Милый Каин

— Не хочу его ни видеть, ни слышать. Стоит только подумать!..

Кораль просто передернуло от отвращения. Хулио Омедас продолжал молча смотреть на нее. Она заставила себя выпрямиться и высоко поднять голову. При этом женщина по-прежнему не понимала, как могло получиться, что она прожила столько лет рядом с таким чудовищем, ни о чем не догадываясь. От одной этой мысли ей становилось плохо.

Хулио не знал, как поступить, подсесть к Кораль поближе, положить ей руку на плечо и нежно прижать к себе или же просто поцеловать ее прямо в губы. Ему очень хотелось быть еще ближе к ней. Он мечтал сдуть ей прядь волос со лба, убрать ее волосы за ухо, погладить Кораль по щеке, поцеловать в глаза, осушить губами слезы.

Все же Омедас предпочел остаться там, где сидел. Слишком острыми оказались переживания, чересчур много событий произошло за один день. Сейчас Хулио, истерзанный и измученный, наверное, не меньше, чем Кораль, боялся все испортить. Ему оставалось только прикрыть глаза и наслаждаться ощущением близости Кораль, возможностью ничего не предпринимать и самим процессом ожидания.

Как ни странно, спокойствие Хулио, пусть даже не совсем естественное, частично передалось и Кораль. Она воспринимала Омедаса как того самого единственного верного и надежного друга, который мог дать ей все и не требовать взамен ничего, внимательного и нежного, готового прийти на помощь в любую минуту. Он понимает тебя без слов, принимает такой, какая ты есть. В данный момент ей было нужно именно это.

Хулио прекрасно понимал ее, хотя мысленно продолжал задавать себе один и тот же вопрос: «Любит ли она меня? Если нет, то почему в самый трудный момент приехала именно ко мне и попросила помощи?»

В любом случае этот вечер был не самым подходящим для того, чтобы торопить события и требовать от судьбы невозможного. Омедас это прекрасно понимал.

— Постарайся отвлечься, — негромко произнес он. — Хватит мучить себя мыслями и переживаниями. Давай обсудим все завтра.

Кораль дотянулась до шахматного трофея, стоявшего на стеклянном столике. Этим пластмассовым конем, взвившимся на дыбы, Хулио гордился, пожалуй, больше, чем всеми другими наградами. Он получил его за победу на турнире в театре Эредия, в провинции Сантьяго-де-Куба. Эти соревнования проходили уже десять лет назад. Тогда в финальной серии из шести партий он сумел одолеть венгра Гарова, одного из величайших шахматистов современности. Победу ему принес один из вариантов гамбита Алехина.

Хулио начал пересказывать Кораль ход партии, которую, естественно, помнил наизусть. Он много раз перебирал ее в мыслях ход за ходом, в мельчайших подробностях. Это событие оказалось одним из самых примечательных в его жизни.

Кораль тем временем постепенно отключалась и погружалась в сон. Она уже опустила голову на грудь, не убирала со лба упавшие пряди волос. Ее приоткрытые губы лишь мерно вздрагивали при каждом вдохе и выдохе. Хулио жадно смотрел на них и страстно мечтал поцеловать.

— Так нет же, этот толстый венгр пришел в себя после моего лихого наступления и начал контратаку, бросив в прорыв ладью с королевского фланга. К тридцать восьмому ходу я уж подумал, что дело совсем плохо. Даже мой ферзь оказался не у дел. Противник зажал его своими фигурами. Он стоял как украшение, совершенно никчемный и не опасный для венгра.

Кораль дышала размеренно, как это делают только во сне. Ее грудь чуть заметно приподнималась и снова опускалась. Омедас смотрел на нее. Он погрузился в сладкие воспоминания, в то же время боялся пропустить хоть одно мгновение из того, что происходило в его доме сейчас, прямо у него на глазах. Эта женщина невероятной красоты была здесь, рядом с ним.

