Путешествие Демокрита

Паисий хотел что‑то возразить Демокриту, но потом, искоса взглянув на проводников, тащивших мешки с пищей, кувшины с водой и тяжелые мотки веревок, на Диагора, ковылявшего чуть позади своего господина, нахмурился и не сказал ничего.

Через два часа путешественники были уже на корабле, а вечером того же дня подплывали к большому городу Мемфису.

У КАЖДОГО СВОИ ОБЫЧАИ

Здесь кораблю Паисия предстояла длительная стоянка. Надо было сгрузить часть товаров, взять на борт зерно, которое приказчик Аркесилая должен был выменять в Фйвах на листы папируса.

Чтобы не терять бесполезно время, Демокрит решил осмотреть Мемфис. Он ходил по улицам этого шумного многолюдного города, вслушивался в долетавшие до него обрывки разговоров и старался разобраться в путанице улиц древней египетской столицы. Вскоре Демокрит обнаружил, что город с трех сторон окружен водой — с востока Нилом, а с севера и запада большим искусственным озером, образовавшимся благодаря запруде, поставленной на реке.

Демокриту рассказали, что плотину постоянно охраняют персидские часовые: завоеватели опасаются, что из ненависти к ним кто‑нибудь попытается разрушить запруду и затопить город. Стихийное бедствие может довести и так постоянно голодных и недовольных жителей до отчаяния, и тогда не миновать восстания народа против персов, которое легко может распространиться и охватить всю страну.

На севере Мемфиса, на берегу озера, Демокрит осмотрел дворец фараонов — основателей города. Египтяне говорили, что, с тех пор как построен этот дворец, сменилось семьдесят пять поколений. Демокрит подумал, что у себя на родине он не знает ни одного сооружения, которое могло бы сравниться в древности с мемфисским дворцом или пирамидами. Две тысячи лет назад греки жили где‑то на севере, а Грецию населяли совсем другие племена, о которых никто не может рассказать ничего достоверного.

Сейчас во дворце фараонов жил персидский наместник. Здесь же среди тенистых садов, обильно орошаемых водой из озера, высились красивые дома персидской и египетской знати. На берегу Нила Демокрит увидел храм главного бога Мемфиса Птаха, которого почитали как покровителя ремесла и искусства. Приезжавшие из Египта мореходы рассказывали, что это божество во всем походило на греческого Гефеста, но египтяне почему‑то редко изображали его в образе человека. Обычно Птаха почитали в образе быка, и земным его воплощением считался Апис, черный бык, которого содержали в храме. Не всякий черный бык мог быть воплощением бога Птаха. Двадцать восемь священных примет, которые знали только посвященные, должны были быть у теленка, чтобы жрецы объявили его Аписом. Впрочем, главные приметы знали все жители Мемфиса. На лбу у Аписа должно было быть небольшое треугольное белое пятнышко, на спине другое пятно, напоминающее распластавшегося в полете коршуна. Остальное — рога, волосы на хвосте, язык и другие признаки — было тайной.

Бык жил в храме, и красивейшие девушки города прислуживали ему. Сам фараон приезжал в Мемфис, чтобы совершить жертвоприношение Апису. Многочисленные подарки Апису забирали себе жрецы храма.

Когда Апис умирал, вся страна погружалась в траур. Траур длился до тех пор, пока не находили теленка, расцветка которого доказывала, что в нем обитает дух Птаха. Тогда жрецы объявляли его Аписом и устраивали новому богу торжественный въезд в Мемфис. Целую неделю длились празднества. Страна радовалась и ликовала: ремесло и искусство вновь обретали могущественного защитника и покровителя.

Паисий показал Демокриту кладбище Аписов, расположенное к западу от города в песчаной пустыне. Дорога, которая вела на кладбище, была украшена множеством статуй и обсажена деревьями; но и они не спасали от заносов. Песчаные вихри неистовствовали в этой местности, и некоторые статуи были до половины засыпаны песком. На кладбище, в глубоких нишах, вырубленных в скале, было похоронено шестьдесят четыре священных быка. Гробницы были соединены галереями. Над каждым склепом была надпись: в ней сообщалось, когда родился, сколько лет и при каком фараоне прожил похороненный здесь Апис. Туша быка, превращенная в мумию, была положена в украшенный золотом гроб из розового гранита.

