Большая книга ужасов – 61 (сборник)

Дед умел со всеми ладить. Родителей и эту третью он возил на работу каждый день в город: пятьдесят километров туда и обратно. Они тогда еще работали в одном институте, даже на одной кафедре, но матери пришлось уйти, когда родился Костик. Это было через год после смерти деда. Почти сразу же уехал отец, а я стала не Екатериной, а Катькой. Точнее, Катькой-поиграй-с-братом, или Катькой-приберись, Катькой-помой-посуду, Катькой-иди-в-огород. Из человека я превратилась в набор функций, вроде микроволновки с кнопочками. Плохо помню деда, но прекрасно помню, как жизнь поделилась на до и после.

– Да возил еще кого-то вроде…

– Вот! А потом эта тетка пропала. Уехала со всеми на раскоп, а вернулись без нее. У нее в деревне родни-то не было, никто не ждал, не искал. Твои отмалчивались… Я думала, ты что-то знаешь.

– Можно подумать, кто-то обсуждал это при мне!

Странно, что Ирка помнит такие вещи. Она не старше меня, значит, ей было тогда, как мне, года четыре, а то и меньше. Она встала наконец-то с грядки и теперь отряхивалась, поглядывая на меня так, будто я виновата, что она джинсы испачкала.

– Хочешь зайти штаны почистить? – Я сперва предложила, а потом подумала, что именно этого она и хочет. Ей не терпится самой расспросить об этой Египетской. Не меня, конечно.

Ой, не вовремя! Пока я в огороде – меня нет, а значит, нет ни поездки, ни проблемы. Как только я появлюсь, да еще с этой Иркой, которая будет расспрашивать о раскопках десятилетней давности, мать тут же вспомнит, с чего все началось, и сама позвонит отцу, чтобы не приезжал завтра. М-да, кто меня за язык тянул…

– Ой, давай! А мать-то дома?

Я пробубнила какое-то «угу» и повела Ирку к себе, на ходу придумывая ей казни. Вон, в колодце вода уже остыла, сведет руки-ноги – и привет… Шучу.

– Теть Лен! – Эта проныра даже кеды не успела скинуть. – Теть Лен, мы тут с Катькой поспорили, что с Египетской-то случилось? Она говорит: «Мертвяки утащили», – а мне кажется, ерунда. Мы ж маленькие были, не помним. – Второй кед Ирка сковырнула уже на пороге кухни, пнула и проследила краем глаза его путь под шкаф, где последние десять лет пылились отцовские рыболовные снасти. Шкаф на полкоридора, и половина удочек под ним не зачехлена. Ох, напорется кто-то на крючок, когда доставать полезет!

Мать не ожидала такой атаки, растерялась, но быстро вернула лицо:

– Какая еще Египетская? Вы ж под стол пешком ходили, когда она пропала… На вот сухариков погрызи, я сегодня с обедом запаздываю. А ты, – глянула она на меня, как будто я выдала Ирке военную тайну, – не болтай глупости. Никто ее не утаскивал, сама куда-то сбежала. Мне вообще иногда кажется, что не было у нас никакой Египетской.

– Пирамиды были! – выкрикнул из комнаты Костик. Не надоело еще…

Ирка уселась на краешек скамейки, цапнула из блюда сухарик и заныла:

– Ну теть Лен!

– Это было десять лет назад!

– Страшная история! – подхватила Ирка. – А вы скрываете!

– Да ничего я не скрываю! – Мать отмахнулась и тоже взяла сухарик. Я подумала, что на этом разговор кончится, но нет, она просто напрягала память.

– Мы тогда с третьим курсом на практику ездили в Синие Горки. Египетская у них методистом была. И главное, полигон-то учебный, вдоль-поперек перекопанный, кило керамики найдешь – уже счастье. А мы захоронение нашли… То есть даже не захоронение, на том месте раньше озеро было.

– Утопленников?

– Да, если тебе так понятнее. Третий курс – уже большие ребята, вскрыли аккуратненько. И странное дело: все скелеты лежали в одной позе: руки-ноги за спиной, сами как будто выгнуты…

– Они связаны были! – ахнула Ирка.

– Факт. Так расправлялись с женщинами, подозреваемыми в ведовстве. Связывали крестом: правая рука – к левой ноге, и наоборот. А потом бросали в прорубь. Считалось, что ведьма не утонет.

– А эти, получается, утонули?

– Да. Непонятно только, откуда столько взялось на маленьком участке. Мы в шести квадратах троих нашли!

