Подземный флот маркшейдера Вольфа

Евсеич Первый пригнулся. С огромным интересом, будто на привезенного экзотического зверя, он посмотрел на Кита и резко, словно уронил что-то и дернулся следом за упавшим предметом, поклонился Киту.

- Очень рады, Никита Андреевич, милости просим, милости просим! – сказал он так же подобострастно.

Еще больше напрягся Кит, наблюдая, как Евсеич Первый шустро обегает машину и открывает дверцу ему, Киту.

Кит вышел просто и сказал запросто: «здравствуйте».

- Здравия и вам желаем, Никита Андреевич, - всё рассыпался Евсеич Первый в любезности, от которой Кита уже тошнило.

Он догадался, конечно, что если сейчас – это «до революции», то значит, этот Евсеич, натурально слуга, прямо настоящий лакей, раз так весь рассыпается. Все это Киту не катило.

- Кваску не желаете с дороги, Никита Андреевич? – спросил Евсеич Первый. – Холодненького? Или морсику?

«А кока-колы у вас тут нет холодненькой?» - очень захотелось спросить Киту, но он решил никого не обижать.

- Можно, - только и буркнул он.

- Чего изволите-с? – опять рассыпался Евсеич.

- Квасу, - лишь бы тот отстал, буркнул Кит.

- Сию минуту-с.

И Евсеич побежал в дом.

Однако князь тормознул его:

- Погоди, боцман, - вдруг позвал он слугу очень даже уважительно и, подождав, пока тот развернется, сказал: - Второй-то где?

- Держит контроль по контуру, - преобразившись вдруг, важно ответил тот. – Как вы велели, капитан.

- Ах да, - махнул рукой князь. – Не суетись только. Теперь и так все в сборе, слава Богу. Я сам всё покажу Никите Андреевичу, а ты пока обычными делами займись.

- Есть, капитан! – опять клюнул вниз Евсеич Первый и уже не побежал в дом, а пошел с достоинством.

- Уж извините его, Никита, - сказал князь, заметив сильно кислую физиономию Кита. – Он и его брат-близнец – совершенно равноправные члены нашей корабельной команды, от них зависит очень многое, но никак не удается выбить из них старорежимные холопские повадки. Крепостная традиция, так сказать, в крови, еще их отец был крепостным, застал ту эпоху во всей ее красе… Я уж им, понятное дело, не говорю, что у нас тут всего через два с половиной года случится, как нас тут всех в будущую революцию разнесут по кусочкам. Все равно не поверят. Скорее умом повредятся. Я понимаю, как вы лично на это смотрите… но ведь заметьте, в вашем же классе есть, так сказать, господа, которые такой обиход примут как должный. Разве я ошибаюсь?

Пока князь разлагольствовал, как бы оправдываясь перед прогрессивным – с виду, по крайней мере – далеким будущим в лице Никиты Демидова, снизу, с дороги, нарастал треск. К бабке-угадке не надо было ходить, чтобы сказать: это треск очень старинного, но явно нового мотоцикла.

- Возвращается ветер на круги своя, хотя порой это кажется невероятным…

Князь, кажется, еще не закончил свою туманно-философскую мысль, как решил прерваться. Он явно посчитал ниже своего достоинства надрывать голос, перекрикивая накрывший их мотоциклетный треск. Он замолк и косо, с неодобрением проследил за мотоциклом, объехавшим их широким кругом и остановившимся в десятке шагов, прямо у крыльца усадьбы, подо львом.

- А вот сейчас я представлю вас старшему помощнику и вечному возмутителю спокойствия, - сказал князь. – Но сначала, простите, прилюдная выволочка. Иначе не проймешь.

Он решительным, военным шагом направился к «возмутителю», вернее возмутительнице спокойствия, которая, тем временем, откинула ногой консоль внизу, потом оставила мотоциклетное седло, изящно перекинув правую ногу через старинный руль, похожий на длинные тараканьи усы, улыбнулась решительному князю и сняла мотоциклетные очки, в точности повторив то эффектное движение рук, каким снимал очки и сам юный князь Веледницкий.

- С благополучным возвращением из будущего, Жоржик! – невинно прощебетала юная летчица-мотоциклистка.

- Что вы себе позволяете, старший помощник! – резким, хорошо поставленным голосом стал отчитывать ее князь. – Помимо прочего, хорошенький приём вы устраиваете нашему гостю – пытаетесь напугать его до смерти.

