Никто мне не верит

— Я надеюсь, ты не разочарована, — сказал он. — Их вкус не уступает их красоте?

— Грег!

— Как дела, Линн?

Ее сердце забилось.

— Великолепно. А у тебя?

— Тоже неплохо. Я жажду услышать о твоих делах с синдикатом. Есть какие-нибудь новости?

— Да. Сегодня сообщили, что они хотят сделать пробный показ.

— Фантастика!

— Я искусала все ногти в ожидании, но мой шеф говорит, что все произошло очень быстро. Поэтому твои персики оказались очень кстати. Они стали поздравительным подарком. Они великолепны. Я не могу перестать их есть.

— Именно это я и хотел услышать.

— Я бы позвонила тебе, но у меня не было твоего номера телефона, а найти тебя в агентстве не могли. В любом случае, спасибо. Ты так заботлив.

— Я хотел подарить тебе кусочек Лос-Анджелеса. Какое впечатление произвели кольца для салфеток?

— Кара была в истерике. Она сказала бы тебе это сама, если бы смогла дозвониться сегодня днем. — Линн взяла карандаш. — Кстати, пока не забыла, дай мне твой номер телефона.

— У меня есть предложение получше. Я подъеду и сам тебе его напишу.

Линн выронила карандаш.

— Где… а где ты сейчас?

— В пятнадцати минутах езды от твоего дома, если я правильно разобрался в карте города. Но может лучше завтра? Я мог бы пригласить тебя и Кару на ленч.

Линн улыбнулась и схватила салфетку, чтобы вытереть измазанное соком лицо.

— Лучше сегодня.

Он привез с собой бутылку красного вина, такого же чудесного и незнакомого на вкус, как персики.

— Сент Лу, — сказал он, когда она уже в который раз спросила название вина, и разлил остатки в ее лучшие бокалы. Она смотрела на него с восхищением, и мысли ее туманились. От него исходили потоки сексуального возбуждения, противостоять которым было невозможно.

— Нельзя сказать, что я сторонник калифорнийских вин, — продолжал Грег. — Но мне хотелось привезти тебе что-нибудь уникальное, а я был твердо уверен, что подобного вина на Востоке нет. Оно куплено у местного виноторговца. Оно понравилось тебе так же, как персики?

— Оно… — Она начала хихикать. — Все, что приходит мне в голову, это яблоки и апельсины.

— Оно сделано из персиков и винограда.

Она засмеялась и откинулась на диван. Грег пообедал перед приездом, а она весь день ела персики. Сыр чеддер и ржаные хлебцы, приготовленные ею к вину, стояли на столике почти нетронутыми.

Обняв ее при встрече, он больше не дотрагивался до нее. Но сейчас ее голова опустилась ему на руку, и он медленно приподнял ее лицо за подбородок, чтобы поцеловать ее.

Воспоминания нахлынули на нее: вкус губ Грега, пахнущих вином; аромат его одеколона. Она снова почувствовала головокружительную радость, словно вернулась в чудесное приключение, пережитое ею в Лос-Анджелесе. Вместе с этим мужчиной, который был частью этого чуда, и, самое главное, радовался ееучастию в этом приключении. Когда же она отыскивала — вернее, встречала — нет, именно откапываламужчину, который был не напуган, не зол или, по крайней мере, не безразличен к ее успехам?

Грег притянул ее к себе и положил ногу на ее ноги. Она дотронулась до рельефно выступившей на ней мышцы. Осмелев под действием вина, она пододвинула руку выше, просунув ее между его бедрами, и почувствовала, как он подскочил.

Он взял ее руку и убрал в сторону. Все еще держа ее руку, он сказал:

— Я снял комнату в отеле. Я собирался провести ночь там.

Он смотрел ей в лицо.

Те мысли, которые так хорошо читала на ее лице Кара, для Грега тоже не были тайной. Ее откровенность была одним из основополагающих факторов ее успеха. И если весь Бостон мог по ее лицу понять, что она чувствует, когда разговаривает с учителем, обвиняемым в растлении малолетних, или юной лесбиянкой, которую все преследуют, нужны ли ей слова, чтобы ответить ему.

Но она все-таки сказала: «Пожалуйста, останься».

— Я не хочу, чтобы ты думала, что я рассчитывал на это.