— Он прекрасно понимал, насколько сложное у меня положение. В такой ситуации порой упираешься локтями в стол, смотришь на доску и чувствуешь, будто у тебя в голове один за другим щелкают предохранители. Мозг словно отказывается работать, а в качестве дежурной лампочки остается лишь одна мысль: «Сопротивление бесполезно, нужно сдаваться». Но в тот раз все вышло иначе. Я поверил своей интуиции и даже не понял, а скорее почувствовал, что успех зависит от моего слона на ферзевом фланге и двойного хода пешки на g4. Это было похоже на спасительное видение. Мне и самому неведомо, как оно на меня снизошло. Придумать такое я, само собой, не мог. Самое интересное заключается в том, что я действительно не ошибся. Из этих двух ходов родилась просто блестящая комбинация.

Он наклонился к Кораль, прикрыл ее пледом и выключил свет.

Говорить со своим адвокатом Кораль Арсе отказалась — в немалой степени по той причине, что он работал и на Карлоса. Хулио посоветовал ей обратиться к дежурному районному судье и подать заявление, в котором были бы изложены все основные обстоятельства случившегося и причины, по которым Кораль забрала детей из дома. С точки зрения Омедаса, такая вот бумага, поданная вовремя, оказалась бы лучшей страховкой на тот случай, если Карлос сам обратится в судебные органы и потребует разобраться, почему его жена, не подавая на развод, покинула семейное жилище и лишила его возможности общаться с детьми.

Поначалу Кораль была готова выполнить эту рекомендацию, но реально представила себе, как все это будет происходить, и засомневалась в необходимости такого шага. Вполне логично было предположить, что судья, ознакомившись с заявлением, выпишет ордер на обеспечение изоляции детей от отца и предыдущего места жительства до выяснения всех обстоятельств. Кроме того, в этом же постановлении обязательно будет присутствовать пункт, запрещающий Карлосу появляться в том месте, где временно находятся его супруга и дети. В таком случае ей непременно придется предоставить судебным органам адрес квартиры Хулио и объяснить, почему она оказалась именно в этом доме, а не в каком-либо другом.

Картина вырисовывалась довольно странная. Чтобы получить на руки судебное постановление, в котором был бы прописан запрет для Карлоса приближаться к ее временному жилищу, ей следовало оповестить как судебные органы, так и мужа о том, где она сейчас находится. С другой стороны, в этом постановлении у нее сейчас не было никакой нужды. Карлос и так не знал, где она находится. Даже если бы он догадался о том, что она переехала к Хулио, то адрес психолога все равно был ему неизвестен.

Кроме того, Кораль просто физически становилось плохо при мысли о том, какие вопросы будет задавать ей судья. Нет, сейчас она не была готова к таким беседам. Еще больше ее пугал тот факт, что какой-то посторонний врач будет осматривать Диану. Скорее всего, никаких следов насилия обнаружить не удастся. Девочка чувствовала себя хорошо, на ее теле не было ни синяков, ни ссадин, ни царапин. Кораль сама прекрасно это знала хотя бы потому, что внимательно осмотрела девочку, купая ее накануне.

«А еще судья наверняка потребует, чтобы с ребенком поговорил психолог, имеющий лицензию, позволяющую работать в судебных органах. Бедная Диана даже не поймет, о чем с ней будут говорить. Хорошо еще, если эти непонятные вопросы покажутся ей просто скучными. Тогда она не станет пытаться вникать в их суть. Если психолог окажется настойчивым да при этом бестактным, то он вполне сумеет заставить малышку задуматься о том, что она в силу возраста не воспринимала, не пыталась оценить логически. Нет уж, лучше пускай дочка остается в неведении относительно того, что с нею происходит, и чем дольше, тем лучше.

Все улики и обвинения, выдвинутые мною, будут расценены как косвенные и субъективные, — подумала Кораль. — Карлос, вызванный на допрос, естественно, будет все отрицать. Он никогда в жизни не признается, что совершал развратные действия в отношении приемной дочери, и все претензии, выдвинутые в его адрес, окажутся голословными».

Кораль имела некоторое представление о том, как работали лицензированные психологи, участвующие в подобных процессах. Они воспользуются отработанными методиками, сопоставят обвинения, изложенные в заявлении, с психологическим портретом Карлоса и попытаются обнаружить в его поведении какие-нибудь объективно выраженные патологические изменения.