Правила охоты

— В-в-воздуха… — слабо прошептал он. — Мой сын… посмотрите…

— Все будет в порядке, — отозвался Хэнниген, закрывая рот Фицдуэйна дыхательной маской, соединенной с баллоном сжатого кислорода. Расход кислорода должен был составить 10 — 12 литров в минуту, так что баллона хватило бы только минут на пятнадцать или даже меньше. Время оставалось их главным противником.

Ньюмен все еще был занят, поддерживая голову Фицдуэйна. Хэнниген надел затылочный и шейный воротнички, и Ньюмен закрепил дыхательную маску. Теперь, когда Фицдуэйн ни при каких условиях не смог бы повредить себе шейные позвонки, двое рейнджеров могли сосредоточиться на кровообращении.

Прошла еще одна минута.

— Я зажму, — предложил Ньюмен, имея в виду то, что он попытается перекрыть кровотечение, пока Хэнниген будет устанавливать капельницу. Пока кровь продолжала уходить из тела, не было даже смысла пытаться начинать внутривенные вливания. Тем не менее, Фицдуэйн отчаянно нуждался в дополнительном количестве жидкости. Он потерял уже примерно половину из своих пяти с половиной или шести литров крови, продолжая при этом оставаться в состоянии болевого шока.

Мозг его по-прежнему не получал достаточного количества кислорода. Фицдуэйн был очень слаб, сознание его затуманилось, а сердце отчаянно колотилось. Глаза казались остекленевшими. Организм его прекращал работу, и Фицдуэйн терял последние силы.

Ньюмен решил, что рана в груди может подождать. Бедренное кровотечение не остановилось, несмотря на старания Хэннигена, и по-прежнему представляло собой главную опасность.

Можно было наложить на бедро турникет, полностью перекрыв ток крови, однако это привело бы к возникновению новых серьезных проблем, вплоть до омертвения тканей и гангрены. Ньюмен предпочел пережать артерию вручную, наложив на ногу индивидуальный пакет чуть выше раны.

Кровь уже просочилась сквозь бинт, наложенный Хэннигеном, но теперь комбинация двух повязок и сдавливание артерии сдерживали кровотечение. Кровь начинала свертываться, закупоривая артерию, и в то же время циркуляция крови в периферийных сосудах не прекращалась. Ньюмен знал, что ему придется пережимать артерию минут пять, может быть, дольше.

Однако теперь в бочке была затычка.

— Можешь наполнять, — кивнул Ньюмен.

Хэнниген вонзил полые иглы в латеральные вены каждой руки, расположенные на запястьях чуть выше больших пальцев. Это место было известно так же как “больничная вена”, ибо благодаря сравнительно легкому доступу именно на нее падал выбор молодых и неопытных врачей. В данном случае попасть в вену было отнюдь не просто, так как из-за малого количество крови стенки сосудов опали.

Затем он присоединил тонкую полупрозрачную трубку к пластиковой “наволочке” с внутривенным вливанием и дал жидкости стечь, чтобы избежать пузырей воздуха.

Физиологический раствор предназначался в первую очередь для того, чтобы разбавить им остающуюся кровь, которая благодаря этому могла свободно циркулировать по кровеносной системе, снабжая важнейшие органы достаточным количеством кислорода. Особенно чувствительным к недостатку кислорода был мозг — уже через три минуты некоторые его участки начинали необратимо разрушаться. Даже если раненый оставался в живых, он становился идиотом.

Установка внутривенных капельниц заняла меньше четырех минут для каждой руки.

Кровяное давление в сосудах Фицдуэйна поднялось с шестидесяти до семидесяти миллиметров, но оставалось по-прежнему критическим. Нормальным было давление сто двадцать миллиметров.

Ньюмен продолжал зажимать бедренную артерию.

Хэнниген, следя за тем, чтобы трубка Гюйделя не выскользнула изо рта Фицдуэйна, наложил марлевые подушки на входное и выходное отверстия, прикрепив их полосками пластыря с трех сторон и оставив четвертую свободной, чтобы из ран мог выходить воздух. Полностью закрывать раны было нельзя, так как вдыхаемый воздух мог снова начать скапливаться в грудной полости.

Ньюмен посмотрел на часы. Они трудились над Фицдуэйном уже почти одиннадцать минут, и сделали все, что было в их силах, поддерживая в нем жизнь. И все же он оставался в критическом состоянии, смерть была рядом с ним.