– И что?

– Да почти ничего, Ир. Перепугались все, конечно, ну да плох археолог, который скелетов боится. Поднимать без начальства такие вещи нельзя, мы вскрыли, позвонили в институт и стали ждать решения. А пока ждали, пол-лагеря разбежалось. Звуки какие-то мы слышали по ночам.

– Мертвяки стонали, – со знанием дела отметила Ирка.

– Вряд ли. Лагерь от раскопа – километрах в пяти, а все равно было какое-то чувство… Присутствия чужих. Ребята какие-то стали все пришибленные, как будто не высыпаются. Три девочки заболели сразу, их домой отправили…

А потом студенты стали убегать. Предыдущие хотя бы отпрашивались по болезни, а эти – как от пожара. Отец твой все телефоны их родителям оборвал, но ничего, до дома добрались.

И вроде ничего такого не происходило, а все равно страшно… Да! Как озеро вскрыли, лагерь просто атаковали жабы. Они ж сырость любят, а мы в степи, где за весь месяц ни дождинки не выпало. А жаб – видимо-невидимо было. Идешь с утра в столовку, они вдоль дороги сидят, смотрят. Ты бежишь, как уголовник сквозь строй, в кино небось видели? Только овчарки не гавкают, зато квакают жабы. В палатки забирались да чуть ли на стол не лезли! Подозреваю, что часть девочек разбежалась от них.

К концу месяца осталось пять человек и преподаватели. Раскоп-то мы забросали по-быстрому, пока институт телился с решением… И все равно было чувство, что кто-то кроме нас и тех жаб в лагере есть!

– А как же Египетская? – напомнила я.

– Еще с нами была. Вбили мы новые колышки в километре, наверное, от того места; керамики наковыряли, кость бычка – все как обычно. Уже зачистку делаем. Ползаем по дну ямы с ножичками, как первокурсники… Студентов-то мало осталось, а яму надо сдавать!

И тут Египетская говорит: «Жарко, пойду водички куплю». А вокруг – степь. Километров десять. Мы на грузовике приехали, на нем и уехать должны. И бидоны с водой в кузове – пей, не хочу!

– А она пошла?

– Пошла. Мы подумали, что по другому делу, в степи с этим проблема, кустов-то нет. За грузовик? Так его мужчина водил и все время сидел в кабине… Ну и решили мы, что она в степь отправилась, подальше. А когда хватились – уже в лагерь пора.

– Искали?

– А то! Все Синие Горки зигзагами объездили – не нашли. И знаете, что? В десяти метрах от раскопа, ну, с той стороны, куда она ушла, даже трава не потоптана была. Испарилась тетка. Десять шагов отошла и пропала.

– Ничего себе! – В дверях кухни, судя по всему, давно стоял ошалевший Костик. Мать его увидела и сразу смутилась. Такое лицо сделала: «Боже, что я несу, здесь же дети!»

– Так, ладно, девочки, плохой разговор.

– И так и не узнали, что… – не унималась Ирка.

– Нет. Полигон на Синих Горках закрыли после того случая. Практика теперь проходит в другом месте.

– Ну вот, а ты меня не пускаешь!

Мать задумалась на секунду, будто припоминая начало разговора, и спохватилась:

– Чуть не забыла! Дай-ка сюда телефон! – Не дожидаясь, она взяла телефон сама и стала звонить отцу, чтобы не приезжал завтра.

Ирка сейчас же засобиралась домой: испортила мне каникулы – и в кусты, предательница. Я проводила ее, по дороге придумывая казнь. Увидела во дворе топор, но решила, что это слишком кроваво, убирать-то мне!

Когда я вернулась, родители все еще ругались по телефону:

– Мне плевать, что это за полигон, я не хочу, чтобы она туда ездила! – Вслушиваться было вредно для психики, вмешиваться – для здоровья.

Я полила кактус на удачу, пошла дополола редиску по своей схеме: три грядки – перерыв, три грядки – перерыв. Домой возвращалась, ступая по одной линии на мостках. Перешагнула на крыльце через три ступеньки…

Да, я суеверная. Я не очень-то верю в несчастье от черных кошек, в покойников от собачьего воя… В деревне в такое верить – с ума сойдешь. Зато верю, что если вымытые чашки повернуть ручками в одну сторону; если шнуровать ботинок не дольше пяти секунд; если, идя по мосткам, ступать только по одной доске, а дома – только по одной полосе ковра, – ничего плохого не случится. Может, и глупо, но я привыкла.