часов провел в седле, всюду поспевая за стадом

одичавших коров на юге Франции, в Камарге. Он видел,

как коровы, едва переступив границы игровых площадок—

на них обычно вся трава вытоптана и есть где

побегать,—сейчас же, «словно автоматически срабатывает какой-то

механизм, начинают играть. Бодаются, гоняются друг за другом,

кувыркаясь, катаются по земле... Телята с воплями восторга

скачут, задрав хвосты, и вертятся, пытаясь их поймать, что

они проделывают почти так же мило, как котята».

Обычно играет молодежь, но часто полувзрослые и взрос-

1 Территории обычно охраняются только от животных своего вида.

Аист, например, не разрешает другому аисту приближаться к гнезду, а

воробьев не гонит, и они поселяются прямо в стенках его гнезда. Но

бывают исключения, когда по ошибке, в азарте или по другим причинам

прогоняют и-безобидных или подозреваемых в злом умысле пришельцев.

лые коровы не могут утерпеть и тоже скачут, потешая себя

возней. Телята часто играют в игру, которую иначе и не

назовешь, как «дочки-матери»: «один теленок делает вид,

что сосет другого», А тот не сердится, а делает вид, что

кормит его, как кормила его собственная мать-корова.

У гиббонов тоже есть свои излюбленные «игровые»

деревья, на которых они часами скачут и качаются, как на

турниках. Молодые обезьяны играют весь день с небольшим

перерывом, чтобы поесть. «Иногда, — говорит Р. Шовэн, —

совершенно так же, как бывает у детей, кто-нибудь слишком

разойдется и вызовет крик боли у своего товарища. Тогда,

тоже совсем как у людей, появляется взрослый самец, он

разнимает драчунов, награждает их несколькими шлепками,

и игра прекращается.

А у бабуинов дело заходит даже дальше. Создается

впечатление, что они специально приходят к своему вожаку,

чтобы поссориться и подраться перед ним, а тот выносит

приговор».

Как только новорожденная обезьянка вырастает из

младенчества, ее принимают в какую-нибудь группу молодых

обезьян. Там она играет с товарищами и там завязывает

дружбу с однолетками, которая годами связывает тесными

узами бывших товарищей по играм. С той поры обычно они

никогда не расстаются, кочуя вместе всюду, даже если и

обзаведутся семьями.

Карл Экли, который много раз бывал в Африке и

изготовил для американских музеев сотни «лучших в мире»

чучел животных — от слонов до зимородков,— видел, как

играли слонята в... футбол. Они скатали из ила большой шар и

гоняли его как мяч.

С мячом любят играть обезьяны, свиньи, выдры — когда

мяча нет, то со щепками и корнями; землеройки катают

и подбрасывают сухие листья и перья, каланы играют с

комком водорослей в воде, а тюлени — с камнями. Дельфины,

как мячом, играют морскими черепахами.

В наших лесах очень любят порезвиться речные выдры,

животные вообще очень милые и умные.

Они играют с рыбами в кошки-мышки, когда сыты и

когда хотят позабавиться. Отпустит выдра рыбешку, как

кошка мышку, и ждет: пусть подальше отплывет. А потом за

ней в погоню. Поймает и снова отпустит.

И из всех игр у выдр самая любимая — катание с гор.

Вот глинистый обрыв —

лучшее место для такого дела.

Внизу у воды выдры

расчищают берег. Уносят прочь ветки и

коряги, чтобы об них не

поцарапаться. Потом раскатывают

глиняную дорожку. Лезут на

обрыв и катятся вниз. Первый

раз трудновато, конечно.

Глина еще сухая, плохо по ней

скользить. Второй раз легче.

Кое-как сползет выдра в

воду— оставит на склоне

мокрый след. Еще раз сползет —

след еще мокрее. А потом уже

по обрыву как по маслу

можно кататься. От мокрого брюха

и хвоста такая скользкая

стала дорожка — что хоть куда.

Теперь и начинается самое

развлечение!

Взберется выдра на горку,

голову вытянет, передние

лапы под себя подожмет — и

воду. Только одна в воду

плюхнется, а по глиняной дорожке уже другая выдра летит.

Третья из воды вылезает: спешит очередь не пропустить. Весело

им.

А зимой выдры устраивают для катания ледяные

дорожки.

Выдры и своих маленьких выдрят учат кататься с горок.

Со снежных гор любят кататься серны: вереницей друг

за другом, подогнув ноги.

Съехав, бегут на горку и опять катятся вниз. И барсы

ют с утеса на спине, в самом низу быстро переворачиваются

и всеми четырьмя лапами падают в сугроб.

«Песцы,— пишет Лоис Крайслер в умной и доброй

книге «Тропами карибу»,— поднялись на гребень берегового

ската, еще покрытый снегом, и один из них съехал по