Необыкновенный охотник (Брем)

Первый раз в жизни Альфред так надолго покинул родные места, первый раз в жизни он в течение нескольких месяцев лишен был возможности побродить по лесу.

Конечно, он слушал лекции известных профессоров, бывал в знаменитой Дрезденской галерее, подолгу простаивая у полотен великих художников, ездил на Майсельский завод и собственными глазами видел, как создаются шедевры прикладного искусства — прославленный на весь мир саксонский фарфор, в его распоряжении была прекрасная библиотека. Все это было ему очень интересно, все это радовало и волновало Альфреда — ведь это то, к чему он стремился.

Но ведь и лес он любил не меньше. И хоть в маленькой комнатке студента Института искусств Альфреда Брема всюду были расставлены чучела птиц, которые он привез из дома, разве могли они заменить настоящих?

Настоящих увидел и услышал он снова лишь весной 1847 года, когда, окончив первый курс, приехал в Рентендорф на каникулы. Конечно же, целые дни он проводил в лесу. А возвращаясь домой, обязательно заходил к отцу.

Пастор и сам в эти дни старался как можно больше времени проводить в лесу. Он лучше, чем кто-нибудь другой, знал, что это время — время весеннего буйства и торжества природы — самое интересное для естествоиспытателя. Знал это, конечно, и Альфред. И им, знатокам и любителям природы, было о чем поговорить, чем поделиться друг с другом.

Иногда отец и сын засиживались до полуночи, а это в доме пастора было чрезвычайным происшествием — здесь все привыкли рано ложиться и рано вставать. Но что делать, если время бежит так быстро?!

Они обычно сидели друг против друга — отец в своем жестком рабочем кресле, Альфред на невысокой скамеечке около большого чучела марабу — удивительно похожие и в то же время очень разные. Оба высоколобые, ясноглазые, широкоплечие. Но если речь отца была ровная и спокойная, жесты короткими и сдержанными, то сын говорил бурно и страстно, а блестящая память, сохраняющая мельчайшие подробности, богатое воображение, помогающее создавать яркие образные картины, прекрасный голос — все то, что он унаследовал от матери, — придавали его рассказам особую прелесть и обаяние.

Трудно сказать, о чем думал в эти вечера пастор Брем. Может быть, слушая рассказы сына о дне, проведенном в лесу, пастор жалел, что Альфред не станет зоологом. Но в то же время Христиан Людвиг Брем понимал, что для этого надо окончить университет. Однако в университете уже учился брат Альфреда Рейнгольд, а дать университетское образование двоим сыновьям сельский пастор на свои доходы не мог.

Поэтому очень возможно, что, слушая вечерами рассказы Альфреда о Дрездене, видя, с каким увлечением он рассказывает о музеях и лекциях профессоров, пастор радовался, что Альфред получит прекрасную специальность, которая ему по душе, станет самостоятельным и уважаемым человеком.

И все-таки, наверное, где-то в глубине души Христиан Людвиг Брем жалел, что сын его не станет зоологом. Если бы это было не так, дальнейшие события того памятного дня развивались бы иначе.

А события развивались таким образом.

Альфред в этот день вернулся домой раньше обычного — он обещал матери прийти к обеду. Такие счастливые дни в семье пастора теперь бывали не часто: старший, Оскар, стал довольно известным энтомологом — специалистом, изучающим жизнь насекомых, Рейнгольд учился в Иене, Альфред — в Дрездене. Но сегодня все: и старшие дети, приехавшие в Рентендорф, и младшие — одиннадцатилетний Эдгар, восьмилетний Артур, семилетняя Матильда и даже крошка Текла — соберутся за одним столом.

Альфред пришел вовремя, но прежде, чем снять охотничью куртку и сапоги, он, как уже повелось, зашел к отцу.

Так произошла встреча, которая решила дальнейшую судьбу Альфреда.

Пастор представил сына барону. Барон не удивился, узнав, что Альфред готовится стать архитектором: ведь совершенно не обязательно, чтоб дети шли по пути отцов. Но когда Христиан Брем упомянул о том, как хорошо знает Альфред птиц, сколько времени провел он в лесу за свою короткую жизнь, Мюллер насторожился.