— Я так не думаю.

Не отрывая взгляда от ее глаз, он прижал ее руку к своей возбужденной плоти.

Он занял место рядом с ней в постели так естественно, словно все это время оно предназначалось именно для него и ждало его появления. Возможно, он снился ей здесь, но воспоминания таились где-то глубоко, пока чувства не пробудили их.

Он любил ее с пылкой сосредоточенностью, лаская ее ноги и целуя колени и лодыжки. Долгие минуты он провел, исследуя губами ее плечи и внутреннюю сторону рук, и лишь затем опустился ниже. Никто и никогда не любил ее так медленно и методично, так самозабвенно.

Когда она, наконец, попыталась перевернуть его на себя, он улыбнулся и покачал головой.

— Я хочу, чтобы ты кончила, — прошептал он.

И она отдала себя во власть ищущего языка Грега и крепко сжала рот, чтобы не закричать, когда он довел ее до высшей точки наслаждения.

Грег проснулся первым; когда Линн открыла глаза, он лежал, приподнявшись на локте, и смотрел на нее.

— Я не улыбаюсь по утрам, — сухо сказала она, стараясь улыбнуться, но у нее ничего не получилось.

Он усмехнулся и сел на кровати.

— Ты не против, если я сварю нам кофе?

— Не поможет. В этом случае ничего не помогает.

Он рассмеялся. В неясном утреннем свете он был так же привлекателен, как и ночью; даже больше — морщинки, появляющиеся после сна, смягчили его черты.

Линн знала это, так как каждое утро видела в зеркале свое собственное лицо, бледное и опухшее, со следами туши вокруг век, лишенных ресниц. В одном из многочисленных журналов, попадавших на ее рабочий стол, Синди Кроуфорд заявила о том, как она узнала, что действительно любима: когда увидела, что ее муж смотрит на ее лицо по утрам с обожанием.

Грег, должно быть, прошел ту же школу. Сейчас он смотрел на Линн так, словно она действительно нормально выглядела.

Страдая от своей застенчивости, она села на кровати и надела тапочки.

— Я иду в душ, — сказала она, сделав последнюю, но безуспешную попытку улыбнуться.

Они сидели на высоких табуретках за стойкой на кухне. Как и большая часть квартиры, кухня была спроектирована так, чтобы максимально продемонстрировать красоту открывающейся перед вами панорамы. Сквозь стеклянную стену был виден порт; мимо скользила баржа, над которой летали стремительные чайки.

Это была именно та картина, которую она рисовала в мыслях, когда переехала сюда — с надеждой и наивностью: рядом с ней на табурете мужчина, и они вместе проводят эти минуты перед работой, а солнце освещает панораму за окном.

— Ты не можешь устроить себе сегодня выходной? — спросил Грег.

Линн покачала головой. Ее волосы были приглажены, лицо накрашено, а колготки надеты; она была готова уйти из дома.

— Тогда хотя бы полдня. Только утро плюс ленч. А потом я оставлю тебя в покое до вечера.

— Я действительно не могу. — Она потянулась к цветочному горшку, где хранила всякие мелочи. — Возьми ключ. Ты можешь посмотреть город, а когда надоест, вернешься сюда.

Он положил ключ в карман, отпил немного кофе.

— Позволь мне угадать. У тебя не так уж много времени для отдыха.

— Это не так. Я стараюсь отдыхать по крайней мере четыре недели в году, а если надо, то и больше. Я уезжаю в путешествия с друзьями или одна. Мне приходится много работать только, когда я здесь.

— О’кей, — сказал Грег. Он встал, заложил руки за голову и потянулся. У него были прекрасные руки, длинные и худые, с широкими пальцами. Глядя на них, Линн мгновенно вспомнила как они гладили ее тело.

Она отвернулась и допила кофе.

— Хороший кофе. Спасибо тебе, — сказала она.

— На самом деле он не так уж хорош.

— Не хорош?

— Да. Если бы ты освободилась на полдня, я бы тебе кое-что купил. С чудесной масляной сдобной булочкой. С изюмом.

Линн достала из шкафа их пальто и открыла входную дверь. Коридор был ярко освещен солнечным цветом, запах океана наполнял теплый воздух. Сквозь окно в коридоре вдали была видна баржа, но чаек уже было трудно разглядеть.