Автографы на картах

Известный русский мореплаватель В. М. Головнин в 1818 году писал: «Славный французский гидрограф г. Флиорье (Шарль-Пьер де Флиорье — выдающийся моряк и государственный деятель, автор опубликованной в 1800 году книги «Соображения о гидрографическом делении земного шара и изменения, предложенные в общей и частной гидрографической номенклатуре». — С. Я.) в распределении своем наименований разным морям назвал пространства вод, заключающиеся между грядою Алеутских островов и берегами Азии и Америки к северу, Беринговым ковшом (Bassin de Bering) как потому, что Беринг первый открыл сие море, так и для того, что прах сего мужа покоится на одном из островов оного. По сим причинам название Берингово море мне показалось справедливым и правильным» [25].

Ничего нет удивительного в том, что это название быстро вытеснило с русских карт употреблявшиеся ранее для этой акватории названия Бобровое, Анадырское, Камчатское море. Названия в честь Беринга возникали и в советское время. Так, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 25 апреля 1957 года рабочий поселок Угольный на Чукотке переименован в Беринговский.

Казалось бы, ясно, за что люди чтут Беринга. Однако вот уже 250 лет не прекращаются отдельные наскоки и обвинения его в излишней осторожности, отсутствии исследовательского духа, безынициативности и чуть ли не трусости. Трусость — у человека, который 38 лет делал свои кампании не в уютных помещениях Адмиралтейства, а на морях, где в штормах и борениях рождалась слава петровского флота! 26 лет он добровольно нес груз великой ответственности за небывалое по размаху предприятие, за сотни и тысячи жизней, а свою не ставил ни во что.

Трудно согласиться с надуманным, на мой взгляд, противопоставлением Берингу А. Чирикова. Например, географ И. М. Забелин, называя поименованные в честь Беринга физико-географические объекты «берегами несправедливости», утверждает: «Слава Беринга настолько искусственно раздута, насколько искусственно приглушена слава подлинного победителя Алексея Чирикова, по словам М. В. Ломоносова, «главного в этой экспедиции»… Виноваты в этом мы, ныне здравствующие, виноваты те из нас, кто за фактами не желает видеть людей, те, которым важно на каждое событие иметь монументальную символическую «фигуру» [26].

Конечно, молодой, полный сил, прекрасно образованный Чириков в самостоятельном плавании к американским берегам показал себя более энергичным и удачливым исследователем. Но очень трудно прогнозировать, что произошло бы с экспедицией, если бы командование ею было поручено Чирикову. Да и прогнозировать не надо, ибо даже недруги Беринга в сенате предпочли его жизненный и практический опыт и осторожность смелому, порывистому, но не очень опытному в делах житейских лейтенанту. И тот и другой честно выполнили свой долг, каждый на своем месте, а Беринг при этом еще за открытия заплатил собственной жизнью.

Нельзя, думается, исторические лица вынимать из обстановки их эпохи, действительных событий и препарировать на основании «изобретенного» И. Забелиным «нравственного подхода к оценке историко-географических событий». Так легко можно сбросить с пьедестала и Колумба и Магеллана лишь за то, что они в своих экспедициях не пользовались носовым платком…

Отрадно видеть, как последнее время все больше берет верх спокойная, основанная на действительных исторических фактах и документах точка зрения. «Как бы высоко мы ни оценивали заслуг Чирикова или других его помощников, главная роль принадлежит, конечно, руководителю» [27]. «Выдающийся русский мореплаватель XVIII в. В. И. Беринг был одним из образованнейших моряков своего времени. Он хорошо знал мореходную астрономию, навигацию, картографию и другие морские науки. Он умело руководил офицерами — участниками Камчатских экспедиций, имена которых навечно вошли в историю нашей страны и отечественного флота, в историю географических открытий» [28]. Это пишут исследователи, опирающиеся на многолетние архивные исследования.