Демокриту показалось странным и неразумным устройство такого роскошного кладбища для животных. Еще больше он удивился, когда на обратном пути увидел уже в предместье города торчащие из песка бычьи рога.

— Что это, — воскликнул Диагор, — еще одно бычье кладбище?

— Не совсем, — ответил Паисий. — Бык зарыт здесь временно. Скоро придет корабль с острова Просопитйды, где хоронят обыкновенных быков, заберет кости и увезет на остров. Павшее животное приходится закапывать в землю, чтобы собаки не растащили его по кускам. А чтобы легче было потом найти тушу и отвезти на кладбище, мы и оставляем над землей один или два рога.

— У нас бы его просто съели, — недовольно сказал Диагор. — Видно, богато вы живете, если закапываете мясо в землю.

— Падаль у нас в Греции тоже не едят, — заметил Демокрит. — Но неужели, Паисий, — спросил он, — в Египте не режут скот в жертву богам? Наверно, жертвенное мясо можно есть и в Египте?

— Далеко не всем, Демокрит, далеко не всем. Жрецы получают мясо в изобилии, а простому человеку случается по нескольку лет не пробовать нечего мясного.

— Почему же? Неужели, если в деревне режут быка, каждому не достанется хотя бы по одному куску?

— Видишь ли, в пищу идут только филейные части, бедра и шея. Это не так много. К тому же, чтобы зарезать быка, надо получить разрешение у жрецов. Жрец осматривает животное и, если найдет его подходящим для жертвоприношения, обертывает его рога листьями папируса, которые скрепляет отпечатком своего перстня. Только после этого быка можно вести к алтарю и резать. По нашим обычаям, человек, который убьет не отобранного жрецами быка, подлежит смерти. А чтобы получить разрешение, приходится отдавать не меньше половины мяса.

— А туловище быка — ребра, лопатки? Кому отдают их? — спросил Диагор, у которого от этих разговоров разыгрался аппетит.

— Туловище наполняют зерном, медом, изюмом и благовониями, поливают маслом и сжигают на алтаре. Ароматный дым поднимается к небесам, туда, где живут боги.

— А голову? — упавшим голосом спросил Диагор. — Неужели и голову отдают богам?

— Нет, — засмеялся Паисий, — голову мы охотно продаем, если удается найти покупателя.

— Почему же вы сами не варите ее? Ведь бычьи головы совсем не дурны, — продолжал спрашивать Диагор, который сейчас не то что бычью голову, но и заплесневелую лепешку съел бы не раздумывая.

— Что ты, — продолжал смеяться Паисий, — ни один египтянин в рот не возьмет ни кусочка мяса от головы. Ведь она же начинена несчастьями.

— Что это значит? — заинтересовался Демокрит.

— А вот что. Жрец, убивая жертву, отделяет голову и произносит над ней заклятие. «Пусть, — говорит он, — те беды, которые нависли надо мной, над этими людьми и над всем Египтом, обратятся на эту голову!» А потом, если голову не удалось продать, мы бросаем ее в Нил, и река уносит все грозягцие нам несчастья вниз по течению.

— Забавный обычай, — с усмешкой сказал Демокрит, — да и не слишком благочестивый. Ведь, продавая начиненную проклятьями голову, вы обманываете покупателя.

— Никого мы не обманываем, — обиделся Паисий. — У каждого народа свои порядки. Каждый считает свои обычаи самыми лучшими, а над чужими смеется. А посмотри со стороны, и греческие нравы покажутся ничуть не менее смешными и дикими, чем нравы каких‑нибудь индийских людоедов. Ведь рассказывает же историк Геродот, что персидский царь Дарий позвал как‑то греков и спросил, за какую плату согласились бы они съесть своих покойников. «Ни за какую! — ответили те. — Казни нас лучше сразу». Тогда призвал Дарий индийцев из племени калатиев, которые, как рассказывают, съедают своих родителей, и спросил их, за какую плату согласятся они сжечь умерших. «Что ты! — испугались калатии. — Такого кощунства мы не совершим хотя бы из страха перед богами».