Черное воскресенье (др. перевод)

Корли оторвал взгляд от бумажной скрепки, которую внимательно изучал, и ответил Фаулеру сам:

— Хранить пленку с таким текстом само по себе очень опасно. Такая запись — это почти самый последний шаг. Приказ должен быть к этому времени уже отдан. Я правильно рассуждаю, майор?

Кабаков с первого взгляда мог узнать профессионала, умеющего повернуть допрос в нужную сторону. Сейчас Корли выступал на его стороне.

— Совершенно правильно, — подтвердил он.

— Они могут готовиться к операции в другой стране и перевезти сюда материалы в последний момент, — сказал Корли. — Почему вы полагаете, что женщина работает именно здесь?

— Квартира Наджира была у нас под колпаком довольно долго, — пояснил Кабаков. — Женщина не появлялась в Бейруте ни до, ни после рейда. Пленка была передана на анализ двум лингвистам — экспертам МОССАДа, и оба независимо друг от друга пришли к одному заключению: она изучала английский язык с детства и учитель у нее был англичанин, но в последние год-два ее английский очень сильно американизировался. В квартире нашли одежду американского производства.

— Она могла быть просто связной, явившейся к Наджиру за последними инструкциями, — предположил Фаулер. — А инструкции могли быть переданы куда угодно.

— Если бы она была лишь связной, она в жизни своей не увидела бы Наджира в лицо, — возразил Кабаков. — «Черный сентябрь» разделен на ячейки, как осиное гнездо. Большинство их сотрудников знают не более одного-двух других членов организации.

— Почему же вы и женщину не убили, майор? — спросил Фаулер. Задавая этот вопрос, он не взглянул на Кабакова, и хорошо сделал.

Впервые в разговор вмешался посол:

— Но, мистер Фаулер, причин убивать эту женщину в тот момент не было. Вряд ли можно упрекнуть его за то, что он этого не сделал.

Кабаков на мгновение прикрыл глаза. Эти американцы не осознают опасности. Не слышат предостережений. Мысленным взором он уже видел, как арабская бронетехника с грохотом ползет по склонам Синая, врывается в еврейские города… Танки гонят перед собой толпы беззащитных людей… И все из-за того, что американцев до смерти напугали. Из-за того, что он тогда пощадил эту женщину. Сотни его прежних побед — прах, ничто перед этим провалом. То, что он никак не мог знать, какую важную роль играет эта женщина, нисколько не оправдывало его в собственных глазах. Миссия в Бейрут… Он не довел дело до конца.

Кабаков, не отводя глаз, смотрел прямо в тяжелое лицо Фаулера.

— У вас есть досье на Хафеза Наджира?

— Он проходит в наших файлах по «Аль-Фатаху» как один из руководителей.

— К моей докладной приложено полное досье на Наджира. Ознакомьтесь с фотографиями, мистер Фаулер. На снимках — результаты нескольких подготовленных им акций.

— Я видел достаточно таких материалов.

— Таких вы еще не видели. — Израильский разведчик повысил голос.

— Хафез Наджир мертв, майор Кабаков.

— Туда ему и дорога, Фаулер. Если эта женщина не будет обнаружена, «Черный сентябрь» заставит вас кровью умыться.

Фаулер взглянул на посла, как бы ожидая, что тот вмешается, но взгляд небольших мудрых глаз Иоахима Телла был жестким. Посол разделял точку зрения Кабакова.

Когда Кабаков заговорил снова, голос его был нарочито спокойным:

— Вам придется поверить мне, мистер Фаулер.

— Вы узнали бы ее снова, майор?

— Да.

— Если она работала здесь, зачем ей было ехать в Бейрут?

— Ей нужно было что-то такое, чего она не могла получить на месте. Что-то такое, что мог обеспечить только сам Наджир. Чтобы получить это от него, она должна была лично что-то такое подтвердить.

Кабаков прекрасно понимал, что все это звучит расплывчато, ему и самому противно было себя слышать. Кроме того, он был недоволен тем, что три раза подряд употребил слова «что-то такое».

Фаулер раскрыл было рот, но Корли опередил его:

— Вряд ли речь шла об оружии.

— Да уж, сюда оружие везти — нелепее и быть не может, — мрачно заметил Фаулер.