Сейчас только на морских картах нашей Родины около ста географических объектов носят имена участников Второй Камчатской экспедиции. Многие из них повторены многократно: Прончищева — пять, Беринга — семь, Минина — одиннадцать раз. Абсолютное большинство их там, где работали эти люди. Но есть и исключения. Норвежский полярный исследователь Руал Амундсен, зимуя у таймырских берегов, назвал здесь в честь участников экспедиции Беринга мысы Вакселя, Ласиниуса, Стеллера, хотя они у Восточного Таймыра не бывали. Имена участников Второй Камчатской экспедиции есть и на Новой Земле — мыс Чекина и пролив Головина и даже в Антарктике — гора Крашенинникова.

Недавно «поплыли» на бортах географические названия в честь участников Второй Камчатской экспедиции: рефрижераторы «Берингов пролив» и «Остров Беринга», большой морозильный рыболовный траулер «Мыс Челюскин». Сами же имена соратников Беринга еще с конца прошлого века украшают борта арктических судов. Приобретенные в 1893 году в Англии суда, доставлявшие рельсы для строившейся Транссибирской магистрали, получили названия: двухвинтовой пароход— «Лейтенант Овцын», колесный буксир — «Лейтенант Малыгин», стальная парусная баржа — «Лейтенант Скуратов». Они, как и построенные в советское время деревянные шхуны «Прончищев», «Челюскин», «X. Лаптев», много поработали на полярную гидрографию. С именем парохода «Челюскин» связана целая героическая эпопея, именуемая челюскинской.

Неслучайно и четыре из пятнадцати современных судов полярной гидрографии носят имена участников Великой Северной экспедиции: «Дмитрий Овцын», «Дмитрий Стерлегов», «Харитон Лаптев» и «Степан Малыгин». Для названия всей серии было намечено использовать имена исследователей разных поколений, непосредственно в Арктике занимавшихся гидрографическими съемками. Если учесть, что восемь судов носят имена советских гидрографов, то станет ясно, как высоко оценивается вклад «птенцов Петровых» в создание арктической карты даже сегодня. Эти имена давно стали символом беспредельного мужества и верности долгу.

ГИДРОГРАФИЯ СТАНОВИТСЯ НАУКОЙ

«Гидрографические исследования на морях Русского государства, — писал советский историк и гидрограф А. И. Алексеев, — позволили первым русским гидрографам уже в середине XVIII в. создать оригинальные первоклассные труды, на которых затем, наряду с трудами зарубежных ученых, воспитывалось не одно поколение русских моряков и гидрографов» [29].

Так, в 1733 году полярный исследователь Степан Гаврилович Малыгин издал первый на русском языке учебник «Навигация по карте де Редюксион». В 1739 году вышел «Экстракт штурманского искусства из наук, принадлежащих к мореплаванию, сочиненный в вопросах и ответах для пользы и безопасности мореплавателей» ученого и государственного деятеля Федора Ивановича Соймонова, который и стал первым официальным руководством по гидрографии. Последняя его глава называлась «О описании заливов, пристаней и берегов морских». Соймонов в молодости дважды ходил морем с Балтики в Архангельск, позже более двадцати лег прожил в Сибири и всегда очень живо интересовался исследованиями северных морей, помогал в них как сибирский губернатор.

А вот руководитель первой гидрографической экспедиции Балтийского моря и организатор Морского кадетского корпуса Алексей Иванович Нагаев никогда на Севере не бывал, но преподавательской и ученой деятельностью оказал большое влияние на развитие полярной гидрографии. Профессор навигации Николай Гаврилович Курганов уже тогда понимал необходимость специальной подготовки гидрографов. В 1764 году в переведенном с французского труде «Бучерово новое сочинение о навигации, содержащее теорию и практику морского пути» он писал: «Без сомнения, можно почитать идрографа за первых изобретателей, коим и последние причины, всех всей науке изъяснимых вещей, известны во всей их подробности. Им необходимо должно больше знать теории для того, чтобы дозволено было мореплавателям знать оной меньше».