Сказки Севки Глущенко

если хочешь, не надо мне никакого бессмертия. Никаких бессмертных лекарств не надо. Только пускай Алька не умирает, пока маленькая, ладно?»

Старик быстро глянул на Севку из-под кустистых бровей, и непонятный был у него взгляд: то ли с недоверием, то ли с усмешкой.

«Я самую полную правду говорю, – поклялся Севка. – Ничего мне от тебя не надо. Только Алька… Пускай она…»

Старик опять глянул на Севку.

«Ты думаешь: в пионеры собрался, а Богу молится, – с тоской сказал Севка. – Но я же последний раз. Я знаю, что тебя нет, но что мне делать-то? Ну… Если иначе нельзя, пускай… Пускай не принимают в пионеры. Только пусть поправится Алька!»

Старик несколько секунд сидел неподвижно. Потом выколотил о ступень трубку, медленно встал. Не глядя больше на Севку, он стал подниматься по лестнице. Большой, сутулый, усталый какой-то. Куда он пошел? Может быть, на верхнюю площадку башни колдовать среди звезд и облаков, чтобы болезнь оставила Альку? Или просто Севка надоел ему своим бормотаньем?

«Ну, пожалуйста…» – беспомощно сказал ему вслед Севка. Он, кажется, это громко сказал. Потому что к сундуку тут же подошла мама:

– Ты что, Севушка? Ты не спишь?

Он притворился, что спит. Стал дышать ровно и тихо. Мама постояла и отошла. Потом она подходила еще несколько раз, но Севка снова притворялся спящим. Притворялся так долго, что в самом деле уснул. Ему приснилось, что Алька выздоровела и веселая, нетерпеливая прибежала в школу. За открытыми окнами класса шумело листьями полное солнечное лето, Алька была в новенькой вишневой матроске, а тоненькие белобрысые косы у нее растрепались…

Вдруг Алька стала строгой и спросила у Севки:

– С тобой никто не сидел, пока я болела?

– Что ты! – сказал Севка. – Я бы никого не пустил!

Алька улыбалась…

Но это был сон, а наяву все оказалось не так. День Севка промаялся дома и во дворе, где было пусто и пасмурно – то снег, то дождик. А вечером узнал от мамы, что Альке пока ничуть не лучше.

– Но и не хуже? – с остатками надежды спросил он.

– Да, конечно, – сказала мама. И Севка понял, что Альке не хуже, потому что хуже быть просто не может.

Еще мама сказала, что днем Раиса Петровна два раза ходила в больницу и, наверно, будет дежурить там ночью…

Севка больше не обращался к Богу. Накануне он сказал ему всё, что хотел, а канючить и повторять одно и то же бесполезно.

Утром Севка проснулся поздно. Мама, не разбудив его, ушла на работу. Севка позавтракал холодными макаронами, полистал «Доктора Айболита», но само слово «доктор» напоминало о больнице, и он отложил книгу. Хотел раскрасить бумажную избушку, взял картонку с акварельками, и в эту секунду на него навалилось ощущение тяжелой, только что случившейся беды.

Всхлипывая, давясь тоской и страхом, Севка натянул ватник и шапку, сунул ноги в сапоги и побежал к маме на работу.

Контора Заготживсырье находилась далеко: за рынком и площадью с водокачкой. Бежать было тяжело. Твердые ссохшиеся сапоги болтались на ногах и жесткими