— Речь могла идти либо о каком-то оборудовании, о связи с другой ячейкой, либо, возможно, с более высоким лицом в организации, — продолжал Корли. — Очень сомнительно все же, чтобы речь шла о получении доступа к более высокому лицу. Насколько я знаю, разведка АРЕ тут мало чего стоит.

— Да, — сказал посол. — Уборщик посольства продает их агентам содержимое моих мусорных корзин и покупает то же самое у их уборщика. От нас к ним идут рекламные проспекты и фиктивная переписка, от них к нам — запросы от кредиторов и проспекты специфических резиновых изделий.

Совещание продолжалось еще минут тридцать, потом американцы стали прощаться.

— Я попытаюсь утром включить этот вопрос в повестку завтрашнего совещания в Лэнгли, [15] — пообещал Корли.

— Если нужно, я мог бы…

— Вашей докладной и пленки совершенно достаточно, майор, — прервал его Фаулер.

Был четвертый час утра, когда американцы вышли из посольства.

— Ой-вей, арабы идут! — произнес Фаулер, когда они шли к машинам.

— А если всерьез?

— А если всерьез, я тебе не завидую: вряд ли Голубоглазка Беннет будет так уж доволен, что ты отнимаешь у него время на эту ерунду, — ответил Фаулер. — Если к нам сюда и явились эти ненормальные, агентство все равно ими заниматься не будет. Ты же знаешь, старина, нам запрещено играть в эти игры на территории Соединенных Штатов. — ЦРУ все еще отмывалось после Уотергейта. — Если отдел ближневосточных проблем что-нибудь такое разыщет, мы вам сразу же сообщим.

— А с чего это ты так завелся там, в посольстве?

— Да мне это все до смерти надоело, — ответил Фаулер. — Мы ведь сотрудничали с израильтянами в Риме, в Лондоне, в Париже, а как-то даже в Токио. Нащупаешь какого-нибудь араба, дашь им наводку, и что дальше? Думаешь, они попробуют его перевербовать? Ничего подобного. Установить за ним слежку? Обязательно. Но только для того, чтобы выяснить его связи. И тут — бабах! И нет больше этих арабов, а мы оказываемся в положении пса, ухватившего зубами собственный хвост.

— Не надо им было Кабакова посылать, — сказал Корли.

— Ну как же — не надо! Ты обратил внимание, что сегодня не было Вейсмана — их военного атташе? Мы же с тобой оба знаем, что он занимается разведкой. Но он сейчас пробивает сделку с «фантомами», а Израиль не хочет показать в открытую, что эти два дела связаны между собой.

— Ты будешь завтра на совещании в Лэнгли?

— Еще бы! А с Кабаковым — смотри в оба, не то сядешь в хорошую лужу.

Каждый четверг по утрам сотрудники американских спецслужб собираются на совещание в экранированном свинцом зале без окон, в самой глубине здания штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, в штате Виргиния. Здесь представлены ЦРУ, ФБР, Управление национальной безопасности, Секретная служба президента, Национальное бюро военной разведки и советники по военной разведке при Объединенном комитете начальников штабов. Эксперты вызываются по мере надобности. В соответствии с повесткой дня вызывают примерно четырнадцать экспертов. Вопросов для обсуждения много, регламент строго ограничен.

Корли говорил десять минут, Фаулер — пять, а представитель Следственного отдела службы иммиграции и натурализации — и того меньше.

Кабаков уже ждал в крохотном кабинете Корли в штаб-квартире ФБР, когда тот вернулся из Лэнгли.

— Мне поручили поблагодарить вас за то, что вы приехали, сказал Корли. — Госдепартамент намерен выразить благодарность вашему послу. Наш посол в Тель-Авиве намерен выразить благодарность господину Игалу Аллону.

— Спасибо, спасибо. Теперь скажите, что вы собираетесь предпринять?

— Да ничего особенного, — ответил Корли, раскуривая трубку. — Фаулер притащил кучу пленок с записями передач «Радио-Бейрут» и «Радио-Каир». Он заявил, что все они полны угроз, которые, однако, до сих пор так ни к чему и не привели. ЦРУ сейчас сличает голос на вашей пленке с остальными.