Хэнниген быстро проверил пульс, взявшись пальцами за яремную вену на шее Фицдуэйна. Его интересовало наполнение, а не частота. Пульс был слабый, но слишком быстрый — еще одно подтверждение тому, что раненый потерял слишком много крови. Искать периферический пульс на запястьях или на ногах при таком низком кровяном давлении было бессмысленно. Сердце пыталось возместить недостаток крови частотой сокращений.

Хэнниген начал понемногу вводить морфий: по два миллиграмма за один прием внутривенно. Фицдуэйн, несомненно, страдал от сильной боли, однако в больших количествах морфий угнетал дыхательный рефлекс.

Тем временем Ньюмен прибинтовывал раненую ногу Фицдуэйна к здоровой, чтобы обездвижить ее и наложить шину.

Затем Фицдуэйна положили на носилки-сачок, причем его не пришлось даже поднимать. Вместо этого изогнутые алюминиевые полосы подсунули под его тело, соединили на уровне ног и головы, и под его головой, грудью, тазом и ногами оказались надежные ремни.

Старший сержант Лонсдэйл с винтовкой наготове, грозный как современный ангел мести, внимательно оглядывал окрестности, пока трое рейнджеров делали все, что могли.

Когда все было закончено, он поднялся и вернулся на несколько шагов назад, к командирской машине. Полковник поднял голову от консоли и посмотрел на сержанта. Выражение лица его было непроницаемым. Лонсдэйлу на мгновение показалось, что Килмара хочет что-то сказать, но тот промолчал.

Связист-оператор, приютившийся в кормовой части “Канонира”, выставил наружу миниатюрную тарелку спутниковой антенны. Пользуясь небольшой передышкой, когда ему не нужно было священнодействовать над своим аппаратом, он поднял голову и сказал, качая головой:

— Не очень хорошо получилось.

Лонсдэйл не ответил. Он знал, что сегодня стрелял лучше, чем когда-либо, однако все же не слишком хорошо. Интересно, мог ли он действовать хоть немного быстрее?

Корректировщик, засевший на вершине холма, имел более широкое поле зрения и был не так сосредоточен на одной точке.

Сначала его встревожил неизвестный автомобиль, который на высокой скорости мчался к замку, но он не стал предупреждать оставшихся внизу снайпера и его обеспечивающего. Во-первых, они были слишком близко к достижению своей цели, а во-вторых, машина эта, казалось, не представляла собой особой угрозы. Кроме скорости, в ней не было ничего необычного, что он мог бы рассмотреть с такого расстояния. Единственное, что он никак не мог взять в толк, откуда она взялась.

Неожиданно машина повернула в их сторону.

Их предупредили, что на острове может быть “лендровер” и, возможно, пара других автомобилей. Однако вблизи эта штука оказалась непохожа ни на что из того, что корректировщик когда-либо видел. Он решил было, что это какая-то сельскохозяйственная машина на гусеничном ходу.

Потом он поднес к глазам бинокль. Неопознанная машина приближалась, и сердце его начало биться, все ускоряя свой ритм по мере того, как чувство, близкое к панике, овладевало всем его существом. Корректировщик рассмотрел пулемет на станке рядом с одним из пассажиров и понял, что видит перед собой машину, созданную с единственной целью — убивать.

В небе вспыхнули две красные ракеты.

Корректировщик посмотрел вверх, потом вниз, и глазам его открылось ужасное зрелище. Он почувствовал неожиданно сильный страх, с которым уже не мог справиться.

Он побежал. Он хорошо обдумал свой маршрут отступления и теперь воспользовался небольшой выемкой в земле между двумя холмами, в которой его невозможно было заметить. Кроме рельефа, его скрывали каменистые распадки и заросли вереска. Он бежал и бежал, чувствуя, как каждая клеточка его тела твердит ему, что таинственная сила, прикончившая двух его друзей, теперь разыскивает его самого.

Время от времени корректировщик останавливался, проверяя, не гонятся ли за ним. По мере того как уверенность его возрастала, остановки становились все более продолжительными. Вскоре он понял, что никто его не видит, и немного успокоился. Через несколько минут он оказался в лощине между холмами, где они оставили вертолет.