Барон был человеком энергичным, решения принимал быстро и, задумав что-то, стремился добиться своего. Пастор еще продолжал говорить о сыне, о том, что наряду со склонностями к естествознанию у него сильная тяга к искусству, а барон уже лихорадочно обдумывал только что пришедшую ему мысль.

Барон знал, что в экспедиции ему нужен будет помощник — человек сильный, знающий свое дело и любящий природу. Правда, Мюллер еще не задумывался о кандидатуре — он собирался начать подыскивать помощника после посещения Рентендорфа. Но сейчас его планы изменились: зачем откладывать поиски, зачем вообще надо кого-то искать, когда идеальный помощник стоит перед ним! Однако захочет ли он поехать в экспедицию? Согласится ли пастор отпустить сына?

Уже давно все собрались в столовой и с нетерпением поглядывали на дверь, но ни хозяин дома, ни Альфред, ни гость не появлялись. Все понимали, что там, за плотно прикрытой дверью пасторского кабинета, происходит какой-то чрезвычайно важный разговор. Но никто даже предположить не мог, что это был за разговор и каковы будут его последствия.

А в кабинете пастора происходило следующее. Барон безо всяких предисловий предложил Альфреду поехать с ним в Африку, заявив, что давно ищет надежного спутника, знающего и любящего природу, умеющего обращаться с коллекционными материалами, вести дневник и наблюдать за животными. Но никак не мог отыскать такого и вот теперь, встретившись с Альфредом, понял, что нашел того, кого искал. Мюллер, конечно, хитрил, но ни отец, ни сын не обратили на это внимания — предложение барона было настолько неожиданным, настолько застало их врасплох, что оба растерялись.

Наконец пастор сказал, что барон все-таки обратился не по адресу. При всей своей любви к природе Альфред не собирается становиться естествоиспытателем. Путь, по которому он пошел, был выбран им самостоятельно, без какого-либо давления со стороны. Альфред хочет стать архитектором!

Но не таков был барон фон Мюллер, чтоб отступать, тем более что он уже окончательно убедил себя: Альфред будет ему идеальным помощником. Мюллер не стал отговаривать Альфреда бросить архитектуру — эту прекрасную и всеми уважаемую специальность. Но разве архитектору не интересно совершить путешествие в Африку, а заодно посетить и Грецию (посещение этой страны — в плане экспедиции) с ее замечательными архитектурными памятниками? Невозможно спорить, что это интересно всякому, а архитектору особенно. Нельзя не согласиться и с тем, что такое путешествие требует больших затрат. И неизвестно, сможет ли когда-нибудь архитектор Брем позволить себе подобную поездку. А сейчас все расходы барон берет на себя.

Мюллер говорил долго. Он говорил и о том, как путешествие расширит кругозор молодого человека, как оно может повлиять на всю его дальнейшую жизнь: ведь очень возможно, что именно в экспедиции Альфред поймет, что не искусство, а наука — его истинное призвание. И наконец, если это окажется не так, через год, вернувшись из Африки, Альфред снова сможет приступить к занятиям в Институте искусств. В конце концов, в его возрасте один год не имеет значения.

Так говорил барон, и трудно было с ним не согласиться. Но пастор Брем молчал. И это молчание обнадежило барона. Действительно, если бы отец Альфреда был против его поездки, если бы считал неразумным бросать учебу, он мог бы давно прервать Мюллера, сославшись хотя бы на то, что их ждут за столом, а затем своей родительской властью запретить Альфреду и думать о поездке в Африку.

И барон продолжал говорить, рисуя заманчивые картины, строя грандиозные планы их поездки, обещая сделать все, чтоб ни Альфред, ни его родители не жалели, если молодой Брем примет это предложение.

Пастор сидел молча в своем кресле, и на его лице нельзя было прочитать ничего. Зато на лице Альфреда было написано все, о чем он думал, все, что чувствовал и переживал в эти минуты.

Конечно, он готов принять предложение барона, принять сейчас же, немедленно. Думал ли он в эти минуты об архитектуре, о том, что готов бросить ее? Наверное, нет, не думал, так же как в эти минуты, видимо, не думал, что готов стать зоологом. Возможно, он был согласен с бароном: путешествие в неизведанные страны, даже если на время придется забыть об искусстве, вовсе не означает, что он откажется от него совсем. К архитектуре можно вернуться и позже, а такого случая поехать в Африку может больше не представиться никогда!