- Не похож он на пугливого гимназиста, - как бы между прочим, заметила летчица, бросив в сторону Кита короткий взгляд, авиационной бомбы пострашнее. – А что касается бомбёжки… Во-первых, я маскировала ваш переход под военные маневры… Мало ли чьи шпики тут могут водиться. Во-вторых, тренировалась. Война всё-таки идёт, Жорж. Может пригодится навык прицельного бомбометания…

Князь бессильно развёл руками. «Пронять» сестру ему не светило.

Мотоциклистка, тем временем, продолжала невинно улыбаться.

Кит же чувствовал только, что каменеет и врастает в землю.

Наконец, мотоциклистка по-дружески, по-родственному похлопала братца ладонью по груди и сказала:

- Ну что ты так раскипятился, Жоржик, да еще при госте. Он подумает про нас невесть что. Я посчитала, что все-таки важно прикрыть контур сверху, с воздуха. Оттуда, знаешь, - она ткнула в небо пальчиком, - легче проследить, нет ли в округе подозрительных лиц. На худой конец, отвлечь внимание тех же шпиков, которых ты так опасаешься… И к тому же, посмотрел бы ты сверху, как он красив, переход сквозь время… Если бы ты видел эту изумительную шарообразную радугу!

- Вот, где истина – одни красоты ей, красоты важны! – всплеснул руками князь, уже смиряясь с тем, что «выволочка» пошла насмарку. – Верно говорил папа, - ударение в слове «папа» князь сделал на второй слог, - на тебя, Лизон, нет никакой управы, кроме полицейской.

Лизон сразу нахмурилась, и словно тень упала на ее лицо.

- Не говорил, а говорит… - грустно и очень тихо, но очень твердо проговорила она.

Князь резко повернулся к Никите, чего-то смутившись.

- Приношу извинения, Никита Андреевич, за семейные недоразумения на нашем, так сказать, корабле, - громко произнес он. – Позвольте представить вас моему старшему помощнику и просто родной сестре Елизавете Януариевне Веледницкой.

Елизавета Януариевна насмешливо взглянула снизу вверх на брата и решительной походкой, сильно напоминающей военную походку брата, двинулась навстречу Никите.

- Я представлюсь сама, - бросила она брату через плечо.

Кит однажды читал о таком необъяснимом и страшном аномальном явлении, как самовозгорание людей. В истории известны несколько достоверных случаев, когда на глазах пораженных свидетелей кто-то сгорал мгновенно и бесследно, вспыхнув ослепительным шаром… Кит чувствовал, что вот-вот сейчас сам также мгновенно воспламенится и исчезнет, оставшись тут, в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году, кучкой золы… а может, и вообще без всякой золы. Лицо у него уже страшно горело.

Дерзкая и неуправляемая летчица-мотоциклистка подошла к Киту и подала руку в перчатке.

- Лиза, - сказала она, глядя в глаза Киту так же дерзко, лукаво и… ну, не опишешь как. – Называйте меня просто Лизой… А вас как можно величать?

- Никита, - выдавил из себя Кит, отвечая на рукопожатие.

Хорошо, что рука девчонки была в перчатке, потому что рука Кита была сейчас мокрая и холодная.

- Можно просто Кит, - добавил он и сразу догадался, что зря.

- Кит? – приподняла одну острую бровку княжна Лиза. – Это очень весомо.

Трудно сказать, что подвигло князя сказать то, что он сказал, поспешно подойдя к ним. Наверно, он просто хотел подбодрить чересчур смущенного Кита.

- Со стороны посмотришь, так будто вы накоротке, знакомы давно, - весело сказал князь.

И тут Кит брякнул:

- Виделись уже…

Брат с сестрой изумленно переглянулись.

- Когда ж это вы успели? – с недоуменной улыбкой спросил князь, думая, что Кит так шутит.

- Да сегодня… Ночью, - так честно и признался Кит.

И с трудом сглотнул.

Княжна Лиза ахнула. Она ахнула так протяжно, будто делая вздох после долгой задержки дыхания:

- А-а-а-а-а-а-а-а-х!

И отшатнулась. И жутко побледнела. И тут же жутко покраснела. И закрыла лицо обеими руками, облаченными в перчатки-краги.